внезапным. Луканди делается мрачным. Бойцы понимают сложность задачи и нервничают. Ведь у нас так мало патронов — всего по одной обойме. Если с этими боезапасами и можно было двигаться на Лас-Навас, рассчитывая внезапной ночной атакой захватить сонного противника врасплох, то днем с пятью патронами атаковать Пегринос было бы безумием. Бойцы недвусмысленно шепчутся о пятом патроне, который нужно беречь для того, чтобы не попасть живым в руки марокканцев. Луканди собирает человек двадцать. Здесь командиры и наиболее выдержанные и смелые бойцы.
— Мы возьмем Пегринос, — ледяным тоном начал Луканди. — Даже пятью патронами возьмем. — И капитан предостерегающе замечает: — Только при одном условии: бойцы должны быть уверены, что в сумке у них будет несколько лишних обойм.
Какая фантазия взбрела на ум Луканди. Мы молча переглядываемся. Молчит и капитан.
Через несколько минут на коротком митинге наш чудесный командир произносит бодрую речь:
— Друзья, нам нужно отобрать Пегринос у мавров. Мы хорошо отдохнули и хорошо вооружены. Да, да, — повторил капитан, — очень, хорошо вооружены. — И он показал в сторону, откуда мы пришли. — Сзади нас идет обоз с доброй сотней тысяч патронов.
В четвертом батальоне не было человека, который мог бы не поверить Луканди. Раз Луканди сказал — значит так оно и будет. Мы бодро выступаем в путь, стараясь в бледных лучах рассвета рассмотреть незнакомую местность.
Пегринос лежит во впадине. Настанет день, когда сюда придут историки. Они запишут все рассказы очевидцев и участников этой первой большой битвы, давшей победу республике. Ворвавшись в деревню, враг издевался над беззащитным населением, насильничал, грабил, пьянствовал, забыв о всяких мерах предосторожности. Мы подошли к Пегриносу тогда, когда мавры еще праздновали свое вступление в деревню. Батальон полка Октября подходил справа, а мы продвигались с левой стороны к месту удара.
В этот день бойцы республики почувствовали, наконец, всю силу взаимодействия пехоты с авиацией и увидели уничтожающую работу наших штурмовиков, промчавшихся бреющим полетом. Быстрокрылые, они рокотом своих моторов нарушили тишину осеннего утра, Мы ринулись в деревушку и застали уже начало панического бегства мавров, сразу протрезвившихся от стального налета нашей авиации. Но бежать некуда. Все возможные выходы из деревушки заняты бойцами наших батальонов. Почти без выстрела, не разрядив даже единственной обоймы, мы быстро вбегаем в Пегринос, словно хотим догнать наших летчиков, умчавшихся только что со страшной скоростью.
Тот, кто наносит удар первым, всегда может рассчитывать на выигрыш. Это был самый короткий и самый успешный бой, в котором мне пришлось принять участие за все месяцы войны. Штыком мы прокладывали путь в узких улочках деревни. Мавры, не оказывая сопротивления, подымали вверх дрожащие руки. Они не кричали: «Братья!», как двести их соотечественников в памятный для нас вечер, а только молили о жизни.
Через час с разведкой я уходил вперед. Со мной — два бойца и батальонный весельчак Панчовидио. Мы направились на одну из высот, где должны были оставаться до прихода смены. Сведений о расположении противника мы почти не имели, и нам казалось, что события в Петриносе, ввиду их молниеносности, не известны еще врагу. Вскоре наши догадки подтвердились. В бинокль мы заметили человека, быстро спускавшегося с горы по направлению к долине Пегринос. По форме еще нельзя было определить, кто это шел к нам. В первые месяцы войны и мятежные войска и наши части носили почти одинаковую форму — комбинезоны, а в жаркие дни все мы были без головных уборов.
Рядом со мной лежали Панчовидио и старший боец к чине кабо (это первый чин до сержанта).
— Фалангист, — уверенно шепчет кабо.
Мы замираем на месте. Несколько минут терпения возместят наше тягостное ожидание. Вот мы уже слышим веселое пение спускающегося с горы человека. Он в военной форме, — это видно уже и без бинокля. На нем такой же новенький комбинезон, как и на нас. Наш кабо, очень опрятный и даже щеголеватый, поднимается во весь рост. Распевающий военный в каких-нибудь ста метрах от нас. При виде кабо его обуяло еще большее веселье. Офицер торжественно провозглашает, подняв в знак приветствия руку:
— Аррива Эспанья!
Мы продолжаем лежать. Услышав фашистское приветствие офицера, принявшего нашего кабо за мятежного солдата, мы готовы были выскочить из-за пригорка, как вдруг раздалось ответное и такое же торжественное:
— Аррива Эспанья!
Наш кабо не хочет еще разочаровывать фашиста. Пусть приблизится для рукопожатия. Через минуту офицерские сапоги появляются рядом с нашим укрытием. Протяни Панчовидио или я руку, и нетрудно достать до офицера. Но мы лежим так тихо, что слышим биение наших сердец.
— Далеко ли свиньи? — вопрошает офицер.
Это он интересуется нами, республиканцами. И тут мы слышим сильный удар, падение тела и иронический рапорт кабо:
— Одна из этих свиней вас приветствует, синьор.
Мы выбегаем из укрытия, разглядываем офицера и вежливо предлагаем ему подняться. Затем помогаем ему снять оружие и с подчеркнутой любезностью объясняем, что он «заблудился».
— Разве это не Пегринос? — недоумевает офицер.
— Так точно, Пегринос, — отвечаем мы хором. — Но там с некоторых пор уже пасутся «свиньи».
Нашей разведке повезло. Через несколько часов мы обогатились новым, но еще более значительным «трофеем». Мы разделили всю местность на секторы для наблюдения. Мне достались вершина одной горы и крутой подъем. Я ни опускаю бинокля. Вдруг в увеличительных стеклах выросла какая-то фигура. Я киваю Панчовидио, он видит то же самое. Вперед! — решаем мы. А может быть, вблизи сидит враг, и он нарочно выпустил эту приманку на склон горы? И все же мы решаем итти вперед.
В бинокль видно, как, озираясь, идет человек. Вот он остановился. Мы пробираемся, хорошо маскируясь. Уже нетрудно разглядеть незнакомца, вернее, незнакомку. Да, это женщина. Она часто присаживается отдыхать. Мы ползем бесшумно. Чорт побери! Да ведь это фармацевт навальперальской аптеки. Признаться, мы часто захаживали в это учреждение, не столько за лекарственными снадобьями, сколько за тем, чтобы поглазеть на эту единственную девушку, оставшуюся в дни боев в Навальперале. Но что она делает здесь, так далеко от своих склянок и рецептов? Мы ползем дальше. У девушки из навальперальской аптеки неплохой слух. Она услышала подозрительный шорох и встрепенулась. Мы наводим на всякий случай наши винтовки на фармацевта и приказываем ей лечь на землю.
— Что вы здесь делаете? — допрос ведется шопотом. — Собираете травы? Что это за научные экскурсии?
Мы предлагаем исследователю зеленых покровов Гвадаррамы ползти впереди нас. Девушка нервничает, но мы успокаиваем ее, что все же это легче, чем восхождение на высоту. Потом мы поднимаемся, вежливо обыскиваем нашу старую знакомую и находим: план нашего расквартирования
