— Спасибо, мы позавтракали, — отклонил Вилли Майер эту, если разобраться, оскорбительную для них подачку. — Мы приехали… не на угощение.
— Знаю. — Фрау Шеер наконец повернулась к ним и глянула открыто. — Хейниш подробно изложил цель вашего визита.
Майер кашлянул.
— На фронте, — начал было он, — я подружился с вашим сыном. Безусловно, как историк он был очень талантлив…
Фрау Шеер с таким упреком глянула ему в глаза, что Вилли смущенно опустил ресницы. Ну что тут в самом деле скажешь? Хейниш успел наорать…
— Я вам тоже кое‑что сообщу о талантливых людях на фронте, — проговорила фрау Шеер.
Кристина удвоила внимание.
— Перед своим отъездом Адольф сделал интересную выписку — он много работал, готовя материалы для своих научных трудов. Теперь я часто эту запись перечитываю.
— И о чем же она? — спросил Майер, лишь бы не молчать.
— В ней записано, что перед битвой под Иеной Наполеон Бонапарт сказал, глядя на свое войско: «Вот триста тысяч человек, они ни в чем не виноваты. И что же, тридцать тысяч из них завтра погибнут! Среди пруссаков, возможно, есть великий механик, философ, гений — и он погибнет. Мы, естественно, тоже утратим каких‑то неизвестных вам великих людей. Но разве стану я роптать на бога? Нет. Я промолчу. Надо умирать во имя славы своей страны». Вот так, — вздох — яула она. — Кто же прославился? Наполеон! Чем? Уничтожением молодых французов. Бонапарт еще долго жил, а Франция пришла в упадок… Кто мне скажет, что напишут о нас, немцах, после теперешней жуткой бойни?
— Не стоит вести подобные разговоры, — предостерег Майер, — А я в самом деле мог бы немало рассказать об Адольфе…
Фрау Патриция ответила с иронией:
— Если уж такой рассказ необходим, я предпочла бы послушать фрейлейн… Кристину Бергер.
«Запомнила», — отметила Кристина.
— Судя по развязной болтовне Хейниша, — она презрительно отмахнулась, — фрейлейн узнала моего сына ближе всех…
— Не надо, мама! — невольно вырвалось у Кристины. — Не уподобляйтесь господину Хейнишу! Сегодня с меня хватает оскорблений… За что?
Фрау Шеер жгуче покраснела. На ее глаза набежали слезы бессильного отчаянья. Кристина не давала ей опомниться.
— Да, мы с Адольфом не успели пожениться. Мы собирались оформить брак здесь, в Берлине.
— Об этом действительно шла речь, — поддержал ее Майер.
— Но разве по моей вине это случилось или по вине Адольфа? Разве он бросил меня? Нет, только война разлучила нас!
И все же Кристина чувствовала: она не поколебала недоверия, не растопила лед, не тронула сердца.
— Он мне ничего не писал, — тихо, но твердо сказала фрау, сдерживая непрошеные слезы, — Такой важный шаг в жизни, как брак, — и ни словечка об этом родной матери. Как же я должна воспринять эту неожиданную весть? Поверьте, фрейлейн, я ни в коей мере не хочу обидеть вас, но… Этот звонок! Вдруг вы нагрянули с новостями, которые могут ошеломить кого угодно… И в то же время — Адольф не писал ничего.
Да, это была истинная правда. Костя, который надел мундир Адольфа, не мог написать ей ни строчки. Почерк выдал бы его. Да и обстоятельства складывались так, что нужда в переписке не возникала. Кто же мог предусмотреть крутые повороты судьбы?..
Весь расчет был всего лишь на два — три месяца в тылу врага. А вышло…
Что ей теперь делать? Кристина ощутила, что настала решающая минута. Что же предпринять? Как убедить? Ясно одно: карты Хейниша и Майера биты. Они выложили все. Остался последний козырь — «спящий аист»… Пора!
А Патриция смотрела на молодую, на редкость миловидную женщину, голубоглазую, золотоволосую. Только черная эсэсовская пилотка с черепом и костями, кокетливо сдвинутая набок, вызывала неприязнь.
Неужели она, мать Адольфа, слишком предубеждена?! Может быть, и в самом деле эта изящная женщина носит под сердцем ее внука или внучку?! Ребенок родится симпатичным. Это — вне сомнений… Внебрачный ребенок… От подозрений не избавиться, как не убежать от себя самой… Господи, сколько горя породила эта омерзительная война! Как найти зернышко истины в мире смердящей лжи, неприглядных интриг и бесстыдного лицемерия? Как вернуть себе веру в людей? Хотя бы в тех, редких ныне случаях, когда страстно хочется верить?
