Олег Филимонов бежит в палатку за водкой, а Конюшов — на кухню за снедью. Линёв, облачаясь в одежду, торопит: «Мужики, давай по-быстрому, мне ещё в бригаде проставляться». На раскалённом бортике выстраивается мозаика нурсиков, помидоров, нарезка сырокопчёной колбасы и чёрного хлеба. Олег возвращается, держа в полотенце две бутылки водки.
— Горячая, сволочь! — улыбаясь, комментирует он.
— Ставь бутылки в воду! — командует Крестов.
— Мужики, времени нет, давай так... — торопит комбат.
Филимонов в лучших традициях ресторанного этикета оборачивает раскалённую бутылку водки полотенцем и разливает её содержимое в пластмассовые стаканчики. Герман не сводит глаз со Светки, которая в военной форме выглядит ещё привлекательней. Женщина отвечает лукавым взглядом.
— Ну, Алексей, за первенца! — вскидывает походный «бокал» капитан Крестов.
— Это второй уже... — бурчит, поправляя тостующего, комбат.
— Тогда, тем более, за второго!
Офицеры дружно задирают головы. Герман, уже готовый задвинуть свою стопку в сторону, ловит насмешливый взгляд молодой прелестницы и в отчаянии забрасывает обжигающий напиток в глотку. Закрыв глаза, он ощущает, как незнакомая жидкость легко проваливается в пищевод и заполняет приятным жаром внутренности. Он не может поверить своим ощущениям: горячая водка совершенно изменила вкус. Глаза открываются. Вокруг перекошенные лица его товарищей. Репа никак не может справиться с возмущённым желудком, судорожно запихивает в себя горячие помидоры. Другим не легче. Даже бывалый комбат, мгновенно вспотев, минуту принюхивается к рукаву гимнастёрки.
— По второй! — громко провозглашает Герман, так и не притронувшись к закуске.
Народ в ужасе смотрит на свежеиспечённого героя.
— Не гони, — умоляюще просит Крестов.
— Так ведь не девка родилась, а парень! — хорохорится Герман, изысканно принюхиваясь к ржаной горбушке. Комбат молча освежает ёмкости, перекладывая горячую бутылку из одной руки в другую.
— Чтоб не последний! — азартно кричит выживший, подмигивая Светке.
Хозяева и гости, кислыми репликами поддержав тостующего, долго мнутся, делая один подход за другим, наконец загружают «русское саке» в глотки. Репа уже мчится к кустам, когда остальные, ловя ртом воздух, поглощают закуску. Герман торжествует. Он деликатно высасывает спелый помидор, откинув мизинец в сторону, нюхает кружочек колбасы и снова косится на женщину. Парикмахерша отвечает взаимностью, не выпуская из руки вспотевшую ладонь комбата. Линёв на пределе. Он, будто на стрелковом стенде, мечет один за другим колбасные диски.
— И третий тост, — как ни в чём не бывало, продолжает единственный докладчик, — за то, чтобы комбатов сын стал таким же героем, как и его отец!
Папаша-герой исходит матом, но разливает всем по третьей. Один лишь вид льющейся водки вынуждает Олега Филимонова броситься в кусты вслед за Репой. У застекленевшего Юрки Селиванова по подбородку течёт слюна, но он, предчувствуя неизбежное, ничего не замечает. Пидорюга в последней попытке растянуть предсмертную паузу в отчаянии добавляет:
— И чтоб не было войны!
— Молодец, Колосков, — поддерживает товарища тамада-самозванец. — Всем до дна! Тост контрольный.
Крестов не выдерживает и больно бьёт тамаду локтем под рёбра. Водка выплёскивается, но Герман недрогнувшей рукой доливает свой нурсик и поднимает его вверх.
Пидорюга оказался провидцем — его выворачивает прямо в бассейн. С чувством солидарности, прикрыв ладонью вздувшиеся щёки, скрывается в направлении душевых кабин Юрка Селиванов.
— Сволочь! — орёт Крестов, вытирая слёзы. — Подонок и сволочь!
Комбат вопросительно смотрит на него.
— Что смотришь? — расходится Сергей. — Не о тебе речь. Ты глянь на этого гада. Он полсезона трезвенником прикидывался!
Командир вплотную подходит к торжествующему Герману и, угрожающе шевеля усами, суёт ему под нос сжатый кулак.
— Я этой рукой движок «КамАЗа» без ключей разбирал! Ты понял? — цедит он сквозь зубы. — А тебя, говнюка...
— Отстань, Крест! — вмешивается комбат. — Нам уже пора, проводи лучше.
— А на посошок? — невинным голосом вопрошает Герман.
