поцеловать ее в красную щеку. — Я ненадолго, люблю тебя. Кто самая сладкая девчонка в мире?
— Господи, иди уже.
Дверь хлопнула. В глаза попал шампунь. Татуировка Love на запястье зачесалась.
Выйдя из ванной и оставляя за собой мокрые следы, Вероника пошла в сторону холодильника и достала вино. За окном, у которого она сделала первый глоток, стояла старая «Тойота» Сережи с желтой наклейкой «Ребенок в машине».
Таксист обернулся и спросил:
— Здесь?
— Не знаю. — Вероника понятия не имела, где они.
— Это «пятнадцать А», как вы указывали, — и водитель нажал кнопку «Завершить поездку».
Выйдя из машины, Вероника в тридцатый раз спросила себя, какого черта она делает в этой дыре? Оказывается, в Москве есть такие места и запахи.
Было без двадцати восемь, но вокруг ни одного фонаря — темнота ослепляла. Вероника подошла к четвертому подъезду панельного дома. Лифт пропитался ароматом кошачьей мочи, на одной из стен — рисунок члена пугающих размеров.
Вероника прижала к себе сумку и подумала, что пора купить газовый баллончик. Дверь в квартиру направо от лифта не заперта. Какое гостеприимство.
Кирилл сидел за столом на кухне, которая была такой же тесной и тусклой, как лифт. Последний раз Вероника видела его три дня назад. Тогда это был другой человек.
— Вероник, послушай меня, — начал Кирилл, не поднимая глаз. — Мы все имеем право ошибаться. Я тебе все объясню, если ты позволишь.
Говорил он почти шепотом.
— Объясни мне одно: какого черта ты тут делаешь?! Что это за помойка?
Вероника нажала на выключатель. Светлее не стало.
— Блядь, да не кричи ты, башка болит, — произнес Кирилл — и тут же получил кожаной перчаткой по лицу.
Удар получился сильным, но элегантным. Как в кино. Кирилл отвернулся к стене. Вероника прошлась по кухне в поиске чистого стакана — ужасно хотелось пить, — но ничего не нашла. Стоя в сапогах, на которых размораживался снег, смешанный с грязью, прямо на пол, она осматривала стол.
Вероника видела много вариаций сервировки стола, но эта была особенной. Пустая бутылка из-под виски, стакан с десятком отпечатков пальцев, банка горчицы и тарелка с подсохшей колбасой, поломанной руками. Колбаса в тарелке не лежала, а плавала в воде, в которой вместе с ней плавали окурки от сигарет. Одинокая вилка. Грязный нож. Книжка, залитая чем-то коричневым.
— А ты аскетично живешь, — сказала Вероника, переводя взгляд со стола на Кирилла.
— Извини, нечем тебя угостить. Паста с трюфелем закончилась, — ответил Кирилл. — А что ты говорила до этого? А… Про эту дыру. — Он посмотрел в глаза жены, отчего ей стало не по себе, и она снова прижала к себе сумку. — Дыра эта — моя первая квартира. Жила бы тут со мной?
Испитое помятое лицо, прилипшие ко лбу волосы. Он засмеялся и слизнул хлебные крошки вокруг губ. Запах пота, чеснока и сигарет. В его глазах, красных и мутных, не было ничего: ни раскаяния, ни стыда, ни его самого. Он смотрел куда-то сквозь Веронику, с появлением которой пространство кухни стало смехотворно маленьким. Как кукольный домик, в который поставили слишком большую куклу.
Вероника сдерживала слезы, и эта короткая немая сцена напомнила ей паузу в загсе — прежде чем Кирилл сказал «Я согласен».
Когда Кирилл неожиданно зарыдал, она испугалась. Рыдания обезоруживали. Завывая как на поминках, Кирилл бил себя по голове. Надо было ей заплакать первой.
Через пять минут он успокоился и затих — Вероника обняла его голову, пробираясь пальцами в сальные волосы.
Кирилл поднял на нее глаза, и она тоже заплакала.
— Я знаю тебя, Кирилл, ты не такой. Давай мы сейчас поедем домой, ляжем спать, а завтра ты проснешься и будешь до обеда лежать в постели, а я приготовлю тебе завтрак и ни слова не скажу, ни в чем тебя не упрекну. Кирилл, поехали домой, я тебя прошу! У нас ведь все было так хорошо!
Он не сдвинулся с места. Вероника взяла его под руки и подняла со стула. Тело было тяжелым и чужим. Вероника довела его до коридора, но у входной двери он с грохотом упал на пол, запнувшись о собственный ботинок.
— Чего ты от меня хочешь? — спросил он и, резко развернувшись на полу, ударился головой об угол тумбочки. — Я не пойду домой, а ты иди отсюда, давай выметайся! Я тебя сюда не звал. Ты поняла? — Он замахнулся рукой в ее сторону, но в этот момент из его горла вырвался хриплый стон, он быстро заморгал и потерял сознание.
Тишина. Маленький ручеек крови неспешно скатился по его шее на пол. Вероника достала телефон, чтобы вызвать «Скорую», но испугалась. Мама сказала никому не говорить. Она набрала номер Сережи. Это он позвонил ей и сказал, где искать Кирилла.
— Сережа, здравствуй. Ты можешь приехать сюда, в Новогиреево? Кирилл ударился головой. Нет, конечно, живой. Да, очень пьяный, да, спасибо! Жду!
Она дрожала. Кирилл не двигался. Вероника пошла в ванную, намочила полотенце, приложила к голове мужа. Потом сходила за бутылкой из-под виски, но она оказалось пустой.
— Кирюш, мне нужен спирт или водка, может, тут где-то есть? — Она наклонилась к Кириллу, который оставался неподвижным.
Ничего не найдя на кухне, Вероника зашла в комнату. На полу лежал матрас, у окна стоял письменный стол, придавленный одеждой. За матрасом валялась еще одна пустая бутылка и пачка сигарет, полная окурков.
Вероника вытряхнула содержимое пачки на матрас. Пустая бутылка полетела в стену. Вероника вышла из квартиры, чтобы встретить Сережу на улице. Она не надеялась, что Кирилла можно спасти, и надеялась, что уже поздно.
Кирилл по-прежнему лежал на полу без сознания. Он очнулся, сидя в ванне прямо под ледяным душем. Сережа стоял рядом и курил, стряхивая пепел в унитаз.
— Серега, — тихо произнес Кирилл.
— Живой, — улыбнулся Сережа. — Слава богу, ну и перепугал ты меня. Хорошо, что я был недалеко, резину менял. Давай-ка вставай, брат.
Сережа помог ему подняться и довел до кухни. Достал из рюкзака две бутылки пива и поставил на стол.
— На вот, выпей, приди в себя.
— Только две? — спросил Кирилл, открывая бутылку.
— Нет, ящик привез! Ты сколько уже тут торчишь?
— А Ника где? — первая бутылка, опустошенная одним длинным глотком, направилась под стол, не устояла и покатилась к батарее.
— Откуда я знаю, — отмахнулся Сережа. — Уехала, наверное. Я бы на ее месте тоже уехал. Кирюх, давай допивай, и поедем домой. Хочешь ко мне? Сонька у родителей на даче, выспишься, а завтра поедем на
