— Так вот, палка-махалка, попробуем-ка мы с тобой взять этого Полковника живьем. Что смотришь?
Неожиданностям сегодня не было конца.
— Вы, наверно, шутите?.. Как же… вы… да я, да еще живьем… Что же, он так просто сдастся?
— Какие шутки! — воскликнул матрос. — Я тебе дело говорю! Слушай!
Оказывается, в ту ночь, когда Севка вызвался быть проводником, чекисты застали в квартире номер семь подозрительных людей. Один сразу сдался, а второй стал отстреливаться и был убит. Это были офицеры-курьеры Врангеля, посланные к Аркадьеву. Везли они важные документы и распоряжение доставить Полковника в Мариуполь для организации восстаний в наших армейских тылах.
— Ясно теперь, палка-махалка? — подмигнул Борода. Мне еще ничего не было ясно, но я кивнул, а Борода продолжал — Попробуем сами доставить Полковника, только не в Мариуполь, там он ни к чему, а к нам в Чека. Я буду за того сдавшегося офицера, а ты за хлопчика при моих конях.
— А второй офицер?
— Правильный вопрос, палка-махалка! Так его же застрелили, а я, слава богу, уцелел. Понял? — Борода принял мое молчание за согласие и добавил: — Если понятно и не дрейфишь, с завтрашнего дня начинается подготовка. Тебе нужно научиться запрягать, распрягать и править парой коней. Стрелять из пистолета ты должен так, чтобы все сто в яблочко.
— Как так сто? — удивленно спросил я. — Вы же сказали стрелять из пистолета, а они, самое большее, десятизарядные.
— Ты чего ухмыляешься? Думаешь, что я в оружии меньше твоего разбираюсь? Сто — это сто процентов. Соображать надо! А когда все усвоишь, поедем за Полковником.
«Ничего себе, — подумал я, — поедем за Полковником! Как будто это так просто». Наверно, у меня было очень удивленное лицо, и Борода тотчас заметил:
— В нашем деле никогда не удивляйся, даже если происходит удивительное. Нам, брат, предстоит сыграть трудный спектакль, и не для дураков! Репетировать не придется, нужно хорошенько подготовиться. А скажи, палка-махалка, как у тебя дело с иностранными языками? По-немецки говоришь?
— Нет! Мы в гимназии язык врагов не изучали!
— Ну и дураки. Думали, что этим Вильгельма запугаете? — Борода усмехнулся. — Был у нас на тральщике боцман, так он рассказывал такую байку. Погналась лисица за сусликом, а он в норку юрк… и сидит. Сидит полчаса, сидит час, вдруг слышит: где-то далеко лает собака. Вот лай ближе, ближе, вот уже у самой норы, и вдруг стал удаляться. Думает суслик: «Ага, собака погнала лису, — значит, можно выходить!» Вылез, а лиса его — цап! Сожрала да и говорит: «Вот хорошо, что учила иностранный язык!» — Борода выдержал паузу, потом спросил: — Понял что к чему? Ну, а как вы относились к союзникам? Французский знаешь?
— Понимаю, но говорю плохо. — И кое-как слепил фразу на французском.
Борода кивнул головой и тоже сказал по-французски.
— Ничего, сойдет! Мы будем практиковаться в дороге, это будет и мне на пользу.
Борода говорил по-французски с легким акцентом, но ничуть не хуже наших гимназических «аристократов», обучавшихся дома у французских учителей.
Пока мы беседовали, стало совсем темно. Кирилл Митрофанович спустился со мной вниз и по телефону вызвал из Чека бричку. Когда подъехала бричка, он приказал вознице: «Отвезешь этого палку-махалку домой, да так, чтоб его не зацепили комендантские патрули». Затем подсадил меня в бричку и шепнул: «О разговоре никому ни полслова!»
Ехал я домой совершенно ошеломленный. Предстоящая работа в Чека, подготовка на «хлопчика при конях», рискованное «путешествие» — все это казалось фантастикой. Для своей будущей роли я подходил., пожалуй, только ростом. Выглядел я не старше двенадцатилетнего.
Наутро меня вызвал Лукич. Он сказал:
— Слушай, хомяк, — «хомяк» звучало доброжелательно, — тут звонили из Чека и просили отпускать тебя с работы в два часа. Видно, вы чего-то с Бородой затеяли?
Я пожал плечами. Лукич обиделся.
— Ох, уж эти секреты! — сказал он. — Я человек не любопытный, только думается, могли бы мне сказать, зачем ты им понадобился. Тебя не спрашиваю: знаю — все равно ничего не скажешь.
И я ничего не рассказал Лукичу, хотя очень хотелось. Я еще не верил своему счастью, но помнил слова Бороды: «никому ничего!»
После полудня за мной явился красноармеец и отвез на конный двор. Здесь конюх Степан Букин стал знакомить меня с бесконечным количеством ремней, пряжек и ремешков, составляющих конскую сбрую. С этого началась моя подготовка к операции, которую Борода назвал «Тачанка». Часа через два приехал Кирилл Митрофанович и тут же раскритиковал метод моего обучения. Он сказал:
— Начинать надо с коней. Пошли на конюшню!