Офицеры, демонстративно отвернувшись, идут к машине. Лукавая Светка, чуть отстав от всех, посылает победителю турнира воздушный поцелуй. Герман небрежно поднимает руку в ответ. «Некоторые любят погорячее», — самодовольно ухмыляясь, шепчет он, вспоминая оригинальное название своего любимого фильма «В джазе только девушки». В этот день одним трезвенником в «Каскаде» стало меньше.
Наконец настал день триумфа стратегической мысли Олега Филимонова. Разрабатываемая им в течение двух месяцев операция в уезде Кам`а и Г`ошта началась в четыре утра. Позади остались горы исписанных документов, сотни встреч с агентами и доверенными лицами. На штабных картах были подняты все детали укрепрайона мятежников. Пройдено согласование в десятках инстанций.
За несколько минут до восхода солнца осунувшийся штабной гений давал по карте последние пояснения своему командиру Сергею Крестову. Рядом стояли экипированные в походную спецназовку Герман и Репа. Репа, словно кукурузный початок, был обвешан запасными магазинами, плотно сидящими в его добротно скроенном лифчике. Герман всё необходимое для боя навесил на пояс. А чтобы штаны не спадали, офицерский ремень поддерживали мощные кожаные подтяжки. Его экипировку снизу завершали польские полусапожки, надетые на шерстяной носок. Крестов был облачён в легкомысленную сетчатую накидку с балахоном и такие же шаровары.
Выслушав Олега, Сергей передал карту Репе, и, забросив на плечи вещмешки, трое офицеров поспешили к «уазику». До бригады долетели в считанные минуты. На широком ровном поле заканчивалась посадка десанта в вертолёты. «Каскадёры», заметив высунувшегося из кабины комбата Линёва, бросились бегом к уже готовому взлетать «Ми-8». Командирская машина оторвалась от земли и, прижимаясь к поверхности, направилась на юг. Шеренгу взлетевших «Ми-8» обошли стремительные штурмовики-«крокодилы». Стелющаяся по земле воздушная армада плавно перескочила широкий порожек предгорий, и через десять минут из приземлившихся «стрекоз» горохом посыпал десант. Последними из «Ми-6» спустились санитарные транспортёры ГТСМ — «таблетки». Герман выпрыгивал вслед за Крестовым. Легко перевернувшись боком через голову, он, срывая автомат с плеча, побежал за товарищем к ближайшей каменной гряде. «Крокодилы», непрерывно плюясь НУРСами, обрабатывали скалы. Взлетевшие «Ми-8» присоединились к гигантской карусели.
Когда комбат и бегущие за ним каскадовцы заняли первый окоп системы оборонительных сооружений мятежников, «вертушки» уже покинули поле боя. Не встречая сопротивления, десантники, развернувшись неровной шеренгой, пригибаясь к земле, пошли в атаку. Ещё минута — и горы ожили.
Первая пуля тюкнула в бруствер окопа в десяти сантиметрах от Репы, когда он, устроившись на вещмешке, закуривал сигарету. В это время Герман, цепляясь польскими полусапожками за чужие кроссовки и сапоги и стуча автоматом по камням, ползал с фотоаппаратом по окопу, пытаясь найти выгодный ракурс. Обстрел прервал его творческий поиск. Засовывая камеру в подсумок из-под гранат, Герман приводит к бою оружие. Вставив в «ласточкино гнездо» своего АКСМа оптический прицел, пытается разглядеть хоть кого-то в безжизненном нагромождении скальных пород. Вскоре фонтанчики пуль, сопровождаемые характерным свистом, начали вздыматься по всей протяжённости укрытия. Крестов рывком стащил снайпера вглубь окопа и, состроив угрожающую мину, покрутил перед его носом грязным пальцем. «Понял», — покорно ответил Герман. Бой разгорается. Майор Линёв по рации отдаёт команды своему батальону:
— Удавы, клять вас, куда прёте!.. Левее, левее смотри... Миномёты — на сто метров вперёд!.. Пригнись же, звездило! Не на танцульки вышел.
— Лёха, глянь на два часа, — вступает Крестов, — там Филиппок ДОТ выявил, глянь на карту. А теперь посмотри вон туда, за тем валуном.
Линёв снова припадает к рации. Десантники бьют короткими очередями, перебегая от камня к камню. Атака захлёбывается, плотный огонь с гор осаживает наступающих. Герман, наконец, видит первого «духа», мельтешащего за камнем. Аккуратно выведя перекрестье над его головой, мягко дожимает курок. Очередь заставляет афганца спрятаться. «Своих не задень!» — предупреждает командир, осматривая поле боя в бинокль. Крестов в окопе снова напомнил Герману образ легендарного Чапаева. Те же усы, тот же прищур глаз. Только монгольские скулы разбивают сходство двух командиров. Герман постепенно адаптируется к ландшафту и довольно быстро находит ещё одного нафара. Посылая в него очередь за очередью, он так и не может сообразить, завалил он его или только спугнул.
