Вместе с другими десантниками я спустился в лощину. Она была завалена ветвистыми деревьями, срубленным кустарником. Для лыжника, к тому же обессиленного, такое препятствие почти неодолимо. Карабкались. Перекатывались. Бежали без лыж. Скорее из этой засеки!.. Немцы были отвлечены на время разведывательными группами Малеева и Куклина. Рядом со мною очутился А.И. Сергеев. Вместе пробивались на ту сторону…»
«Днем наша группа, человек сто пятьдесят лыжников, приблизилась к немецким траншеям и блиндажам, – сообщает из села Сепыч Пермской области Иван Габов. – Лежали, как сурки, затаившись. Слышно было, как говорили немцы, как они пилили, как падали деревья. Так до темноты. Старшим у нас был младший лейтенант В.П. Журавлев. В ночном мраке позвали к нему. А туман – глаз коли!
– Будем прорываться, ребята! Разведчики установили, где идти. На опушке траншея немцев, там только дежурные. Потом тракт. За ним высоковольтная линия. Возможно, охраняется. Там просека. И речка. За ней – наши. Речка – нейтралка…
Так и пошли. Без шума. Без «ура». Неслись как на крыльях. Траншеи перемахнули, смяв дежурных караульщиков без выстрела. И тракт пересекли удачно – молодцы разведчики, вывели на расчищенный промежуток дороги. Очухались гитлеровцы, ракеты пустили. Команда: «Ложись! Падай!» Да где там, разве кого положишь – свои рядом. Только вперед. Слева ударил пулемет. Нырнули под обрыв речки и – мертвая зона. Хватаем раскрытыми глотками воздух. Трем глаза – залило потом. Шевелим ногами: целы ли лыжи?!
Начался обстрел минами. Одна жахнула рядом со мной… Очнулся – темно. Поднял голову – в глазах красно-белое кино. Пополз – голова вновь в снегу. А жить так хочется, царапаю голыми пальцами застывший ночью снег, вперед и вперед… Может, сто метров, может, двести пропахал носом – туман багровый в глазах. На рассвете меня подобрали разведчики артиллерийского дивизиона, принесли в землянку. Как потом я узнал, к своим вышло нас с Виктором Журавлевым двадцать восемь человек. Попали на позиции 86-й стрелковой бригады».
«Осторожно скользя по снегу, парашютисты подошли к глубокой траншее, – рассказывает Алексей Прокофьевич Александров, гвардии полковник в отставке. – По ней между двумя населенными пунктами патрулировали фашисты. Сняли часовых без выстрелов. И до того берега добежали без потерь. Обрывы крутые, подниматься трудно. Утомленные бессонной ночью, истощенные голодовкой лыжники упорно взбирались наверх, там снова на лыжи. Слышу стон: «Помоги-ите!» То был начальник особого отдела бригады Б.И. Гриншпун. Я опустился, подал ему лыжную палку и помог преодолеть крутизну. Внизу оставался Степан Иванович Козлов, мой товарищ по политотделу. Пришлось еще раз спускаться на лед».
«Бойцы моей роты дружно шли на прорыв, сломали сопротивление фашиста в траншее, перебежали дорогу и речку. Подсаживая друг друга, одолевали обрывистый берег. Впереди меня под прямым углом старался взойти по сыпучему снегу десантник в маскхалате. Я узнал комбрига Тарасова. В тылу немцев встречался с ним. Мужественное лицо. Небольшая бородка. Очень резкий в суждениях. Требовательный к себе и подчиненным. Прямой – спуска не давал никому!.. – вспоминает Н.А. Воробьев, бывший парашютист МВДБ-1. – А тут, на речке Поле, я поднимался левее комбрига. С одной палкой. Правая раненая рука была прибинтована к туловищу. Мне удалось взобраться наверх. Кричу комбригу: «Тарасов, за мной!» – и указываю палкой пологий подъем. Внизу, на льду, стояло человек десять десантников – под правым берегом была мертвая зона. Они махали палками, звали: «Тарасов, спускайся вниз!» И комбриг, уже одолев половину подъема, скатился на лыжах, по-моему, к штабным работникам. Туда же стекались и отставшие десантники».
«Последний бой, он трудный самый!» – поется сегодня в песне. Строчки эти вспоминаются, когда знакомишься с материалами, освещающими последние дни группы десантников в Демянском котле. На прорыв шли сперва двумя колоннами. Но внутри них в ходе поиска и боя за дорогу, при взятии немецких окопов образовывались группы и группки, сводные отряды и отрядики, которые имели свою судьбу. Одна из множества описана Михаилом Ипполитовичем Селивановым из села Малые Колесники Пермской области:
«К линии фронта подходили ночью. Десантники действовали в темноте, в тумане. Комендантский взвод замыкал одну колонну, где было управление бригады. Немцы понимали, куда мы идем, и ночью стало светло, как днем. Над местностью повисли «фонари», усилилась стрельба трассирующими снарядами и пулями. Приходилось ползти, лежа на лыжах, отталкиваясь руками, не зевать, если попадал в вилку минометных разрывов. За дни рейда по немецким тылам мы научились понимать войну: заранее угадывали по звуку, где разорвется мина или снаряд, знали, глядя на заход в пикирование самолета, на что он нацелен. Солдатская наука. Оплошаешь на экзамене – не двойку схватишь, в землю сырую пойдешь.
