— Весьма признателен за дружеское предостережение, господин обергуппенфюрер.
— Рад, если вы меня верно поняли. Но — к делу!
— Слушаю.
— В связи с неблагоприятными изменениями на Восточном фронте фюрер требует от всех секретных служб резко активизировать агентурно — подрывную деятельность в тылу врага. Цель — психическое и экономическое разложение, диверсии на промышленных объектах, разжигание националистического террора. Все рычаги разведслужб привести в активное действие! Это — общая установка. Ясно?
— Вполне.
— Теперь — главное. Следующим летом фюрер решил окончательно сломить хребет большевистской России. В направлении главного удара мы сконцентрируем еще небывалую военную мощь.
— Где именно? — поинтересовался Хейниш.
Обергруппенфюрер строго нахмурился.
— Зачем вам об этом знать?
Под грозным взглядом шефа Хейниш сник.
Кальтенбруннер поучительно заметил:
— Вам надлежит знать лишь то, что непосредственно касается выполнения прямых служебных обязанностей. Не более! Ясно?
— Так точно! — поспешно заверил Хейниш.
— Продолжаю. Как только обозначится неоспоримый успех в направлении главного удара, мы начнем новое наступление на Кавказе. На этот раз — до окончательной и безусловной победы. До того момента наши войска на Таманском полуострове будут стоять наготове.
пополняясь людьми и техникой. Сейчас интенсивно строятся оборонительные сооружения «Голубой линии», эшелонированные на полсотни километров вглубь. Представляете? «Голубая линия» обеспечивает войскам, сосредоточенным на Тамани, стопроцентную гарантию от любых сюрпризов русских. Какова же ваша роль в решении этих грандиозных стратегических замыслов великого фюрера?
Хейниш напряг внимание, пытаясь запечатлеть в памяти каждое слово шефа и даже интонацию, с какой он<У сказано.
— Продолжительное время вы работали на Северном Кавказе. Этот важный стратегический регион вам хорошо знаком. Мы решили использовать ваши опыт и знания для работы в разведоргане СД — «Цеппелине». С этого дня вы возглавляете берлинское отделение «Ц>:. Задание — подготовка и заброска агентов — диверсантов на территорию Кавказа. Надеюсь, вы там оставили своих людей согласно предыдущей директиве?
— Так точно! Я лично проинструктировал агентов и передал их на связь резиденту, прибывшему из Берлинской разведывательной школы.
— Кто он?
— Фамилия — Целебадзе. Из «национальных деятелей». Его личное дело со мной.
— Оставим личное дело. Учтите, все существующие «национальные комитеты» унтерменшей увязывают работу с деятельностью в концлагерях для военнопленных, где вербуют пригодные для агентурной работы кадры с уголовным и преступным прошлым. Поэтому поддерживайте с «национальными деятелями» систематические контакты.
— Слушаюсь! — сидя, щелкнул каблуками Хейниш.
— Из сказанного мной раньше вытекает то задание, которое мы ставим перед возглавляемым вами отделением «Ц». Ваша служба должна максимально обеспечивать успехи в наступательных операциях вермахта на Кавказе. Каким образом? В нужный момент ваши агенты обязаны подорвать не очень многочисленные, а потому очень ценные для врага мосты, чтобы сорвать своевременное снабжение войск русских во время боевых действий. Далее: разрушать все коммуникации, выводить из строя все линии связи, уничтожать склады боеприпасов и продуктов. Необходимо практиковать жесточайший террор среди мирного населения и беженцев. Цель: посеять панику и чувство безнадежности. До нашего сигнала ваши агенты должны ограничиться только систематическим сбором военных и промышленно — экономических сведений. Подчеркиваю: действовать следует осмотрительно и разумно. С учетом событий, которые развернутся летом, преждевременные провалы нам совершенно нежелательны. На повестке дня — тотальная война в тылу врага в сочетании с наступательными операциями на фронте. За исполнение вы, господин штандартенфюрер, несете личную ответственность. Желаю вам успеха! Эти папки, — Кальтенбруннер указал на стол, — ваши. Здесь люди, которых вы будете готовить в первую очередь. Проверенные!
Хейниш вытянулся.
— Я оправдаю ваше высокое доверие, господин обергруппенфюрер. Величие замыслов фюрера вдохновляет!
Глава четвертая.
