не снимая с плеча винтовку, крикнул:
— Эй, вы к кому?
На шапке у него была красная лента.
— К вам! — ответил Крылов, и больше он ничего не мог.
Партизан подошел ближе, потому что оба они не двигались с места. Один смотрел на приближающегося партизана и слабо улыбался, другой опустил голову и плакал. Позади них уныло тянулся ряд ветел, которые вели в антимир.
Партизан не удивился и ни о чем не спросил у них. Они видел, что эти двое пришли.
Книга четвертая. СРЕДИ ЛЕСОВ
«И я воскрес для жизни и добра».
М. Ю. Лермонтов.
Война обнажила отношения между людьми. Перед лицом опасности явными стали людские помыслы и поступки. Мелкое и эгоистическое утрачивало свою маскирующую оболочку, а неподдельные достоинства личности — мужество, самоотверженность, патриотизм — выступили на передний план. Общая беда высвечивала человека, безошибочно выявляла его истинную ценность. Уклонялись от долга перед родиной или использовали военные ситуации в личных интересах только люди второго и третьего сорта. Но такие Крылову встречались редко. В большинстве своем люди, которых он узнал, были бескорыстны и великодушны. Они постоянно поддерживали его физически и морально. Он убеждался: самое дорогое в народе — человечность. Она несовместима с подлостью, немыслима без любви к родине. Попирая человечность, гитлеровцы бросили вызов самому народу. Нашествие иноземцев с их грабежами, насилиями, стремление унизить национальное достоинство народа явилось мощным толчком к пробуждению естественного патриотизма в народе. Недовольство оккупацией Крылов замечал на всем своем пути от Сталинградской области до Брянских лесов. Оно зрело, искало выход и вылилось в партизанскую борьбу с врагами. Сопротивляясь оккупантам, люди покидали свои обжитые дома, уходили в леса, брали в руки оружие и сражались с врагами, как умели. Они и не могли поступить иначе: они защищали себя, свой дом, свою землю.
Никакие заранее спланированные акции по своей значимости не могли сравниться с естественным патриотизмом народа. Коммунисты лишь придали народному движению организованность и размах.
Естественность поступков партизан Крылов почувствовал уже в первые минуты своего пребывания в Старой Буде. Стоило новичкам ответить на самые общие вопросы, и партизаны заговорили о своих делах: в судьбе Крылова и Бурлака для них не было ничего исключительного. Но они приняли к себе новичков, а те сразу почувствовали, что пришли именно туда, куда им и следовало прийти.
Растерявшийся от радости, Крылов смотрел на несуетливых вооруженных людей и вдруг узнал. Антипина. В добротной зимней одежде Илья выглядел преуспевающим человеком, на ногах у него были щегольские новые бурки.
— Ты?..
— Почти месяц здесь! По железной дороге прикатил, с комфортом! — смеялся Илья. — Максимыч, этих давай к нам, я их знаю!
— Откуда идете? — спросил партизан в бараньей шапке, полушубке и валенках.
— Из Сталинградской области…
Эта область была так далека отсюда, что Крылов сам готов был усомниться в своих словах.
— Из пленных?
— Вместе бежали, Максимыч!
— Как бы Силаков не перехватил. Веди их в избу, потом разберемся.
— Что здесь? — партизан в лихо надетой кубанке, из-под которой выбивался рыжий вихор, напористо раздвинул стоящих. — Новенькие?
— Веди, веди, Илья.
— Погоди, — рыжий встал на дороге. — А почему к тебе? Мне на подводу не хватает.
— А мне на две. Эти — мои.
— Максимыч, отдай толстого! — захохотали партизаны. — Наши лошади его не потянут. Пусть Силаков возит!
— Ладно, один тебе, другой мне, а не хочешь — никого не дам.
— И лиса же ты! — ухмыльнулся Силаков и сразу наложил руку на Бурлака. — Пошли! У меня лошади не как у него доходные! — он попытался сдвинуть Бурлака с места, но потерпел неудачу.
— Ты меня не погоняй, — обратился к нему Бурлак. — Я от самого Сталинграда на ногах. Мне без Жени нельзя, он меня с того света вытащил.
Крылов ничего не сказал. Он подумал, что все это с ним уже было и повторяется опять. Тогда, в марте, он чуть не плакал от обиды, что Сашу Лагина зачислили в первый взвод, а его в третий. Ему и сейчас было обидно, что его разлучали с Бурлаком, но теперь он воспринимал это как неприятную необходимость. Да и о какой разлуке могла быть речь? Оба встали в один строй.
— Куда он от тебя денется! — вспылил Силаков. — На другую подводу лишь сядет!
— Ты не кричи, ты что — полицай?
Партизаны хохотали.
* * *
Илья Антипин привел Крылова в избу. Здесь топилась железная печка, на скамье под шинелью лежал партизан.
— Лавку протрешь, Марзя! — засмеялся Антипин.
Марзя встал, длинный, как жердь. Все у него было длинное: лицо, нос, шея, руки, шинель.
— Пополнение, Паш. Женька Крылов, вместе из плена бежали.
Марзя протянул руку. Пальцы у него были сильные, ладонь теплая, а взгляд отрешенный, словно Марзя витал где-то или еще не стряхнул с себя сон.
— Закурить нет?
Крылов протянул ему бумагу и кисет. Марзя начал закуривать.
— Плохо в калошах.
— Неважно.
— Холодно.
Разговор с Марзей не обещал быть увлекательным и Крылов промолчал. Он разулся. Отогреваясь, ноги заныли, он принялся портянками растирать их.
Марзя сунул в печку несколько березовых поленьев. Какой же он был нескладный, этот Марзя, все будто валилось у него из рук!
Новая страница в жизни Крылова опять начиналась, как в первый армейский день, — в деревенской избе, и опять за окном был снег. Невольно подумалось: сейчас стукнут в окно, послышится голос младшего лейтенанта Курочкина, Крылов выскочит на улицу, станет в строй рядом с Грачевым, Ляликовым, Малининым, Бурлаком, и этот строй будет подлинной реальностью, а остальное окажется лишь сном. И Крылов вздрогнул, когда раздался стук: это Марзя расщепил топором березовое полено.
— Надевай, — Илья поставил около Крылова яловые сапоги. — Все равно в мешке лежат.
Крылов стряхнул с себя внезапно овладевшую им иллюзию. Но и Илья Антипин был частью ее. Как он оказался здесь? Что произошло в его жизни за Днепром? Разве, приняв от него услугу, Крылов не примирится в чем-то с ним?
— Хорошие сапоги. — проговорил Марзя.
Такие же Крылов видел на полицейском за Днепром.
— Как ты сюда попал?
— Михайла помог. Он сам чуть было со мной не уехал. Дело тут непростое, как-нибудь в другой раз расскажу. Он мне документы достал и билет на поезд, в Брянск. У него до войны брат там жил. Ехал в пассажирском, с удобствами, чуть что — к полицаю. Принимали как своего.
Антипин закурил.
— Вы думали, я полицаем стал, раз с Михайлой связался. Немцы
