— Однако так будет, — подтверждает Мишее.
Франтишек Пражма поясняет:
— Но для этого нам нужно еще побить фашистов, Михал. Немецких и своих. И взять власть в свои руки.
— Как взяли власть в свои руки рабочие и крестьяне в России, — говорит Гагара.
Беседа продолжается.
А Зорич в это время напутствует в своем штабе разведчика Яна Колену, собирающегося в Братиславу.
— Прямо скажу, судруг Колена, задача не из легких, — говорит Зорич. — Надо во что бы то ни стало связаться с подпольными группами патриотов, которые, наверное, созданы коммунистами Братиславы по указанию Центрального Комитета партии. Для нашей разведывательной и диверсионной работы особенно важна помощь подпольных групп в порту, через который немцы получают по Дунаю нефть и боеприпасы для переброски на фронт…
Ян Колена, немолодой, с седыми висками, спокойный и уравновешенный, слушает Зорича, подперев голову рукой. У него тонкие и длинные пальцы, как у хорошего скрипача, и на безымянном пальце — старинной чеканки перстень. Но Колена не музыкант, он агент по продаже швейных машин. Колена слушает Зорича, и перед его глазами проходят события двух последних месяцев. Они многому научили Яна Колену — патриота и коммуниста.
С первых дней восстания Колена уезжает под видом служебной командировки в Банска-Бистрицу. Действовать! — вот к чему он стремится. И он немало делает для того, чтобы в отряд Зорича попали такие ребята, как шахтер Свидоник и лесоруб Алоиз Ковач. Многие его крестники с партизанскими лентами на словацких шапках воюют в горах против гитлеровцев, и Колена, человек скромный и сдержанный в чувствах, с тайным удовлетворением думает, что не бесплодны были эти два месяца жизни.
Что ж, задание партизанского велителя ему по вкусу. Кто еще другой так хорошо знает Братиславу, как агент фирмы по продаже швейных машин? И знакомства его обширны.
Речь заходит о способах связи. Колена называет явочную квартиру:
— У портного Холмовского на Вайсшнеевской.
— Пароль моего связного, — сообщает Зорич, — «Я вам принес поздравление от доктора Шатана». Отзыв: «Я с ним хорошо знаком». Запомните?
Колена несколько раз повторяет пароль.
— Ладно, запомню.
— Ну, ни пуха ни пера! — напутствует Зорич.
Они обмениваются крепким рукопожатием.
— Скоро пришлю Штефана Такача. Он мой связной.
— Я знаю его, смелый человек.
— Шифр вы хорошо усвоили? Не напутаете?
— Все в порядке.
— Ну, счастливого пути!
— И вам желаю успеха!..
Колену проводит до передовых дозоров Нестор.
— Спасибо за учение и дружбу, — благодарит словак. — Время покажет, что Колена умеет отдавать долги.
Он говорит о многих ночных часах, во время которых изучение специального кода часто сменялось душевной беседой о жизни в Советской стране, о будущем Чехословакии, о дружбе народов Советской страны с чехами и словаками. Нестор провожает Колену взглядом, пока тот не исчезает за поворотом дороги в лесу. Приведется ли Нестору встретиться с Коленой или нет? Кто знает, что ждет этого человека на его трудном пути?
Наступает вечер — тихий, с голубыми тенями, с серпиком луны на холодном небе. В каждом доме, где стоят партизаны, весело встречают большой праздник — 7 ноября.
Среди гостей командира отряда — капитан Гагара. У него мужественное лицо, несколько бледное, может быть от тяжелых переходов и бессонных ночей. Майор Зорич и капитан Гагара обмениваются речами. Они говорят о сердечной дружбе, связывающей их народы, и о том, что общими усилиями враг будет разбит.
После двух-трех дружеских тостов Франтишек Пражма предлагает что-нибудь спеть и затягивает песню о народном герое Яношике — задорную, с вызовом. Песню знает и капитан Гагара. Он немедленно подхватывает. Зорич слушает и от удовольствия качает головой. Таня Каширина, сидящая рядом, переводит.
Потом Гагара рассказывает легенду о Яношике — отважном защитнике бедноты. Легенда искрится поэзией, народным юмором, проникнута любовью к простым людям.
— Если бы жил сейчас наш Яношик, обязательно ушел бы в партизаны, — смеясь, заключает Гагара. И к Зоричу: — Теперь ваша очередь рассказывать.
— Я лучше сыграю, — отвечает Зорич и подмигивает Нестору.
Тот приносит хозяйскую гармонь. Майор растягивает мехи, пробуя лады.
— Ну, Таня, споем? — поворачивается он к девушке.
