— …Своим ударом американцы бросили вызов русским…
«Ах, вот в чем дело… дальновидно», — сразу согласился с Гитлером Зейдлиц.
— …Я жду сообщения о схватке русских с американцами на Эльбе!.. Могу сказать вам, — продолжал Гитлер, — вчера вечером Черчилль направил секретную телеграмму Монтгомери: «Тщательно собирать германское оружие и хранить так, чтобы это оружие можно было снова раздать германским солдатам, с которыми мы, вероятно, будем сотрудничать, если русские продолжат наступление на запад».
Зейдлиц восхищен: «У фюрера отличная память. Эту телеграмму он лишь мельком просмотрел сегодня утром, она лежала в папке расшифрованных английских распоряжений, переданных по радио. И вот уже цитирует слово в слово».
— …Слышите? Черчилль изъявляет готовность сотрудничать с нами. Я верил, я знал, что так будет…
Послышались вздохи облегчения.
— …Я столкну войска Рокоссовского с англичанами, Конева — с американцами на Эльбе, а с остальными расправлюсь сам… Напрасно думают, что я покину Берлин. Этого никогда не случится. Я буду сражаться в Берлине до конца, до победы. Я приказал генералу Венку оставить Магдебург. Он движется сюда, в Берлин…
Сообщение это обрадовало Зейдлица. «Венк, Венк. Это резервная армия, фюрер давно готовил ее для завершения войны. Двенадцать свежих дивизий идут спасать Берлин. Значит, скоро, скоро будет пущено в ход тяжелое оружие фон Брауна».
Зейдлиц, уже не слушая, что говорит Гитлер дальше, вернулся к карте и стал разглядывать на ней район, сплошь исчерченный черным карандашом, — здесь самое большое скопление войск 1-го Белорусского фронта.
Глава третья
У СТЕН СТАРОГО БЕРЛИНА
1
В самый разгар боя за аэропорт Темпельгоф разведчик Николай Туров проник в Зеленый парк, прилегающий к аэродрому с северо-восточной стороны. За короткий срок среди бела дня Туров ухитрился обшарить и стадион, и пристрелочный полигон авиационного оружия, и двор разрушенной тюрьмы, и подвалы винных лавок.
В полдень он вернулся в полк на КП и немедленно доложил обо всем Корюкову.
— И еще, товарищ майор, — сказал Туров под конец, — есть у меня важный разговор. Лично замполита касается.
— Замполит во втором отряде, готовит людей к атаке.
— Знаю, потому и зашел сперва сюда. Посоветоваться надо.
— Говори.
— Там, за тюрьмой, в котловане, рядом с полигоном, я видел много русских женщин. Прачки. Руки у них все в язвах. Кожа на пальцах изъедена, ногтей почти нет. От эрзац-мыла это. Кричат, плачут. Как подошел к ним, жутко стало. Ноги целуют. Голодные, едва дышат. Кухню бы им туда подбросить. А?
— Кухню?.. Где это? — Корюков развернул перед Туровым карту.
— Вот, — Туров ткнул пальцем в центр Зеленого парка.
— Там же еще противник.
— Правильно, но он сейчас побежит оттуда. Ведь мы во фланг ему заходим.
— Пожалуй, так, — согласился Корюков. — Но при чем тут замполит? Кухню без него можно послать.
— Замполита касается особо.
— Почему?
— Женщина одна подошла ко мне и спрашивает: не знаешь ли, говорит, такого комиссара — Бориса Вербу? Знаю, говорю, а она… вот так посмотрела мне в глаза и вдруг как закричит: «Доченька, папу нашли!..»
— Где они сейчас?
— Пока там оставил. Опасно через огонь-то, погубить можно.
Вот-вот должны загреметь залпы «катюш», и полку снова подниматься — штурмовать гостиницу «Флюгхафен». Там засели отъявленные фашисты. Они вывели из строя один танк штурмового отряда, а Корюков дал слово командующему, что ни одного танка из тех, что включены в штурмовые отряды, не потеряет, и… потерял. Черт толкнул этот танк под окна углового дома! Теперь фаустники разнесут по всему Берлину, как можно бить штурмовые танки. Надо немедленно поправить дело. Второй штурмовой отряд должен перехватить пути отхода, и тогда ни один фаустник не уйдет. И тут такое известие…
Как-то еще на Одере Верба показывал Максиму Корюкову фотокарточку жены и дочери. Жена Вербы — молодая красивая женщина — смотрела на Корюкова с фотографии большими улыбающимися глазами. Рядом с ней — девочка лет восьми, полненькая, круглолицая…
— Сказать замполиту об этом или обождать? — опросил Туров.
