немного лохматая, стояла на пороге кухни, — Я приготовлю завтрак, а вам нужен постельный режим…
— Грейси, милая, сегодня утром я позабочусь о госте, можешь отдохнуть. — мягко сказал Гадо.
Медсестра хотела только возразить, но взглянув в тоскливый взгляд Чарльза, отступила. Мужчины остались одни, но больше не проронили ни слова. Кухня словно замерла, не пуская на порог ни назойливую Грейси, ни неизбежно надвигающееся утро.
Офис Грегори пустовал. Когда люди отсутствовали, кабинет казался неоправданно огромным. «Все же соратники умеют сжирать воздух», — подумал про себя Гадо. Перед ним на столе лежала папка со сценарием, распечатанная раскадровка некоторых сцен, подписанные договора и квоты на траты. За последнее время мистер Глэр редко покидал квартиру, и новое место вызывало у него чувство дискомфорта и немного тревоги. Сегодняшняя встреча уже стала необычной. Глэр значительно нервничал перед встречей с руководством, а Грегори опаздывал. Оба эти явления возникали в крайних случаях.
— Отмени встречу, приеду к нему завтра… — раздался голос Грегори, входящего в кабинет. — Прости за опоздание. Сегодня сумасшедшее утро, не говоря уже о неделе! — начал возмущаться. — Чего только стоило переработка плана съемок… Не представляешь… — мужчина в строгом деловом костюме сел во главе стола.
Гадо смотрел на него с удивлением, пытался подобрать слова, но то недовольство, что хотел выплеснуть на него за утомительное ожидание, улетучилось. Грегори разговаривал с ним «нормально». Без претензий, требований, подколов и издевок. «Видимо, это была действительно очень сложная неделя…» — подумал Гадо.
— Съемки идут по плану. Сроки поджимают, некоторые сцены придется переснимать, но в целом мы довольны… Но… — вдруг Грегори остановился и пристально посмотрел в глаза собеседнику, сидевшему по правую руку. — Роль старика… Как его…
— Френсис… — добавил Гадо.
— Да, Френсис… Что с ним, Гадо? Ты говорил, что у тебя есть кандидат на роль. Сам прописал сценарий… Но где он? — возмутился Грегори. — Он действительно есть?
— Мне пока нечего дать монтажерам, лично сделаю финальный монтаж. Это важно. Понимаешь? — Глэр так же уставился на продюсера, не отрываясь от его глаз, что тот заморгал и отвернулся.
— Понять могу, но сроки, Гадо, сроки… Сейчас всё идет по плану. Уверен, что успеешь снять? Слышал, Бэннингтон совсем плох. Он в силах сниматься?
Режиссер только хотел удостовериться, что все держит под контролем, как вдруг задумался. Сознание улетело куда-то очень далеко, что не сразу расслышал, как Грегори позвал его.
— Да… обещаю… всё будет… да… — заикаясь проговорил Гадо, стараясь мыслями вернуться в кабинет студии.
— Дата премьеры не передвинется. Последний фильм Гадо Глэра выйдет с его именем в титрах или без, ты понял?
— Да! — кивнул Глэр, но сам начал сомневаться в этом.
— Честно, будет жаль с тобой прощаться. Ты ведь подарил студии, актерам, всем нам огромную часть жизни, опыт, талант. Действительно, очень жаль, что так все выходит. — ровным и спокойным голосом произнес Грегори, в котором проскальзывала нотка искренней грусти. — Помню, когда только пришел на студию, то обомлел, что сразу начну работать с тобой! Ведь я смотрел все твои фильмы! А «Звездная гонка» очень долгое время для меня была примером «бадди-муви». Я был восхищен тем, как ты меняешься на площадке. Совсем иной человек, нежели в жизни. Как растворяешь в процессе и переживаешь путь каждого героя и даже статиста. Моему восхищению не было предела!
Гадо слушал, не выражая ни капли эмоций. Тоже отчетливо помнил то время, но никак не мог разделить восторг с новым продюсером.
— Тогда работа стала единственным утешением. Было проще находиться в чьем-то сценарии, быть в нем богом, расставляя игрушечных солдатиков по местам, нежели достойно пережить утрату. Я понимал, что этим не спасаю себя, а закапываю еще глубже, но делал это осознанно. Как определенный вид мазохизма — сделать себе еще больнее, чтобы заглушить ту боль. Но это не сработало…
— Мне очень жаль… — почти шепотом сказал Грегори.
— Мне тоже жаль, что я не ушел тогда, — добавил Гадо. — Зато потом работа стала моим наказанием, и вот к чему это все пришло. Некогда популярный кассовый режиссер с позором получает дешевый фильм и покидает кино навсегда.
— Такова новая жизнь…
— Это не то послевкусие, которое я бы хотел оставить после себя.
Стивенсон лишь едва заметно кивнул. Ком в горле не позволил ему завершить начатую мысль. А, впрочем, это уже не было нужно. Мистер Глэр поднялся со стула и покинул кабинет. Странное тяжелое ощущение осталось после. Грегори было трудно дышать, взять себя в руки. Стакан холодной воды не помог. Он развязал галстук, небрежно кинув его на пол, расстегнул несколько верхних пуговиц рубашки и мигом покинул кабинет, в котором, казалось, закончился воздух.
Ночью Гадо не спалось. Снова сидел за монитором, просматривал записи из комнаты, но ничего интересного выбрать не мог. Проглядывая на перемотке, наблюдал за жизнью старика в небольшой комнате. Мужчина ненароком вспомнил Марту. Она очень любила подобные шоу, где камеры следят за жизнью людей. Переживала за них и свято верила в отсутствие сценария в подобных развлекательных программах. «А ведь даже у этого заключенного есть свой сценарий», — подумал про себя Глэр. Выключил запись и переключил на онлайн, заметил, что Чарльз тоже не спит. Налив две чашки кофе, направился к нему. Неловко постучал и открыл дверь, стараясь не пролить горячий напиток, прошел в комнату и быстро поставил чашки на тумбочку.
— Доброе утро, Чарльз. — улыбнулся Гадо.
— Я не пью кофе. Уже лет пять так точно! — недовольно выпалил мистер Бэннингтон.
— Завидую. Но никак не могу избавиться от вредной привычки. Кофе — моя беда. — неудачно отшутился режиссер.
— А моя беда — это память. — Чарльз явно был не в добром расположении духа. Гадо взял чашку и хотел только выйти, как Чарльз заговорил. — Жду, когда сдохну на потеху тебе. Знаю, что ты следишь за мной, и, похоже, тебе нравится подглядывать за дряхлым стариком. Так что завидовать мне не стоит! Хотелось бы делать всё что угодно, лишь бы не так, лишь бы не здесь. — хриплый голос Бэннингтона был спокойный и ровный, словно репетировал долго речь и выучил наизусть. — Но больше всего хочу к своей Эмме. Почему она ни разу не приходила? — тяжелый взгляд старика встретился с глазами Гадо, отчего тому стало неловко, но отвернуться у него не хватило духу.
— Чарльз… Скажу кое-что… — начал Глэр. Голос стал будто не его, дрожащий, холодный и глухой. — Эммы больше нет. Уже несколько месяцев… — сказал и закрыл веки. Смотреть в глаза мистера Бэннингтона больше