— У меня из родных никого не осталось, — сказала Кристина, — Адольф словно предчувствовал беду. Он меня несколько раз предупреждал: если наступит тяжелая минута и он не сможет по каким‑либо причинам мне помочь, то надо обратиться к его матери, к вам, фрау Патриция. И вот… У меня ничего не осталось на память о тех счастливых днях. Только воспоминания да крохотный подарок…
— Подарок? — спросил Майер. Он ничего не знал о «спящем аисте». Кристина преднамеренно не информировала его, чтобы он не ослаблял своих усилий, подсознательно полагаясь на магическую силу талисмана Кристины.
Фрау Шеер промолчала, вся уйдя в глухое недоверие. Хотя в ее глазах явно промелькнул скрытый интерес.
— Вы не знаете о нем, Вилли. Вещица эта невелика. Если бы речь шла о свадебной фате, ее вы бы увидели, — печально проговорила Кристина, постепенно готовя решающее сообщение.
— Что же у вас за вещица? — поддержал ее Майер.
— Это произошло перед роковым вылетом. Помните, на аэродроме была суматоха?
— Конечно, помню. Мы в тот день вылавливали саботажников.
Фрау Шеер застыла посреди кухни, внимательно прислушиваясь. Она поняла: речь шла о чем‑то существенном, а не о голословных утверждениях, которыми ее пичкали до сих пор.
— Адольф буквально рвался в полет, — продолжала Кристина.
— Мог бы и отложить, — пробормотал Майер.
— Ошибаетесь, Вилли: Адольф непременно исполнял все, что планировал на день. Поэтому он так много успевал…
Разговор ушел в сторону. Фрау Шеер уж не в силах была скрывать свое волнение. И Кристина тихо, печально, с покорностью своей горькой судьбе, обронила:
— Вот тогда он и подарил мне обручальное кольцо. И еще сказал: «Моей матери оно скажет больше, чем любые слова».
— Кольцо? — не сдержалась фрау Патриция. — Вы сберегли его?
— Конечно! Это же память об Адольфе. Единственная…
— Где же оно?
Кристина подняла на нее голубые глаза.
— Вот…
Она сняла тонкую замшевую перчатку и протянула кольцо Патриции Шеер в узкой девичьей руке.
— «Спящий аист», который опирается на меч, — прошептала фрау.
Она нежно взяла пальчики Кристины в свою ладонь, погладила их, словно искупая свою предыдущую бессмысленную враждебность. Майн готт! Чуть не выставила за дверь невестку с еще не рожденным ребенком, единственным наследником Шееров. «Прости меня, Теодор!» — обратилась она мысленно к своему погибшему мужу.
— С этого надо было начинать, моя милая, — с упреком сказала она Кристине. — Почему молчали?
Кристина растерянно моргала глазами:
— Разве это кольцо значит больше, чем свидетельство господ Хейниша и Майера?!
— И я ничего не понимаю, — изумленно произнес Вилли.
Патриция Шеер гордо выпрямилась. Голос ее стал торжественным:
— У вас на пальчике, Кристина, не обычное кольцо. Это старинное наследственное обручальное кольцо нашей семьи. На перстне выгравирован родовой герб Шееров: под баронской короной спит аист, стоя на одной ноге и опираясь другой на меч. С давних пор мужчины Шееры надевали это родовое кольцо на руку своей жене. Больше оно никому не может принадлежать. Адольф не мог отнестись легкомысленно к вековым традициям нашего рода.
— Воистину я впервые вижу аиста, — радостно воскликнул Вилли, — который приносит в семью детей!
Женщины счастливо засмеялись.
— Но чего это мы здесь сидим? — спохватилась вдруг фрау Патриция. — Вам, Кристина, наверное, давно пора отдохнуть с дороги. Сейчас я нагрею воду для ванны… Майн готт! Я же вас еще не накормила!
Она всплеснула руками, представив кучу дел, о которых с утра и не помышляла. Теперь они ворвались в ее жизнь приятными хлопотами.
— Кристина, ваша комната будет на втором этаже, рядом с моей. Не понравится — выберете другую. Любую! — с грустью добавила. — Война сделала наш дом просторным. Только кабинет не будем трогать — он еще понадобится маленькому Шееру.
— Спасибо, мама, — глаза Кристины сияли.
— Чего же я сижу без дела? — поднялся и Майер, удовлетворенный успешным выполнением приказа шефа. — Сейчас же принесу из машины ваши вещи, фрейлейн. Одну минуту! А Вита привезу позднее, вечером.
— Это кто еще? — снова насторожилась фрау Патриция.
— Мой пес, — виновато ответила Кристина. — Я воспитывала его с щенячьего возраста…
— Ах, пес! Найдется и для него место. Он будет жить в нашем садике — там ему будет привольно.
Тем временем Майер втащил кожаный чемодан и большую ледериновую сумку — скромное имущество нежданной невестки. Он хотел как можно скорее покон — чпть с этой «семейной ситуацией», которую посчитал было вконец безнадежной.