Корюков, подумав, подозвал к себе ординарца:
— Вот что, Миша, ступай с Туровым во второй отряд, найди там Бориса Петровича и скажи: командир полка приказывает ему находиться с разведчиком Туровым у правого соседа…
Миша знал, что сейчас начнется штурм. Оставлять командира полка в этот час без своего присмотра опасно. Вытянув руки по швам, он ответил:
— Не могу.
— Болен?
— Нет, не могу оставить вас одного.
— Почему одного? А радист?… Ступай, ступай… Я буду здесь с радистом. Ступай…
Миша и Туров переглянулись: делать нечего, приказано — выполняй. И они побежали.
— Товарищ подполковник, командир полка сказал: вам надо находиться у правого соседа, — выпалил запыхавшийся Миша, найдя Вербу среди автоматчиков второго отряда. — Разведчик Туров вас туда проведет. Вот он там, за углом, ждет вас.
Верба заколебался: через несколько минут атака. Допустимо ли политработнику уходить в такой момент от гвардейцев, приготовившихся к броску?
— Командир полка приказал вам находиться там, — повторил Миша громко, чтобы слышали лежащие рядом с Вербой командиры и солдаты второго отряда.
И едва успели Миша и Верба выползти из зоны обстрела немецких пулеметчиков, как раздался залп «катюш». «Сейчас все поднимутся, и командир полка не усидит на месте», — встревожился Миша. Вскочив на ноги, он жестами объяснил Вербе, что он, Миша, сейчас должен быть при командире полка. Верба кивнул ему головой: беги. Со всех ног Миша побежал назад, на командный пункт. Прибежал, а Корюкова и след простыл.
— Эх, так и знал…
Лишь возле входа в подвал гостиницы Миша догнал командира полка.
— Ложись!.. — закричал он, заметив, что из окна соседнего дома высунулся ствол пулемета.
Корюков прыгнул в подвал. Миша за ним.
И здесь ординарец заметил на виске командира полка кровь. Выступив из-под волос, кровь ползла по скуле к подбородку.
— Вы ранены!..
— Молчи.
— Дайте перевяжу.
— Потом. Зови радиста и больше никого не пускай ко мне.
Миша помог приотставшему радисту перебраться в подвал. Корюков взял микрофон и стал вызывать командира полка, что действовал справа:
— «Хрусталь», «Хрусталь», я — «Кристалл».. У тебя на фланге закопанный «тигр»… на фланге «тигр»…
Ответа не последовало.
— Эх, ни черта они не видят!.. — И Корюков попытался встать. Он хотел перебраться на первый этаж, но Миша придержал командира.
— Ну, что тебе?
— Дайте сниму каску. Ведь кровь…
— Кровь… Смой.
— Смываю. Но у вас рана.
— Глухая?
— Нет, вроде рикошетом…
— Залепи ее пластырем.
— Пластырь у Нади остался.
— «У Нади», «у Нади…» И тебе надо держать при себе, не первый день воюешь…
Миша не обиделся. Он был доволен и тем, что командир пока задержался и что рана не опасна.
— «Хрусталь» с пачкой «коробочек» поднялся в атаку, — доложил радист.
— Ну что они делают?! — возмутился Корюков и, схватив радиста за руку, потащил по лестнице на второй этаж, где еще шел бой.
С лестничной площадки Корюков увидел, что поднявшийся в атаку правофланговый полк с батальоном танков попал под губительный огонь противника: изо всех окон и с балконов углового дома полетели фаустпатроны.
— Бусаргин, оставь гостиницу. Помоги соседу! — приказал Корюков командиру полка первого штурмового отряда. — Фаустники погубят все его танки. Выручай, потом иди на перехват…
Еще на опыте уличных боев в Сталинграде Корюков убедился, что при штурме городских сооружений нет никакой необходимости бросать танки большими группами: в теснинах улиц они не могут маневрировать и становятся хорошей, легкоуязвимой целью. И вот на тебе — целый батальон брошен под окна фаустников: бей, противник, по любой машине…
— Танки, танки выручай! Чего ты медлишь?! — торопил Корюков командира второго отряда, наблюдая за ходом боя уже из окна третьего этажа. — Не раздумывай, разверни орудия и пулеметы направо и бей, бей по окнам!..
А танки уже горели. Горели жаркими кострами. Вспыхнувшие в голове колонны «тридцатьчетверки» загородили путь остальным. Прорваться на площадь танкистам не удалось. Там они укрылись бы под арками и в разрушенных корпусах, а здесь, на узкой улице, деваться было некуда.
К счастью, внутри домов, откуда немецкие фаустники били по танкам, раздались очереди ППШ и взрывы гранат. Это мелкие штурмовые группы третьего и четвертого отрядов просочились в здания. Они выручали танковый батальон и отрезали путь отхода фаустникам, которые успели отличиться в борьбе с русскими танками.
