там судить будут за наемничество. Я после этой командировки паспорт российский получу и отправлюсь в командировку в Африку. В России жить буду, – говорит он нам. – Они там, в Казахстане, другие совсем все, да ну их всех… В культурной стране хочу жить, среди культурных людей… – так и сказал.
О политике здесь говорить не принято было, так как взгляды могли быть разные у людей, и все понимали, что такие разговоры только будут вызывать конфликтные ситуации. Или если не конфликтные ситуации, то некоторое недопонимание между людьми, а потому старались вопросы политики обходить. Доходило иногда до смешного. Один раз слышу веселый смех. Мужики смеются над одним своим товарищем.
– Ты посмотри на него… он хохол сам и воюет теперь с такими же хохлами. Ты стороны не перепутал, случаем, – чуть не хохот слышен в проходе в другой зал. – Как же ты можешь воевать теперь со своими родственниками?
– Я не хохол, – доказывает им боец. – Я украинец! Есть хохлы, а есть и украинцы, вот я украинец, – доказывает свою правоту вагнеровец украинского происхождения.
Так вот, о политике здесь открыто не рассуждали. Для всех и так было понятно, что есть мы и есть враг. Они и мы, так делился мир. Однако политические программы по телевизору или, вернее сказать, политические шоу мы все же смотрели с интересом. Часто телевизор работал на Российском канале или на Первом, или на НТВ, где происходили разного рода обсуждения на передачах по поводу СВО и других новостей. Часто смотрели по телевизору передачи, в которых показывали, как в студии разворачиваются обсуждения проблем СВО, а также передачи, в которых показывались кадры с передовой, прямо из окопов. Вот кадры из окопов вызывали недоумение и улыбки. Помню, как по телевизору показывали окопы и бойцов российской армии, которые в этих окопах и блиндажах ходят прямо в тапочках, а потом шли кадры украинских окопов и блиндажей, залитых водой.
– Украинцы не подготовились к войне, – говорит голос за кадром, и тут опять идут показы наших окопов. Печки, сухие апартаменты, устроенные в земле, часы на стене блиндажа и в углу иконка, все по-человечески.
– На полигоне каком-то снимали, – делает предположение кто-то из бойцов. – То-то Смарт тогда быстро и радостно сбежал из своего грязного, сырого окопа на ротацию… – слышен смех мужиков из нашего зала.
Затем переключаемся на другой канал. На этом канале идет политическое шоу. Выступают кандидаты наук по политологии, доктора наук по… общественные и политические деятели, и все обсуждают СВО. Один умнее другого, а этот другой красноречив и говорит лучше, чем третий, а третий хоть и молчит, но молчит с умным видом. Здесь же сидят зрители в студии, которые задают свои вопросы знатокам и сами выражают по поводу СВО свои мнения. Ругают Украину и приводят факты, которые тут же подтверждаются фотографиями и видео, ругают Зеленского и тут же показывают его фото. Затем, когда с Украиной они покончили, перешли к разбору американских политиков. Начали обсуждать Байдена, потом перешли вплотную к американской военщине. Появилось видео, на котором Байден говорит о мире, и что Россия еще не обращалась к мировому сообществу о мирных переговорах. И все вот в таком духе.
Мы с Агамой смотрим эту передачу, а рядом сидит боец, который пришел попить с нами чая. Засиделся с нами и начал тоже смотреть эту передачу по телевизору. Я выразил тут свое мнение насчет одной мадам, которая, как я подумал, высказала не совсем умную мысль по поводу отношений между США и Россией. Этот боец повернулся ко мне и сказал, что там написано было, что эта мадам является доктором политических наук, а потому она лучше знает.
– Вот эта дура лучше меня знает? – говорю я бойцу. – Ничего она не знает. Ты хоть представляешь, как они кандидатами и докторами наук становятся? Дипломная в университете шестьдесят страниц, усиль ее до трехсот страниц, и вот тебе уже кандидатская диссертация. А кандидатскую догони до шестисот страниц текста, и вот ты уже доктор наук! Вот и все. И одну и ту же тему разрабатывают, а в других темах не разбираются. Не разбираются, но высказывания из них так и льются.
– Так почему же она там, а мы с тобой здесь? – задает мне вопрос боец.
– А потому, что мы можем все! Мы можем быть и здесь, и там, на этом телешоу выступать, если надо, – объясняю я ему. – А кто их сюда возьмет, в группу «Вагнер»? Они по физическим данным и по морально-психологическим данным не пройдут на работу в батальонную тактическую группу «Вагнер». Их попросту не возьмут сюда, даже если они захотят очень. Потому мы здесь, а они, как ущербные люди, находятся там, так как здесь только умные и сильные нужны. Там, на этом телевизионном шоу, ты нести можешь любую чепуху безответственно, а здесь этого делать нельзя, так как здесь работа очень серьезная. Попробуй чепуху ляпнуть в рацию? Не так сказал или не те данные передал, и на тебе, могут погибнуть твои товарищи. Атам что хочешь, то и неси… В этом и отличие нас с тобой от них, мы люди серьезные, а они болтуны. Они об СВО рассуждают, а мы с тобой на этой СВО находимся! Так кто серьезнее, ты, боец «Вагнера», или она, которая рассуждает и здесь никогда не была? – чуть ли не кричу я уже этому бойцу, пытаясь ему всем этим сказать, что он умнее многих и достоин многого. Да, сорвался я здесь, и это со мной произошло впервые за все время пребывания в командировке. Однако надо все же иногда и так доносить людям ту мысль, что они имеют право на многое по определению, потому что кровь проливали за интересы России, а не просиживали в студиях, только рассуждая о войне.
Однако на этом я не успокоился, и когда шоу закончилось и боец ушел к себе на спальное место, я продолжил политический разговор с Агамой. Он с удовольствием меня слушал, так как устал, видимо, думать о чем-то о своем.
– Вот послушай, Агама. Деремся мы тут на Украине с ними советским оружием, и даже снаряды на «Гайке» грузили 1981 и 1991 годов выпуска. А если война надолго? А если война большая, с НАТО? А ведь эта война здесь может перерасти и в большую мировую войну. Значит, они будут укрепляться в военном положении, технически. Снова на Западе заводы военные заработают, и будут с нами воевать украинцы новейшими самолетами, танками,
