время усердно, хотя и не в лад, помогала снизу; Сотников ослабело карабкался, напрягаясь из
последних сил, и наконец перевалился через верхнее бревно стены.
- Там пакля! За паклю лезьте! - подсказывала снизу хозяйка.
Рыбак пробежал по мягкой чердачной засыпке. Тут, как и в сенях, господствовал полумрак, хотя из-
под крыши и сквозь маленькое слуховое окошко во фронтоне пробивалось немного света, в котором был
виден широкий столб кирпичной трубы, какие-то обноски на длинном шесте, сломанная прялка внизу.
Поодаль под крышей он рассмотрел порядочный ворох пакли.
- Сюда давай!
Сотников, подобрав винтовку, на четвереньках подался под скос крыши в угол, куда указал Рыбак, и
тот, поддев сапогом, навалил на него ворох пакли. Потом и сам затиснулся под крышу за спину
товарища.
Замерев, они лежали, едва справляясь с дыханием. В нос шибало резким пеньковым запахом, костра
из пакли обсыпала лицо и кололась за воротником. Напрягая слух, Рыбак старался понять, шли немцы
по их следам или так просто направлялись в деревню. Если по следам, то, разумеется, будут искать.
Тогда вряд ли им тут отсидеться. В груди Сотникова громко хрипело, это мешало слушать, и все же они
старались не пропустить ни одного звука снаружи. Голоса раздавались уже так близко, что Рыбака
охватила оторопь: немцы заговорили с Дёмчихой.
- Привет, фрава! Как жисть?
Оказывается, это были полицаи, Рыбак узнал их с первого слова. Не останавливаясь, они прошагали
по двору, кажется направляясь к двери. Дёмчиха почему-то молчала, и Рыбак весь напрягся, страстно
желая, чтобы они прошли мимо.
- Что молчишь? Зови в гости, - глуховато донеслось снизу.
- Пусть вас на кладбище зовут, таких гостей, - был им ответ.
«Э, не надо так, - с сожалением пронеслось в голове у Рыбака. - Зачем задираться!» Чутко
вслушиваясь, он почти со страхом переживал грубые слова хозяйки и очень опасался, что та каким-
нибудь неосторожным словом разозлит их, и тогда не миновать беды.
- Ого! Ты что, недовольна?
- Довольна. Радуюсь, а как же!
- То-то! Водка есть!
- А у меня лавка, что ли?
- Тогда гони пару колбас!
- Еще чего захотели! Из кошки я их вам наделаю? Подсвинка забрали, а теперь колбас им!
132
- Вот как ты нас встречаешь! - ехидно заскрипел другой голос. - Партизан так, наверно, сметанкой
кормила бы.
- Мои дети полгода сметаны не видели.
- А мы сейчас это дело проверим!
Ну конечно, нельзя было так задиристо обращаться с ними, вот они и не прошли мимо - их тяжелые
шаги затопали уже в сенях. Но, кажется, дверь в избу еще не открывали, и Рыбак похолодел от
неожиданного и такого естественного теперь предположения: а вдруг полезут на чердак за колбасами?
Но нет, пока что стучали в сенях, наверно, откинули крышку сундука, что-то там упало и с громким
жестяным стуком покатилось на пол. Боясь шевельнуться, Рыбак тихо лежал, вперив глаза в сухое,
почерневшее стропило, и думал: нет, пришли не за ними. Ищут продукты - обычный полицейский
промысел в деревне, а на кладбище, по всей вероятности, пост-засада - будут караулить дорогу.
Они все еще шарили в сенях, как Сотников рядом неестественно напрягся, в груди у него что-то
ужасающе всхлипнуло, и Рыбак почти обмер в испуге - показалось, закашляет. Но он не закашлял, как-то
сдержался, притих, а они там, внизу, уже стукнули дверью, и вскоре их голоса приглушенно зазвучали в
избе.
- Где хозяин? В Московщине?
- А мне откуда знать?
- Не знаешь? Тогда мы знаем. Стась, где ее мужик?
- В Москву, наверно, подался.
- О, сука, скрывает! А ну врежь ей!
- А-яй! Гады вы! - дико закричала Дёмчиха. - Чтоб вам околеть до вечера! Чтоб вам глаза ворон
повыклевывал! Чтоб вы детей своих не увидели!..
