Крики и смех отзывались так отчетливо, что казалось, коридорный гул постепенно заполняет комнату, выкачивая с нее драгоценный воздух. Мистер Глэр испытывал мандраж перед закрытым показом. Какие оценки выставят продюсеры, инвесторы, команда и прочее — не волновало! Главным для него был свой личный эффект «мурашек», и почти без исключений добивался его. Сегодня мурашки одолевали тело еще задолго до выхода картины на экран. Режиссер мысленно проматывал хронометраж фильма в голове, словно прокручивал пленку, стараясь найти изъян и точно полагая, на каком моменте всё может застопориться. Стук в дверь отвлек от гнетущих мыслей. Майкл окликнул его. Гадо устало поднял на него глаза. Верный друг режиссера впервые видел Глэра в подавленном состоянии на премьере фильма.
— Что мне за это будет? — робко спросил Гадо, глядя на мужчину, с которым они вместе прошли самые сложные времена.
— Ты сомневаешься? — тихим голосом спросил вошедший и оглянулся в коридор, дабы никто не услышал.
— До конца жизни буду сомневаться, — ответил Глэр и тут же добавил: — Но ничего менять не буду! — попытался сказать более утвердительно, хоть не правдоподобно.
Майкл едва улыбнулся и покинул гримерку. Гадо встал. Мандраж охватил тело, руки начали трястись, что еле справился с пуговицей смокинга. Выйдя в коридор, как тут же подхватила всеобщая волна суеты, криков, смеха и вспышек камер. Молодая женщина схватила руку и вывела к фотозоне:
— Сюда, мистер Глэр, сюда, пожалуйста! — кричала назойливая репортерша, стараясь перебить гул. Следом к нему подошли две молоденькие девушки.
— Можно несколько слов перед премьерой? — одна из них протянула к нему микрофон с эмблемой новостного телеканала. Гадо вертел головой, словно пытался найти кого-то, но, на неудачу, никого из знакомых лиц не встречал.
— Мистер Глэр! Мистер Глэр! Вы учли ошибки после обвинений в сексизме и гомофобии? — спросила другая девушка. В глазах Гадо помутнело. Ноги не хотели слушаться, хотя разумом прикрывал себе идти дальше.
— Посмотрите в камеру! — доносилось с другой стороны. — В «Дневнике» вы уделили место современным проблемам? — уже мужской голос пронзил слух. Высокий парень прокричал так, что смог оглушить режиссера. Толпа журналистов, операторов и фотографов окружили Глэра, прижав к стене с постером «Дневника». Спасти смог только раздавшийся звонок, что призывал присутствующих пройти на свои места. Репортеры начали постепенно отступать. Рядом осталась лишь темнокожая женщина с яркими глазами, полными презрения и недовольства.
— Вашей карьере и так конец, но, надеюсь, вы уйдете не обосранным! — ее голос был не менее злым, чем взгляд. Слова будто разбудили мужчину. Он широко открыл глаза и, заметив неутомимую женщину сбоку от себя, чуть придвинулся и прошептал на ухо:
— Я лучше обосрусь прям здесь, чем прогнусь под стаей стервятников! — гордо ответил Глэр.
Женщину явно не смутил ответ. — Только салфетку больше никто не подаст и подтирать за вами не станет! — тут уже от наглости сконфузился сам Гадо.
Прозвенел второй звонок, и дама тоже ушла. Еще полминуты режиссер приходил в себя, после чего быстрым шагом направился вдоль длинного коридора к выходу из кинотеатра.
Гул от бесконечной вибрации телефона и мигания вспышки разбудили мистера Глэра. Он уснул, не раздевшись. Мятая белая рубашка прилипла к телу, брюки задрались и перекосились на ноге, туфли неизменно продолжали жать ступню. Смокинг валялся скомканный в углу комнаты, рядом с пустой бутылкой бренди и осколками стакана. Мужчина поднялся с постели, поправил на себе одежду и направился на кухню. Из комнаты продолжали поступать звуки вибрации. Налив чашку крепкого кофе, уселся на привычное место. Сделав несколько глотков, сразу же отставил чашку. Сильная изжога отвратила от любимого напитка. «Какие же таблетки Марта давала мне?» — пронеслось в голове. Начал мысленно перебирать препараты, но так ничего не вспомнил. Включил компьютер, чтобы найти ответ в интернете, но, как только загрузил браузер, на него обрушился шквал уведомлений от социальных сетей и электронной почты. Более двух тысяч неотвеченных писем хранилось в папке «Входящие», притом что Гадо проверял почту ежедневно. Открыл первое письмо, прочитал первую строчку и тут же закрыл. Так же сделал и со вторым, третьим, десятым, сотым. Гневные письма, обвинения, требование снять фильм с проката — лишь малая часть того, что понял, исходя из беглого ознакомления. Мужчина прокрутил строчки ниже, на глаза попался знакомый электронный адрес.
«Уважаемый мистер Гадо Брайан Глэр. Сегодня мы наблюдали вопиющий случай некомпетентности, непрофессионализма и аморальности. Фильм «Дневник» немедленно будет отозван с домашнего кинопроката, в мировой прокат также не попадет. Мы официально разрываем контрактные обязательства в одностороннем порядке. А также накладываем штрафные санкции с требованием возмещения убытков на расходы производства фильма, в частности: прокат оборудования, аренда павильона, гонорар 7 актеров главных и второстепенных ролей, 37 актеров массовки и всей съемочной команды. Также компания подает иск за репутационные риски и потерю инвесторов. Мы снимаем все ваши фильмы с сервиса стриминга, а также удаляем ваше имя из списка работавших с нами деятелей кино. Отдельное извещение вам будет доставлено лично в руки.
С уважением, Грегори Стивенсон».
Гадо прочитал письмо несколько раз. Он не мог понять, ожидал ли подобной реакции или это стало неожиданностью. Сомнения, страх и пренебрежение одолевали мысли, заполняя разум по мере очередности. Вернувшись к списку непрочитанных писем, нашел э-мейл от сына мистера Чарльза Бэннингтона — Филиппа.
«Мистер Гадо Глэр, этим письмом официально заявляю о намерении подать на вас в суд. Заседание состоится как можно быстрее, этому я поспособствую. На голосование присяжных рассчитывать не стоит, все в курсе ваших негуманных способов работы. Я лично займусь этим делом и добьюсь самой строгой меры наказания! То, что вы сделали с моим отцом, не сойдет с ваших окровавленных рук! Мой отец — великий человек и любимец Америки, заслуживал лучшей участи, чем покинуть мир на глазах зрителей третьесортного фильма.
Мистер Филипп Скотт Бэннингтон».
Глэр проглотил слюну и тут же поежился от наступившей изжоги. Трясущимися руками взял стоявшую рядом чашку и разом допил остывший кофе. Голову стали переполнять мысли, которые пытались найти выход из данного положения, но ни одна из них не могла здраво оценить ситуацию. Режиссер знал, что юристы в продюсерской компании оставят его без цента, а Филипп заберет остальное. Но волнует ли это? Делу всей жизни пришел конец. Карьера, так тщательно строившаяся, которая лишила семьи, сна, здоровья, отправилась в утиль. Но волновало ли это сейчас? Снова вспомнил о Марте и так обрадовался, что ее сейчас нет рядом. Иначе голова разболелась бы только