Таня заводит:
Раскинулось море широко,
И волны бушуют вдали…
Почему Таня выбрала эту песню, от которой больно и сладко сжимается сердце? Нестор смотрит, как майор перебирает тонкими длинными пальцами белые клавиши гармони, и подхватывает припев вместе со всеми, сидящими за крестьянским столом. Близкими и волнующе родными кажутся ему сейчас и Франтишек Пражма и капитан Гагара, смешно повторяющий за Таней слова русской песни. Нестору радостно сознавать, что у него такие замечательные друзья и что он встречает 7 ноября 1944 года за одним столом с ними.
Наступает новое утро. Майор Зорич и Гагара прощаются, как братья, и договариваются о совместных действиях и взаимопомощи. А три дня спустя отряд Зорича устраивает базу в Нитранских горах.
Хорошее местечко выбрали Волостнов и Агладзе, хотя и высоковато — 1 210 метров над уровнем моря. Да, высоковато. И эта чертова высота не всем по нутру. Например, тем, кто родился и прожил всю жизнь в степи. А друзьям словакам хоть бы что: родина! «Эх, родная сторона, степь донецкая! — думает Нестор. — Когда-то я вдохну всей грудью твоего воздуха! Знаю, помню, что он не так прозрачен и чист, как здесь, в этих горах, и все же тоскую по тебе, родная сторонушка, все же нет для меня милей донецкого края с запахом угля и металла, с низким, облачным небом осенью, с морозной метелью в феврале, с обжигающим солнцем в июле…»
На рассвете каждого дня Нестор с неутомимыми ходоками Алоизом и Михалом Свидоником уходит на разведку и пропадает в горах до ночи.
Здешние места напоминают Нестору предвоенную поездку на Кавказ, когда он с рюкзаком туриста за плечами прошел по древней военной дороге от Владикавказа до самого Тбилиси. Так же, как и в те невозвратимые дни, он прислушивается к говору шумливых речек, сердито и ловко пробирающихся среди каменных нагромождений и меж отвесных скал. Спускаясь по крутым горным тропинкам, юноша через каждые двести-триста метров как будто попадает в другой мир. Нестор продирается через заросли орешника, вспугивая певчих птиц, и выходит на солнечные поляны, где пасутся овечьи отары под наблюдением пастухов с длинными посохами в руках. А еще ниже начинаются небольшие плантации табака или огороды, виноградники и поля, с которых давно убраны пшеница и кукуруза.
Разведчики наносят обстановку на карты. Это очень важно. Вокруг много немецких гарнизонов. Один из них, довольно крупный, стоит километрах в двенадцати от базы, на реке Нитре. Противник прочно обосновался и на севере, в районе, богатом угольными шахтами. Весьма интересуют партизан железные и шоссейные дороги. Они проходят на запад от базы, и по ним немцы отправляют на фронт материалы, военное снаряжение и солдат.
В одну из ноябрьских ночей на горную тропу в сторону шахтерского городка выходят шесть человек. Идут они будто налегке. Двое парней в простой домотканой одежде перекинули по-крестьянски через плечо немудреные посошки с привешенными к ним узелками.
— По донесениям разведки, — напутствовал Зорич боевую шестерку, — шахты ежедневно отгружают в Германию до шестидесяти вагонов угля. Надо взорвать электростанцию, которая дает шахтам ток. — И командир отряда ознакомил партизан с планом предстоящей операции.
— Вам ясно задание?
— Ясно, товарищ майор, — ответил за всех капитан Агладзе, возглавлявший группу. — Будет исполнено.
Задолго до рассвета партизаны приближаются к городку и шахтам.
Идущий впереди Михал Свидоник говорит своим попутчикам — Нестору и Сукасьяну:
— Верите ли, друзья, мое сердце колотится так, будто я возвращаюсь к матери.
Нестор сочувственно вздыхает:
— Мила та сторона, где пупок резан. Что верно, то верно.
Михал Свидоник по тону ответа понимает, что русский друг сочувствует ему.
— Вот уж не думал, — продолжает Свидоник, — что буду взрывать шахты, на которых работали и дед и прадед. Род наш шахтерский…
— А шахты, видно, захватил Геринг? — спрашивает Сукасьян.
— Немцы давно прибрали к своим рукам и шахты, и рудники, и заводы, — поясняет Свидоник. — Край наш богатый, и «лесные кузнецы» известны были еще триста лет назад. Они варили железо на древесном угле. И испокон века зарились на наши богатства то немцы, то австрийцы, то мадьяры… Одни захватывали леса, другие — виноградники, третьи — уголь и серебро. Да, у нас, брат, и серебро водится и золото… — с гордостью говорит Свидоник.
