не мог.
— Что ты несешь? — вдруг вскрикнул Чарльз. — Она же совсем недавно провожала меня в ту никчемную больницу! — с каждым словом голос становился громче.
— Не знаю… — прошептал Глэр. — Но она умерла в июне. Думал, ты знаешь…
— Ты врешь! Ты врешь! — зашипел Чарльз, — Моя Эмма сейчас готовит изумительный завтрак, делает хрустящие тосты, заваривает чай, потому что ее тоже воротит от кофе! От твоего горького кофе! — старик махнул рукой, и разом чашка с кофе упала на пол и разбилась. — Приготовит бекон и яичницу, а мне нарежет фрукты, потому что я не привык завтракать! А затем уйдет по домашним делам, ведь любит, чтобы я приходил в уютный дом! — продолжал кричать мистер Бэннингтон.
Послышалось, как дергается дверная ручка, и испуганная Грейси вошла в комнату.
— Эмма… Анна… — в глазах Чарльза мелькнула небольшая радость и мигом испарилась.
— Что происходит? — спросила девушка.
— Уже ничего, уходим, — сказал тот и, взяв медсестру под руку, вывел ее из комнаты, закрыв за собой дверь.
Грейси не хватала звезд с неба, старалась добиваться всего своими силами. Вскоре труды были оценены. Амбициозная девушка стала лучшей выпускницей курса и успешно принята на практику в городскую клинику под руководством выдающегося доктора. Став для нее настоящим эталоном, рыжеволосая аспирантка буквально цитировала учителя. Взрослый мужчина не скрывал радости от повышенного внимания, стараясь выделить ее среди других интернов. Грейси это льстило, как льстило и то, как стала ощущать нескрываемую зависть окружающих, ведь никто не был так близок с доктором. А ей удалось подойти к нему настолько близко, что казалось, их связывает нечто большее, чем наставничество.
Еще с детства будущей медсестре тяжело удавалось сблизиться с ровесниками. Те считали девочку скучной и недалекой, всячески издевались и дразнили. В школе Грейси завела подружку, новенькую в классе, которой также доставалось от более популярных ребят. Но новенькая проявила себя и вскоре влилась в ту же компанию, что была настроена против бывшей подруги. Сейчас же, когда Грейси оказалась впереди всех, впервые в жизни стала ощущать крылья за спиной. Впервые ее считали не странной, а умной и одаренной. Но такой расклад устраивать всех долго не мог.
После выпуска интернатуры по больнице поползли грязные слухи о связи молодой медсестры и взрослого доктора. Девушка не сразу придала значение сплетням, а когда осознала происходящее, было уже поздно. Доктора, что прослужил в одной из лучших больниц страны более 30 лет, с позором уволили. Это разбило Грейси сердце и закрыло дорогу в дальнейшей карьере. Неведомая доселе пустота заполняла душу до краев, отчего ей хотелось совершить самый ужасный поступок в жизни. Останавливало лишь принесение клятвы о непричинении вреда ни окружающим, ни себе…
— Вы не имели права говорить об этом! — тихо сказала Грейси, сидя на стуле у окна.
Гадо, как обычно, расположился на любимом кресле за рабочим столом, но работа не шла. Он не мог сосредоточиться ни на чем, за что бы ни брался.
— Это единственная ниточка, которая придавала сил и дарила надежду, — продолжила девушка нагнетающим тоном. Копна длинных рыжих волос струилась по плечам, отдельные пряди то и дело норовили упасть на лицо, и Грейся периодически заправляла волосы за ухо.
Гадо молча сидел в кресле и не шевелился.
— Посмотрю, как там мистер Бэннингтон, — произнесла она тихим голосом.
Медсестра медленно встала и вышла из кухни. Глэр только опомнился и хотел остановить ее, но голос застрял в горле. Закрыв лицо руками, стал размышлять о случившемся, о словах Чарльза, о реакции Грейси, о поступке и намерении.
Открыв глаза, Гадо отчетливо понимал, что прекращает съемки. Включил ноутбук с решительным намерением удалить смонтированные кадры. Горечь во рту разъедала горло. Тошнота и отвращение к себе заставили закрыть глаза, глубоко вдохнуть несколько раз. Курсор мышки направлен на папку с файлами под названием «Дневник. Френсис». Строчки меню предложили множество вариантов действия, в том числе и удаления материала.
Сколько отсутствовала Грейси, Глэр не заметил, как и то, когда она вернулась.
— Мистер Чарльз… Он умер… Он умер… — испуганным голосом прошептала девушка и разрыдалась.
— Ты не попала в кадр? — вдруг выпалил Гадо. Заплаканные глаза медсестры округлились. Губы затряслись. Резко развернувшись, девушка выбежала из кухни, лишь огонь рыжих волос полыхнул в дверном проеме. Курсор мышки опустился в нижнюю часть экрана.
После кончины Чарльза Бэннингтона режиссер связался с детьми телеведущего, чтобы те сами распределились последним путем отца. Сам же проститься лично отказался. На удивление прессы, похороны прошли в скромном, строго ограниченном формате. Филипп и Анна категоричны в правилах и запретили телевизионщикам посещать церемонию. Это коснулось и поклонников некогда знаменитого комика. Самые преданные и близкие, коих набралось не более 40 человек. Старший сын несколько раз встречался с мистером Глэром и всячески пытался отблагодарить его за то, что позволил отцу в последний раз окунуться в творческий процесс, которого тому так недоставало.
— Надеюсь, вы успели снять, что нужно? — едва улыбаясь, спросил Филипп.
Гадо не спешил с ответом, охваченный чувством вины, боясь посмотреть в глаза сыну Чарльза. Мужчины сидели в дорогом ресторане, одном из любимых мест мистера Бэннингтона, который приучил наследника выбирать только лучшие заведения.
— Да… и даже больше… — почти шепотом произнес Гадо. — На самом деле мне не нужно было от него много, ведь я знал о положении, и просить выполнять дубль за дублем стало бы кощунством. Режиссер попытался выдавить улыбку, но, даже не видя себя со стороны, несомненно, потребовал бы переснять это.
— Уверен, что отец выбрал бы именно такой финал! — с готовностью сказал Филипп, осушив одним глотком бокал вина.
— Довожу монтаж до идеала, и уже через несколько месяцев буду рад видеть вас с Анной на премьерном показе! — произнес Гадо.
— Обязательно будем! Это и будет символические проводы отца с теми, кто не смог проститься с ним лично. — ответил Филипп.
— Именно так…
Классический черный смокинг висел на вешалке, дожидаясь, когда Гадо наденет поверх белоснежной сияющей рубашки с золотыми запонками. Мужчина сидел у большого зеркала и, не отрываясь, вглядывался в собственное отражение, иногда переводя взгляд чуть в сторону, где отражение головы чуть закрывало афишу фильма, что висела на двери. Постер исчиркан подписями съемочной команды, от постановщиков до ассистентов. «Кроме одного», — подумал про себя мужчина. Черные туфли сжимали стопу, но он решил не обращать на это внимание, как искать другие уже не было времени. За дверью гримёрки стоял шум собравшихся людей.
