вытянулся и пришлепнул друг к дружке разбитые пятки шлепанцев, Ходаков все понял, улыбнулся вольно, раскрепощенно, так, что улыбка была видна со спины, – фирменная улыбка была у капитана, ничего не скажешь, позавидовать можно.
Собственно, Боганцов и завидовал капитану, он так улыбаться не умел, чему-чему, а этому делу надо обучаться специально. Афганистан же учит вещам совершенно иным.
– Но это еще не все, – сказал Ходаков и, гася улыбку на лице, признался: – Люблю приносить людям хорошие новости… Еще генерал Калашников распорядился передать вам зеленый автомат с именной табличкой конструктора. Вы знаете, что такое зеленый автомат?
– Конечно.
– А я не очень.
– Это небольшая серия автоматов, которые выдают только пограничникам… Оружие с пограничным оформлением.
– А я и не знал, – укоризненным тоном (он укорял самого себя) произнес капитан и виновато развел руки в стороны. – Век живи – век учись… И все равно неучем помрешь. Увы!
Ну, это капитан напрасно наговаривал на себя, он – очень даже современный, грамотный офицер, и человек грамотный – знал, нужно ли солдату в походе иметь при себе пару головок чеснока, можно ли, положив пушку набок, по кривой траектории стрелять за угол дома, в каких краях зима бывает зеленой и еще несколько сотен разных иных премудростей, совершенно неведомых другим людям.
Другим неведомо, а Ходакову ведомо. Он вообще относился к категории командиров, которые от бойцов не прячут личную посылку с вкусностями, присланную мамой из дома, и солдата, чтобы прощупать минное поле, не посылают впереди себя – пойдут прежде сами.
– Что вы, что вы, товарищ капитан… – смущенно пробормотал Боганцов.
– В общем, пляшите, Игорь Игоревич, – не сбавляя вежливого великосветского, очень обходительного тона, произнес Ходаков, – это праздник не только для вас – для всего отделения.
Хорошие новости прибавляют здоровья, это закон, хоть и не мог Боганцов еще плясать – не зарубцевались афганские метки, – а пару раз мягко притопнул матерчатыми шлепанцами, потом добавил еще пару притопов: весть была действительно хорошая… Про тех, кому генерал Калашников отписывал зеленые автоматы, обязательно писали газеты, так что, возможно, напишут и о старшем сержанте Боганцове.
Добрый день выдался однако, несмотря на скоростной полет рваных темных облаков над землей и холодную морось, заполнившую пространство, от которой ныли раны и немели кончики пальцев.
Только ведь зеленые автоматы были созданы специально для погранцов и отдадут ли именное оружие генерала ему, поскольку он вроде бы уже проходит по другому ведомству – Министерству обороны?
Впрочем, если повезет – отдадут, такие случаи уже были, Боганцов о них знал и теперь рассчитывал, что ему повезет так же, как и другим.
Вечером пришло письмо из «ограниченного контингента», как часто называли сороковую армию, от Чутура, – Игорь сообщал о новостях батальонных, о «тиши и благодати», которые наступили после их операции по уничтожению каравана: батальон больше в боях не был… Так что и новостей особых не было, только «старости». А «старости» – это старости, они могут жить годы.
Вообще-то все было понятно: наступила пора, когда «ограниченный контингент» научился воевать в непривычных условиях, в горах, в долинах, имеющих подземные сообщения – колодцы, соединенные друг с другом ходами на глубине, иногда очень приличной, – в кишлаках, похожих на крепости… А когда пришел опыт, то и потерь стало меньше, – к слову, много меньше стало и «войн» – стычек, погонь, боев стало меньше.
В Джелалабаде, куда перевели батальон, было так жарко, что подошвы кроссовок (да и «берцев» тоже), горели с дымом и искрами в раскаленной пыли… Хотя дышалось легко: сказывалась близость гор, вершины были хотя и не очень высокие, но на климат местный все-таки влияли…
«Тебе передают привет все наши, даже те, кто прибыли с последним пополнением и Игоря Боганцова еще не видели, а только о нем слышали, но это ничего не значит, молва – штука могучая, так что принимай целую корзину приветов. Найди ей в госпитале достойное место, ладно?
Но приветы еще не все. Недавно к нам в модуль заходил командир батальона Ситников, интересовался, чего слышно о твое выздоровлении? Сказал, что тебя наградили Красной Звездой и он хотел бы вручить орден в расположении нашей части. Так что, тезка, держи краба, наш взвод поздравляет тебя и обнимает, целиком…»
Хорошие новости всегда добавляют тепла внутри, даже дыхание делается другим, так и у Боганцова, к лицу у него приклеилась широкая улыбка… Как у капитана Ходакова.
Народ в палате засуетился – люди тут лежали опытные, даже ушлые, они без всякой натуги поняли, что свершилось нечто такое, чего положено обязательно обрызгать медицинским спиртом. И желательно – два раза… А еще лучше – три.
– Что повесили на грудь? – поинтересовались у Боганцова в палате и на всякий случай выстроились в очередь, чтобы пожать ему руку. – С чем поздравлять-то? С орденом? С медалью? А?
– С теплым письмом из родной части, – не моргнув глазом, ответил сержант. – А это – самая высокая награда: все живы, здоровы и мне того же желают.
– Эт-то верно, – согласилась с ним палата, хотя лица у соседей сделались разочарованными. – А насчет обмыва что? Ничего не будет?
– Почему же? Хорошее письмо тоже можно обмыть. Не только можно, но и нужно.
Наступила пора выписки. Боганцову из каптерки лечебной части принесли форму-песчанку из бэу – бывших в употреблении: брюки с высокими шлейками для ремня, куртку с карманами не только на груди, но и на рукавах; куртку, как рубаху можно было заправлять в штаны, а можно и носить навыпуск, как бойцу было удобно, так он и носил, уставных ограничений не было.
Цвет у песчанки был выгоревший донельзя, почти как у канцелярской бумаги, которая и белой не была, и тона не имела никакого – ни охристого, ни желтоватого, так ткань выцвела на жестком афганском солнце…
Народа в госпитале было немного, хотя здесь собрали больных со всего Союза, из всех частей, были и афганцы такой же комплекции, как и Боганцов, форму одного из них и принесли сержанту, он издали, даже не трогая песчанку пальцами, определил, что одежда эта – не его. Чужая, другого бойца…
А правило в Афганистане было одно: если хочешь, чтобы по возвращении в родную часть не посыпались какие-нибудь ненужные приключения, возвращайся в батальон в своем костюме, не в чужом.
Пришлось обращаться к улыбчивому капитану Ходакову, кроме него, никто не мог, наверное, помочь. Если только генерал, начальник госпиталя, но до него добираться очень высоко.
– Для героя-афганца наши костюмеры обязаны расстараться, – сказал капитан и пообещал: – Они обязательно расстараются.
На следующий
