Не считая Тони, конечно.
Кастрюля с картошкой выплёвывает на плиту порцию воды, которая тут же шипит, испаряясь с горячей поверхности, но Сашка её не замечает и не убавляет огонь. Смотрит на Всеволода Алексеевича, искренне не понимая.
— В какой ситуации Ренат может помочь? Если только добить, чтоб не мучилась. И то уже вряд ли. По последним данным он бездомный бухающий мужик. Вот уж опора так опора!
— Во-первых, как я понял из разговора, Ренат уже решил все свои проблемы, но я не особо вникал. Во-вторых, он прекрасный профессионал. Я ведь не просто так обратился именно к нему.
— Ну хорошо, он профессионал, — Сашка морщится, заметив, что кастрюля продолжает плеваться, убавляет огонь и садится напротив Туманова. — Для вас полезный человек. А мне с ним что, детей крестить? Ну сделаете вы с ним юбилейный вечер, обещаю месяц его потерпеть. Главное, чтоб он меня потерпел. А потом разойдёмся как в море корабли. Или вы его на работу брать собрались, и поедем в тур по Дальнему Востоку?
Сашка чувствует, что её уже начало заносить, что она слишком резко разговаривает с сокровищем, и так нельзя, но остановиться уже трудно. Москва, на целый месяц! Концерт, который отберёт у него массу сил и хорошо, если не здоровья. А теперь ещё и Ренат на званый обед. С которым почему-то надо подружиться.
Но и Туманов не плюшевый мишка, и тоже умеет показать характер, когда нужно. Он смотрит на Сашку спокойно, говорит, сохраняя ровный тон:
— Нет, Саша, в тур по Дальнему Востоку мы не поедем. И я его возьму на работу ровно на месяц, чтобы провести юбилей на том уровне, на каком должно проводить юбилей артиста Туманова. На каком я всегда проводил сольные концерты в Москве и именно с помощью Рената. Но может статься, что это мой последний юбилейный концерт, а следующий уже будешь организовывать ты. И было бы неплохо наладить контакты с теми людьми, которые тебе смогут помочь.
— Что?! Вы… Вы серьёзно сейчас? — Сашка уже не контролирует громкость. — Вы уже планируете концерты памяти самого себя? Которые буду проводить я? На пару с Ренатом? Ох…тельные у вас планы, Всеволод Алексеевич! А можно без меня?!
— А что, не будешь сохранять память о любимом артисте?
Он ещё и улыбается. Спокойный как удав. Его даже не смущает, что Сашка орёт.
— Вы издеваетесь?
— Нет, я проговариваю вслух очевидные вещи, от которых ты стараешься оградиться всеми силами. Ты про котлетки не забыла? Сгорят же. А задумываться на вечные темы перед юбилеем вполне нормально, и я…
Его перебивает телефонный звонок. С ресепшена звонят, уточняют, пропускать ли гостя. Туманов с телефоном в руке идёт открывать дверь. И Сашка машинально отмечает, как тяжело он поднялся из-за стола, как идёт, переваливаясь. Слишком долго гуляли сегодня? Вместе с магазином часа два. В Прибрежном гуляют и дольше, но в Прибрежном тепло, и под ногами сухой асфальт, а не снежно-ледовый наст, по которому он может ходить только медленно и осторожно. М-да…
Сашка машинально вытирает сухие и чистые руки полотенцем, отвязывает фартук и выходит в коридор, встречать персональный кошмар её детства.
— Ренат, — зачем-то представляет его Туманов. — А это Саша.
— Да мы знакомы, — цедят оба почти синхронно.
А Тоня была права, он постарел. И уже не кажется таким огромным, как раньше. Высокий, конечно, такой же высокий, как Туманов. Такой же широкоплечий. Но похудел, чуть согнулся, и уже не внушает трепета и ужаса. Обычный мужик, в меру потрёпанный.
Они даже обнимаются в коридоре, надо же. И явно друг другу рады. На Сашку Ренат смотрит настороженно, но не презрительно, как раньше. С опаской. Что ему наговорили? Да и кто мог наговорить? Не Всеволод же Алексеевич пугал собственным цепным врачом?
— Проходите в гостиную, я туда подам обед, — предлагает Сашка. — На кухне тесно будет.
На кухне абсолютно не тесно, там большой стол и четыре стула. В гостиной стол на шестерых. Но для Сашки кухня — место интимное, там можно уютно сидеть вдвоём с Тумановым. К тому же ей надо размять картошку для пюре, а слушать мужские разговоры ей не хочется. Пусть сами как-нибудь, без неё.
Но когда приносит тарелки, приходится остаться. Всеволод Алексеевич не оценит прикола, если она поест на кухне.
— Садись уже, Сашенька, хватит суетиться, — просит он, подтверждая её мысли. — Нам нужно и твоё мнение по поводу программы. Так вот, я хочу сделать два отделения. В первом пою сам, во втором пусть меня поздравляют коллеги…
Они и правда обсуждают программу. Сашка по большей части молча жуёт, но подмечает все детали. Как Ренат подаёт дельные идеи одну за другой, например, предлагает поставить на сцене качели — образ из известного старого хита Туманова и некоего мостика из прошлого в будущее. На качелях юбиляр может сидеть, пока его будут поздравлять, не стоять же ему все три часа концерта. Они со Всеволодом Алексеевичем обсуждают, какие песни должны прозвучать, как их можно преподнести, какие коллективы привлечь на подтанцовку. Ренат уже с кем-то списывается, с кем-то созванивается. Нет, ну что там говорить, он правда профессионал. И ни одного выпада в сторону Сашки. Сашка бы даже поняла, если бы он её игнорировал. Ну очередная девочка при господине артисте, сколько он таких перевидал. Ну задержалась. Ну не просто грелка в постели, а ещё и доктор, подумаешь. Ну даже из «бывших», в смысле, из поклонников. Ну исключение из правил. Что ему до неё? Но Ренат несколько раз к ней обращается.
— Саша, а как вы считаете? А если мы заранее предложим зрителям отдать артисту цветы, чтобы он потом не отвлекался и не нагибался? А может быть, когда будет звучать «Весна священная», организовать флешмоб среди поклонников? Саша, как думаете, поклонники подключатся? Вы же знаете их психологию.
И Сашка отвечает, очень стараясь, чтобы ответы были спокойными и по делу. Не ради Рената, ради Туманова. Хотя и Ренат не бесит, даже не особо раздражает. Ну мужик и мужик, очередной человек из окружения Всеволода Алексеевича. Он ничем не угрожает теперь ни ей, ни её сокровищу. Не то, чтобы она всё забыла. И как поклонников гонял, и про деньги за майки и диски помнит, и про концерты, которые задыхающийся Туманов работал в обнимку с ингалятором. Но где там граница между волей самого Рената и распоряжениями грозного тогда ещё шефа — большой вопрос.
Примерно через час обсуждений Всеволод Алексеевич встаёт из-за стола.
— Я отлучусь на минутку.