В бою возле переднего края несколько лыжников, с ними и я, грешный, отбились от основной группы – темнота, яркий свет, опять темнота, пальба вокруг, а на лыжах здорово не разбежишься. Да что оправдываться!.. Редкая опушка бора, впереди – низина, поросшая кустами. В рассветном мраке тумана проглядывалась пойма речки Полы. Звуки боя вроде отодвинулись, долетали до нас эхом. А потом стихли. От командира мы знали: за речкой – советская передовая линия. Немецкие траншеи перед нами были засыпаны снегом, будто необитаемые.
– Вперед, ребята! – говорю своим товарищам.
Думалось, вот метров сто – и мы у своих. Выскочили из лесу, перепрыгнули ход сообщения. А слева торопятся какие-то люди в белых балахонах. Ослепленные удачей, мы решили: свои! Вблизи же оказалось – немцы! Швырнули гранаты и упали в траншею. Сыпанули осколки. Секунды были для размышления. Если бежать к нашей линии окопов – там ровное место, а уже светло, – ухлопают за милую душу всех. А до леса считаные шаги. Искушение! Решаем: обратно!.. По нас чесанули из крупнокалиберного пулемета. Мы – ноги в руки. Напали на старую лыжню и по ней шпарили километра два.
Опомнились на какой-то вырубке. Нас окликнули по-русски. На пне сидел майор Решетняк из штаба Северо-Западного фронта. Окружили его: что да как?.. Он был ранен в плечо и ногу. Быстро перевязали, за время рейда не раз приходилось быть и санитаром, и врачом, и медбратом.
Майор определил по карте, где мы находимся.
– Выбираться будем мелкими группами.
До сих пор не уверен, прав ли был майор. Может быть, осмелиться да всем прорываться бы к своим? А так разошлись по три-четыре человека, получился не кулак, а растопыренные пальцы – почти все группы попали в лапы фашистам. И сегодня сожалею, вспоминая момент, когда мы были в локте от советской передовой. Еще бы рывок, одно усилие… А так три года плена, потеря лучших товарищей в неволе… После войны от кого-то слышал: Решетняка на плотике ребята переправили на свой берег через Полу, сдали в госпиталь».
…Один фланг прорыва держали десантники сводного отряда, где был и Леонид Морозов. По его рассказам, немцы наседали зло, понимая, что упускают давно желанную добычу. И все же не могли смять советских парашютистов.
Другой фланг прикрывали бойцы во главе с комиссаром 4-го отдельного батальона М.С. Куклиным. Ему помогал Иван Пепеляев, который отыскал-таки часть свою после ухода от Степаняна. Бились до последней гранаты. Пускали в ход ножи и штыки. Пули расходовали расчетливо, по верной цели.
А в районе Дубецкого Бора, Волбовичей, Порогов, Голикова все шли и шли изможденные голодом, измотанные боями и переходами советские десантники. Некоторые падали не от пуль и осколков врага, от утомления и истощения, засыпали на снегу. Их тормошили, поднимали, им помогали идти более сильные товарищи. По следам наших парашютистов спешили свежие немецкие подразделения. Они навалились на слабые заслоны группы десантников. Бойцы 4-го отдельного батальона изнемогали в неравной борьбе.
В донесении из Южной группы войск бывшей 34-й армии сообщалось о том, что разведчики и лыжники 86-й стрелковой бригады и 258-го лыжного батальона в ночь на 8 апреля 1942 года завязали бои с врагом для оказания помощи выходившим из тыла немцев парашютистам МВДБ-1 и 204-й ВДБ. Именно гром той стычки ободрял десантников, когда они форсировали Полу, покидали Демянский котел.
4-й отдельный батальон, вернее, его остатки сдерживали напор фашистов. Михаил Сергеевич Куклин едва стоял на лыжах: раны ослабили его донельзя. Только усилием воли не сдавался комиссар. Он видел: за речку Полу уходят самые немощные, раненые, обмороженные. Самостоятельно им не отбиться от врага. Он ехал вдоль редкой цепочки лыжников, лежавших за деревьями в снегу. За ним – Иван Гречушников, единственный оставшийся на ногах командир роты, и старший сержант Н.А. Сошин.
«До сих пор живу потому, что комиссар заставил снять шлем и спрятать планшетку, – делился с товарищами Иван Александрович. – «Кукушки» выщелкивали командиров по этим приметам…»