В полусумраке крепко пахло конским потом и дегтем. В дальнем углу звенел цепью и громко ржал жеребец Выстрел, на котором ездил предчека. Борода завернул в первый денник, где стоял здоровенный конь Маркиз, похлопал его по крупу и, обращаясь ко мне, прокричал:
— Заходи!
Легко сказать — заходи. Мне мгновенно представилась картинка из детской книжки: конь, очень похожий на Маркиза, лягает волка, и тот летит в кусты с раскроенной головой. Маркиз в это время переступил с ноги на ногу, показав страшной величины копыта, обросшие мохнатыми щетками волос.
— Давай, давай, не бойся! — подбодрил матрос.
Я боком, прижимаясь к стенке, юркнул в денник. Маркиз скосил на меня огромный выпуклый глаз, пошевелил губами и, не обнаружив во мне ничего интересного, занялся сеном.
— Отвязывай и выводи! — приказал Борода.
Отстегнув цепь, я не знал, что делать дальше. Конюхи хохотали, а Борода гремел:
— Пять, пять его назад! Не за цепь, бери за оголовье да покрикивай на него!
Дрожащими руками я взялся за оголовье. Свирепая морда Маркиза нависла прямо надо мной. Отступал он неохотно, мелко перебирая ногами.
— Подбери цепь! Да не туда заворачивай! — кричал Кирилл Митрофанович, потому что я завернул коня не к выходу, а в глубь конюшни.
Под дружный смех конюхов я наконец вывел Маркиза во двор. Борода распорядился отвести его обратно и привязать. В денник Маркиз шел охотно, даже подталкивал меня в спину и пытался положить морду мне на голову. Пристегивая цепь, я с ужасом слушал, как Борода намечал конюхам программу моей дальнейшей учебы: тут была и запряжка, и проездка, и мытье лошадей. Со мной Кирилл Митрофанович заговорил на улице:
— Для начала неплохо, а вот коня ты боишься. Это нужно перебороть. Работай, палка-махалка, старайся, наше время подходит…
Я старался, как мог: стрелял из браунинга по мишени, запрягал, распрягал — постигал, по словам Степана, «разницу между уздечкой и недоуздком».
Каждое ученье заканчивалось выездом на паре. Раньше мне казалось, что править лошадьми нетрудно, что тут особенного? Сел, разобрал вожжи, взмахнул кнутом — и поехали! Но оказалось совсем не так. При поворотах лошади норовили въехать на тротуар или тянуть вразнобой. То поворачивала правая, а левая шла прямо, то наоборот. Случалось, что обе сталкивались мордами и, затоптавшись на месте, останавливались. Степан сердился:
— Больше гробить коней не дам, даже если прикажет предчека.
Но приходил Борода, проверял мои успехи, хвалил Степана, и я продолжал «гробить» коней.
Две недели обучали меня «кучерскому делу». За это время Борода несколько раз приходил то в конюшню, то на стрельбище, смотрел, как я стрелял из пистолета, делал замечания, но о предстоящей операции будто забыл. Мое любопытство росло значительно быстрее, чем кучерское мастерство, но я молчал, ничего не спрашивал. Это, как я потом узнал, был экзамен на мою выдержку.
Спустя дней десять на конный двор пришел Борода. Был он необычно хмур. Посмотрев на мою езду, сел в бричку и велел везти его за город.
— Давай рысью, — скомандовал он, едва мы выбрались из города на немощеную дорогу. Бричка запрыгала по ухабам. — А теперь галопом!
Бричку кидало из стороны в сторону, а Борода покрикивал:
— Давай! Давай! Прибавь кнута, да не ослабляй вожжи!
Проскакали мы так версты две, а потом Борода приказал свернуть с дороги, и мы, не снижая скорости, понеслись по кочковатому полю.
— Переходи на рысь! — скомандовал Кирилл Митрофанович.
На рыси бричку трясло еще больше.
— Шагом! — разрешил Борода, когда мы подъехали к роще. Я остановил взмыленных лошадей. Борода спрыгнул на землю, чтобы поразмяться. По всему было видно, что он доволен.
— Только в другой раз, — посоветовал он, — по полю скачи зигзагом. Если будут стрелять вдогонку, труднее в тебя попасть. Разнуздай, пусть кони остынут, а нам поговорить надо.
Я быстро управился с лошадьми и с трепетом приготовился слушать.
— Ну, палка-махалка, — начал Борода, — поздравляю! С сегодняшнего дня ты зачисляешься младшим сотрудником губернской Чека, конечно, с испытательным сроком. Через два дня поедем за Меченым. Крутится он где-то между трех дальних уездов по хуторам. Добираться будем кружным путем, с юга, из Екатеринослава.[4] По пути у Полковника везде заставы и агентура, а нужно, чтобы они тачанку засекли как можно дальше от нашей губернии. Помогают нам екатеринославские чекисты. Они там уже все приготовили. До Екатеринослава поедем поездом. Ты сегодня своих предупреди: мол, едешь в командировку в Харьков, недели на две. Да не забудь прихватить свой браунинг и побольше патронов.
