дальнейшая история семьи, так изобиловавшая шипами — отнюдь не розами. Многообещающий день переезда был, конечно, солнечным и радостным. Главная выгода полученной квартиры заключалась в том, что до пани Моравковой оттуда было пятнадцать минут ходу, а шагом старого человека — полчаса, через один, потом второй парк; новая квартира была в одном из тех отталкивающе великолепных домов — прямо цитаделей, — которые в конце минувшего столетия возводили на Краловских Виноградах когорты разбогатевших ремесленников, становящихся предпринимателями, мелкими, но разъевшимися фабрикантами, торгашами, розничными и оптовыми… По облику домов это и теперь заметно. Тот, в котором предстояло жить Моравковым, напоминал своим вестибюлем величавую гробницу на богатом кладбище — были там кованые фонари и кованые двери с пестрыми витражами… не хватало лишь надписи «рах vobiscum» [33], зато владелец — знаменитый оптовик-колбасник Мацешка — поместил там слова «cave canem» [34], вероятно сочтя это остроумным. Квартира состояла из двух просторных комнат с окнами в небольшой парк, где господствовало скульптурное изображение поэта-патриота в мечтательной позе. Кухонное окно смотрело на хмурый двор. Было и что-то вроде комнаты для прислуги, которую преуспевавший Павел отделал себе под кабинет. Когда работы были кончены, окинул это взглядом, устремленным в будущее — вне всякого сомнения, блестящее, — и в раздумье произнес:
— Для начала сойдет. Но, разумеется, как только дети станут старше…
Приемная, где сидела Надя, обставлена была несравненно богаче их квартиры, и уже в первый день, когда Наде показали, где варят кофе и где у директора коньяк для важных посетителей и что-нибудь попроще для других, — уже в тот первый день она себя проявила собранным и исполнительным работником. Естественно предположить, что подобные качества вызвали к ней доверие — если не сотрудников, то, уж во всяком случае, руководства. На деле же произошло обратное. Молодые и пожилые сотрудницы отнеслись к Моравковой с настороженностью, корни которой следовало искать в головокружительной карьере ее мужа. Директор, наученный опытом администрирования, не спешил с выводами, зорко приглядываясь ко всему, что делает новая секретарша — кто может дать гарантию, что подчиненный в непрошеном усердии не станет совать нос, куда не следует? Надежда обо всем этом не знала и не хотела знать. Истинное положение вещей открылось ей гораздо позже, когда Павел уже стал заметной фигурой и рамки семьи, как водится, стали ему тесны, а жена — недостаточно хороша для большого начальника. Тогда-то Надины коллеги постарались довести до ее сведения о существовании некой особы во вкусе Тициана, на которую Павел обратил свое благосклонное внимание. Это совпало с рождением Фран. В детской доверчивости Надя полагала, что заявление Павла «была бы у нас девочка, все было бы иначе» имеет под собой какую-то почву. Но к тому времени, когда родилась Фран, Павел уже зачастил в однокомнатную квартирку своей новой любви, а узнав, что Фран отстает в развитии, воспылал гневом, словно ему нанесли незаслуженное оскорбление — подставили подножку на его пути в гору. Надежда, уязвленная в своем горячем материнском чувстве, без долгих размышлений согласилась на развод. Чем препираться с сумасбродом, который был когда-то ее любимым Павлом, лучше мыкать горе одной, так объясняла она своим подругам, Эме и Ирене. Какой они могли дать ей совет? Такие вещи человек решает только сам. К тому же упомянутая Дениза развила бешеную деятельность. Она была на десять лет моложе Нади, хотела получить от жизни вдесятеро больше и шла на все, чтоб этого добиться.
Однажды, когда Надежда собиралась домой, радуясь возможности уйти пораньше, чтобы успеть забежать в магазин, постирать, убраться и забрать Фран — она ходила в специальный детский сад недалеко от дома, — не постучав, распахнули дверь, и появилась Дениза. Она еще не раскрыла рта, а Надя уже знала: произойдет что-то ужасное. До этого она не видела свою преемницу, но сразу догадалась, кто пожаловал, только не могла представить себе зачем. Дальнейшее было потом притчей во языцех Надиных коллег: одни жалели ее, другие восприняли случившееся как забавный анекдот, третьи обрадовались некоторому разнообразию, скрасившему монотонность рабочего дня.
Красивая, шикарно разодетая мамзель требовала от Надежды оставить, наконец, Павла в покое и, чтобы не срамить его, убраться со своим дебилом куда подальше. Орала, как торговка на базаре, а совершенно потерявшаяся Надя только смотрела широко открытыми глазами и беззвучно плакала. Когда визгливый голос тициановской красотки, набирая по спирали высоту, достиг предельной ноты, вошел молодой заместитель директора. Надежда его слегка побаивалась: казалось, что и он следит за строгим соблюдением субординации. Прихода его Надя не заметила. Дениза же крикливо возгласила, чтобы он немедля вышел — у нее тут дело. Но молодой инженер, нахмурившийся, как бог гнева, выставил визжавшую красотку за дверь. И сделал это так решительно и элегантно, что приобрел сразу нескольких поклонниц, даже не знал потом, как от них избавиться. Другим непримиримым врагом Надежды был Павел Моравек. На следующий день он своему старшему коллеге заявил, что у того ужасный коллектив — его заместитель позволил себе безобразный выпад против товарища, которая пришла по делу; настаивал, чтоб заму дали выговор по партийной линии, а еще лучше отстранили бы от должности. Надежда об этом не узнала. Она была сокрушена всем, что на нее навалилось. Развод, Фран… сыновья-школьники казались матери неуправляемыми… Свекровь помочь им не могла: ее уж не было в живых — счастье, что хоть не видела, что вытворяет ее Павел.
В то тяжкое время, когда и более чем скромной Наде, привыкшей экономить, катастрофически не хватало денег, на защиту ее встал Иржи, имевший с Павлом крупный разговор. Но это ни к чему не привело. Прежнего Павла Моравека давно не существовало. А был самоуверенный преуспевающий инженер, директор предприятия, с представительной красавицей женой по имени Дениза. Дениза была женщина с запросами, Павел ее запросы удовлетворял с готовностью, достойной лучшего применения, и настолько рьяно, что через каких-то восемь лет едва не оказался за решеткой. Дениза, располагавшая к тому времени легковой машиной, солидной суммой на сберкнижке и великолепно обставленной квартирой, с ним порвала, и он исчез в водовороте жизни.
Но все это произойдет нескоро — пока руководящий товарищ Моравек хлопочет лишь о том, чтобы выплачивать на содержание своих детей минимальную сумму, ссылаясь на зарплату их трудолюбивой высококвалифицированной матери. Подобная низость может вконец сломить человека, а Наде теперь так нужны ясная голова и силы. На помощь, как всегда, пришли Ирена с Эмой. Не только проводят возле Нади массу времени, Ирена с детьми еще забирает Фран, покупает продукты — не считаясь