ДВА ТРЕУГОЛЬНИКА — РОМБ
Фрейлейн Кристина Бергер могла быть довольной — «крыша» в самом «логове» ей была обеспечена надежная и удобная. Устраивало ее также и то, что Хейниш предоставил ей отпуск. Насторожило то, что штандартенфюрер проявил «заботу» о состоянии ее здоровья даже без намека с ее стороны. Это не было похоже на Хейниша — не такой характер у шефа, чтобы считаться с хлопотами и личной жизнью подчиненных. А более всего озаботило, что он не определил срок возвращения на службу, а только заметил:
— Желаю, чтобы вы родили и воспитали фюреру солдата. Если возникнет необходимость, я вас вызову. Хотя и сейчас могу заверить: это произойдет не скоро. Так что вам, как молодой матери, заботами СД обеспечены идеальные условия.
Пришлось благодарить за «истинно арийскую заботу СД». Но что же все‑таки за этим кроется? Ответа фрейлейн Бергер не находила. Хорошо, что положение «Ники» прочное. Сейчас^без него она была бы как слепая, и все усилия по внедрению ее в Берлин оказались бы бесполезными.
По сути, усадьба Шееров, отгороженная от чужого глаза высотою в два метра стеной грубой, крепостной кладки из необработанного декоративного камня, надежно прятала от случайных и нежелательных контактов.
За этим крепостным сооружением высился с расчерченными по — немецкой домостроительной традиции — на квадраты стенами трехэтажный дом Шееров, по здешним понятиям — двухэтажный. Нижнюю часть дома занимали обширный холл — гостиная и просторная кухня, выложенная белоснежным кафелем. В повседневном быте она служила столовой. Этажом выше находилось непосредственно жилье хозяев, где у каждого была своя комната. Самая большая была отведена под кабинет, заставленный от пола до потолка по — готически узкими книжными шкафами из мрачноватого, темно — коричневого дерева. За стеклом на этом понуром фоне поблескивали золотом берлинские и лейпцигские исследования фальсифицированной «Священной Римской империи немецкой нации» — свидетельство профессиональных увлечений Шеера — младшего.
Верхний этаж был в запустении — вот уже два года им никто не пользовался. Когда‑то здесь жила немногочисленная прислуга — горничная и садовник, услуги которых с началом войны стали обременительны для семейного бюджета. Там же располагались две комнаты для гостей, которые по тем или иным причинам порой оставались ночевать. Но со времени гибели Шеера — отца в этом доме уже никто не гостил.
За домом, окруженным все той же высокой стеной, находился небольшой садик. В центре его был выкопан неглубокий, по колено, бассейн с бетонированным дном. Посреди островком вздымалась грузная глыба, сплошь поросшая обычно сочным, а сейчас, в зимнюю пору, жухлым мхом. Раньше здесь сновали цветные аквариумные рыбки — одно из увлечений Шеера — отца. Второе его увлечение — кусты роз, они выстроились ровной солдатской шеренгой перед тыльной стеной крепостного четырехугольника…
Нежданно, а по логике соседей и местного банфю- рера — вполне естественно, их опекуном стал Вилли Майер. Не менее одного раза в неделю он приезжал на служебной машине со знаком СД на ветровом стекле и привозил туго набитые пакеты — белый хлеб, масло, колбасу, муку, тушенку и связки тоненьких, словно де-
367
вичьи пальчики, розовых сосисок. На женские сетования вроде «Вилли, ну зачем вы берете на себя лишние хлопоты?» он бодро отвечал:
— Дорогие дамы, я не сомневаюсь, фрейлейн Кристина подарит рейху непременно сына. И я забочусь совсем не о вас, а о здоровье господина Шеера — наследника. Из мужской солидарности верного камрада!
Наедине фрау Шеер наставляла Кристину:
— Это очень похвально, моя милая, что вы приветливы с господином Майером. Человек он прекрасный и любезный, воспитанный, деликатный. Жизнь есть жизнь! А кто знает, вернется ли Адольф…
От этих слов Кристину вопреки ее симпатии к Патриции передергивало. Неужели ей не ведома граница меж немецким практицизмом и тем, что у действительно по^щочных людей именуется цинизмом?
На эту «продуктовую» тему поговорил с Кристиной и Майер. И тоже — с глазу на глаз. Пояснил:
— Дорогая Кристина, я должен иметь весомый повод для систематических посещений вашей частной крепости. С целью конспирации.
— Бросьте, Вилли, выдумывать. Вы просто добрый человек.
— Нет, не совсем просто, фрейлейн. У нас как водится? Человек, с которым не имеют общих дел — служебных или деловых, для других словно бы прекращает свое существование. А вы — в длительном отпуске, из которого, как правило, на нашу службу не возвращаются.
