Когда Юдин предъявил партийный билет, комиссар улыбнулся, вскочил:
— Юдин? Александр Алексеевич? Васильковский? Знаю! А я — Дмитрий Пичугин из Моревского… Значит в нашем полку прибыло?!
Юдины расспрашивали о работе, о делах в уезде, и Дмитрий Егорович охотно рассказывал:
— Земцы у нас в деревнях пока силу имеют. Предполагаем в ближайшее время подзаняться учебной командой расположенного здесь 34-го Сибирского полка. Офицерье воду мутит, земство поддерживает.
— Как быть нам?
— Помочь надо, Александр Алексеевич. Останьтесь на несколько дней здесь, а там в волость.
— Есть остаться.
— Да и вам, Мария Ивановна, без мужа в деревню ехать одной опасно.
— Почему?
— Вчера из Камышловского уезда один товарищ приехал, рассказал: в деревеньку Рыбаловку приехал солдат из Лодейнопольского полка. А жена из Финляндии… ни слова по-русски. Признали немецкими шпионами. Убили.
Юдин встал, поморщившись от боли в ноге. Пичугин это заметил.
— Вы нездоровы?
— Так, пустяки.
— Подождите минутку.
Он крутнул ручку телефона, попросил:
— Ветрова… Александр Мартынович? Направляю к вам товарища Юдина. Квартиру ему и прочее. Да нет, фронтовик. Ну, я надеюсь. — Положив трубку, он объяснил: — Это наш снабженец. Идите к нему. Он вас устроит.
2
Вечером 31 декабря 1917 года у председателя укома партии собралась вся руководящая группа курганских большевиков[18]. Накануне произошло следующее: делегация офицеров 34-го Сибирского полка, расквартированного в Кургане, явилась в Совдеп и заявила: «Сдавайте оружие. Законная власть принадлежит земским управам». Но большевики не дрогнули: в городе было много фронтовиков, да и солдаты не поддержали офицеров.
На закрытом совещании Совдепа выступил комиссар Красной гвардии М. Н. Петров (В. И. Буров-Петров). Он, как всегда, говорил спокойно, убедительно. Председательствовал на собрании Д. Е. Пичугин. В прошлом простой крестьянин, Дмитрий Егорович вступил в партию в империалистическую войну. Вместе с революционными матросами Петрограда солдатом Измаильского полка отвоевал власть Советов, слушал пламенные речи Ильича. Он выбрал верную дорогу в жизни и шел по ней твердо и прямо.
Став заместителем председателя Совдепа, Д. Е. Пичугин решительно повел линию на передачу власти Советам, ездил по уезду, разъясняя линию большевиков, горячо откликался на нужды крестьянства.
На совещании был изложен план действий: провести предварительно встречи с рабочими и фронтовиками, действовать небольшими группами, ночью снять патрулей, арестовать офицеров, демобилизовать учебную команду.
Александр Юдин принял участие в этой операции.
В ту же ночь небольшая группа фронтовиков подошла к зданию учебной команды — это было одно из подразделений 34-го Сибирского полка.
Выбили у часового винтовку. Замотали солдату полотенцем рот.
Вошли в казарму. Дневальный, сидя на стуле около тумбочки, крепко спал. У него вынули штык, скрутили руки. Потом прошли в кабинет ротного. Там спали двое офицеров. Их разбудили. Бледные, они стояли у стены и согласны были выполнить любое указание.
Поставили свою охрану к пирамидам с оружием и разбудили солдат.
Когда учебная команда была поднята и выстроена, именем революции объявили о демобилизации. Ликованию солдат не было предела.
Дмитрий Егорович Пичугин после всего вызвал к себе Юдина.
— Спасибо, дорогой, спасибо. А теперь поезжай в свои Васильки, устанавливай власть Советов там.
Они тепло расстались. Юдину было выдано удостоверение уездного Совета рабочих, солдатских и крестьянских депутатов.
— В случае чего, шли нам гонца, поможем, — говорил на прощание Пичугин. — А лучше старайся опереться на бедноту и установить власть своими силами.
— Слушаюсь! — отвечал Александр Алексеевич.
Морозы ударили яростно, заковали землю и воду. Начались бураны. Юдин выехал из Кургана с попутчиком-соседом Алексеем Дементьевичем Могильниковым. Санки катились, повизгивая на выбоинах, обжигало щеки. Александр Алексеевич тормошил замерзающую Марию Ивановну.
— Учись сибирячкой быть!
Не верилось, что близок час, когда он будет дома.