- Ах вот как! Стась!
В избе испуганно заверещала детвора, вскрикнула и умолкла девочка. И вдруг из напряженной груди
Сотникова пушечным выстрелом грохнул кашель. У Рыбака как будто оборвалось что внутри, руки под
паклей сами рванулись к Сотникову, но тот кашлянул снова. В избе все враз смолкли, будто выскочили из
нее. Рыбак с невероятной силой зажимал Сотникову рот, и тот мучительно давился в неуемных потугах.
Но, видимо, было поздно - их уже услышали.
- Кто там? - наконец прозвучало внизу.
- А никто. Кошка там у меня простуженная, ну и кашляет, - слышно было, перестав плакать, испуганно
заговорила Дёмчиха.
Но ее не слишком уверенный голос, наверно, не убедил полицейских.
- Стась! - властно скомандовал громкий свирепый бас.
Рыбак на выдохе задержал дыхание, с необыкновенной ясностью сознавая, что все пропало.
Наверно, надо было защищаться, стрелять, пусть бы погибли и эти наемники, но неизвестно откуда
явилась последняя надежда на чудо, подумалось: а вдруг пронесет!
От удара двери о стену задрожала изба, полицаи с грохотом потревоженного стада ринулись в сени,
наружная дверь распахнулась, на чердаке под крышей вдруг стало светлее. Невидящим взглядом Рыбак
уставился в черное ребро стропила, за которым торчал в соломе старый поржавленный серп. Несколько
проникших на чердак теней, скрещиваясь, заметались по соломенной изнанке крыши.
- Лестницу! Лестницу давайте! - громким басом командовал внизу полицай.
- Нету лестницы, никого там нету, чего вы прицепились? - снова заплакала Дёмчиха.
Стук, удар в стену, скрежет сапог по бревнам и совсем близко - задыхающийся голос:
- Так темно там. Ни черта не видать.
- Что не видать? Лезь, я приказываю, туды-т твою мать!
- Эй, кто тут? Вылазь, а то гранатой влуплю! - раздалось почему-то под самой крышей.
Но шагов по потолку еще не было слышно - наверно, полицай все-таки не решался перелезть стену.
- Так он тебе и вылезет! - гудел снизу командирский бас. - Заначка там есть какая?
- Есть. Сено будто.
- Пырни винтовкой.
- Так не достану.
- От, идрит твою муттер! Тоже вояка! На автомат! Автоматом чесани!
«Это уже все, точка», - сказал себе Рыбак, почти физически ощущая, как его тело вот-вот разнесет в
клочья горячая автоматная очередь. Стараясь использовать последние секунды, он мысленно метался в
поисках выхода, но абсолютно нигде не находил его: так ловко попались они в эту ловушку. Наверно, все
уже было кончено, надо было вставать, и вдруг ему захотелось, чтобы первым поднялся Сотников. Все-
таки он ранен и болен, к тому же именно он кашлем выдал обоих, ему куда с большим основанием
годилось сдаваться в плен. Но Сотников лежал будто неживой, выгнулся, напрягся всем телом, похоже
даже перестал и дышать.
- Ах, не лезешь!
Под крышей раздался сухой металлический щелчок - слишком хорошо знакомый Рыбаку звук
автоматного затвора, сдвинутого на боевой взвод. Дальше должно было последовать то самое худшее,
за чем ничего уж не следует. Только какая-нибудь секунда отделяла их от этого последнего мига между
жизнью и смертью, но и тогда Сотников не шевельнулся, не кашлянул даже. И Рыбак, в последний раз
ужаснувшись, отбросил ногами паклю.
133
- Руки вверх! - взвопил полицай.
Рыбак поднялся, с опаской подумав, как бы тот сдуру не всадил в него очередь. На четвереньках он
выполз из-под крыши и встал. Над бревном у лаза настороженно и опасливо застыла голова в кубанке,
рядом торчал направленный на него ствол автомата. Теперь самым страшным для Рыбака был этот
ствол - он решал все. Искоса, но очень пристально поглядывая на него, Рыбак поднял руки. Очереди
пока что не было, гибель как будто откладывалась, это было главное, а остальное для него уже не имело
значения.
- А, попались, голубчики, в душу вашу мать! - ласковой бранью приветствовал их полицай, взбираясь
на чердак.