В Васильки въехали глубокой ночью. Домик Юдиных стоял одиноко, с заколоченными крест-накрест окнами. Брат Семен, отец и мать умерли от тифа, Тимофей и Михаил жили теперь где-то в чужих краях. Ночевать остановились у Могильникова. Долгую зимнюю ночь вели разговор о житье-бытье.
Бурлила разбуженная большевистской правдой вся огромная страна. Волновалась и маленькая зауральская деревня Васильки.
На следующее утро прогнал на коне по деревне десятник: «На собрание, товарищи!» Пришли к месту схода не только фронтовики, как предполагал Юдин. Вряд ли когда-нибудь бывало такое в Васильках. Во дворе старостиного дома, где собирался сход, негде было яблоку упасть. Мужики, бабы, ребятишки. Крики. Смех.
Юдин поднялся на крыльцо, взял слово.
— В Васильках объявляется Советская власть, — начал он. — С сегодняшнего дня земля передается крестьянам…
Все загалдели, захлопали в ладоши. В этот день единодушно была принята резолюция о поддержке Советской власти…
Перед весной волисполком распределил землю богачей между бедными мужиками. Роздано было в частное пользование множество телег, сбруи, плугов, борон. Большинство крестьян одобрительно и с большим уважением относилось к волисполкому. На деревенских богатеев наложили контрибуцию.
Кулачье притаилось в бессильной злобе, замолкло.
А вскоре Александр Юдин в своих родных Васильках уже организовывал коммуну. Сорок человек записалось в нее — решили строить новую жизнь по-новому.
Мы наш, мы новый мир построим,
Кто был ничем, тот станет всем!
— пели коммунары.
В конце мая, ночью, из Кургана в Васильки к Александру Алексеевичу Юдину прискакал нарочный. Ему предписывалось срочно явиться в распоряжение уездного военного комиссара.
Когда муж прочитал короткую и категоричную бумажку, Мария Ивановна сказала:
— Куда ты, туда и я.
— Хорошо, — согласился Юдин[19].
3
— Убирались бы отсюда поскорей! — ворчал Александр Мартынович Ветров, выдавая разрешение на получение продуктов начальнику белочешского эшелона, прибывшего на станцию Курган. — Корми вас тут по четыре-пять дней, когда самим есть нечего.
Но чешский представитель, не понимая по-русски ни слова, моргал глазами и терпеливо ждал, когда комиссар даст распоряжение на получение еды.
Чешским эшелонам, отправлявшимся на восток, было приказано выдавать продукты питания, снабжать всем необходимым, оказывать всевозможное содействие в продвижении на родину.
Но чехи вели себя странно. Целыми неделями эшелоны стояли на станции, и если уходил хотя бы один состав, вместо него появлялись два-три. К началу контрреволюционного мятежа на станции Курган сосредоточилось 6 эшелонов белочехов, в которых находилось более 2700 солдат и офицеров. Они разоружили железнодорожную охрану, взяли под свой контроль телеграф, вмешались в работу службы движения.
Александр Мартынович Ветров — крепкий, невысокого роста, смуглолицый сибиряк, с крупным мясистым носом, работающий заместителем председателя Совдепа по снабжению, выходил из терпения.
— Ну, какого вы черта стоите? — убеждал он чехов. — Жрать хотите, а домой не едете?
Вечером они встречались с Дмитрием Егоровичем Пичугиным.
Дмитрий Егорович выслушивал своего снабженца и соглашался:
— Да, товарищ Ветров! Объедят и обопьют. Но это было бы еще ничего… Они просят у нас разрешения поехать для заготовки продуктов на юг, к казахам. Вот это хуже!
— Как же быть?
— Корми их пока досыта, а там увидим.
А на дворе за окном плескался май, тополя зеленели, благоухая клейковиной. Тобол играл изумрудом, цвел по берегам неизменным таволожником. На чистом, глянцево-голубом небе целый месяц мелкими пушистыми хлопьями висели белые облачка, солнце жгло нещадно, нагревая каменные плиты тротуаров на бывшей Дворянской улице так, что на них жарко было ступать.
Действия чехов встревожили городскую партийную организацию. 25 мая 1918 года на партийном собрании большевики обсуждали вопрос об угрозе нападения[20]. Было принято решение — готовиться к защите города. Все коммунисты обязывались взяться за оружие и сформировать отряд. Командиром коммунистического отряда был избран коммунист, бывший подпоручик А. Е. Мартынюк. Спешно формировались отряды рабочих. 26 мая было получено известие о контрреволюционном выступлении белочехов в Челябинске. Курганский Совет обратился 27 мая с воззванием к крестьянам уезда встать с оружием в руках на защиту власти Советов. Крестьянская секция Совета предложила мобилизовать от каждой волости по десять человек и направить их на защиту города.
