— «Лили? — говорю я. — Кто это — Лили?» А он отвечает: «Лили — моя невеста». Типа, в чем вопрос? «Это я уже поняла, — говорю я ему, — но мы впервые слышим ее имя». — «Ну, теперь вы знаете ее имя», — говорит он. Умник эдакий. Мальчики, они всегда такие. С девочками я болтаю, болтаю, болтаю день напролет, господи, да я могла бы тебе рассказать, какого цвета трусы носят их приятели, а тут Джой: раз — и приводит в семью совершенно ненашенскую девицу и даже не подумал заранее предупредить.
— Она иностранка?
— Нет, почему? Американка.
— Но ты же сказала…
— Я имела в виду — совершенно чужой человек. Незнакомый.
— А.
— Так ты приедешь к нам завтра на ужин? Вместе с Кэсс? Фил приготовит свою фирменную свинину на гриле.
— Вы устраиваете ужин?
— Чтобы познакомиться с Лили, ну конечно. Я велела Джою ее пригласить. Я сказала: «Я не собираюсь ждать, пока ты поведешь свою невесту к алтарю, я намерена увидеть ее до того».
— А на свадьбе мне тоже придется присутствовать? — забеспокоился Майка. Он не любил свадьбы: столько народу.
— Конечно, ты должен будешь прийти на свадьбу. Ты же его дядя!
— На свадьбу Нэнси ты меня не заставляла приезжать.
— Нэнси не замужем.
— Вот как?
Неожиданность. Нэнси успела родить троих детей.
— В шесть часов, — сказала Ада. — Привези Кэсс, она здорово умеет разговорить человека. Я же ни черта не знаю об этой девице и вдруг — бабах! — должна жить с ней в одном доме.
— Ладно, — сказал Майка. — Ну что ж. Увидимся вечером, я так понимаю.
— Правильно понимаешь, — сказала Ада.
Он выключил телефон, хотя она, вероятно, еще продолжала говорить.
Он вернулся в свою квартиру и обнаружил, что телефон Бринка на кухонном шкафчике снова дребезжит. Подошел проверить. Новая эсэмэс-ка: «Если не получу от тебя известий до…» Впервые Майка обратил внимание на значок телефона внизу экрана и маленькую красную цифру 24. Двадцать четыре неотвеченных вызова, господи боже!
Майка выдернул шнур зарядки и с телефоном в руках подошел к двери в кабинет, трижды громко постучал. Ответа не было. Телефон снова задребезжал. Майка еще раз постучал, а затем распахнул дверь в едва подсвеченный хаос — скомканный блейзер на принтере, штаны на полу, один ботинок возле стола, другой у дивана, а сам диван на первый взгляд казался просто кучей одеял. Поразительно, как юнец, не имевший при себе багажа, сумел так захламить комнату! Майка вошел и уронил телефон возле сонной щеки Бринка.
— Позвони матери! — велел он.
Бринк открыл глаза и тупо уставился на телефон прямо у себя перед носом. Застонал и с трудом сел.
— А? — пробормотал он.
Даже после ночи прическа его оставалась безукоризненной, но на левой щеке отчетливо проступали следы от подушки.
— Маме, — повторил Майка. — Маме своей позвони.
— Зачем это?
— Скажи, что ты в порядке.
— М-м… — Вот и весь ответ.
Майка подождал, пока Бринк скинул ногу на пол и сел на край кровати, промаргиваясь. Тогда он вышел из комнаты.
На кухне он снова поставил вариться кофе и сунул два куска хлеба в тостер. Бринк вынырнул из кабинета, проследовал в туалет — в трусах-боксерах и футболке. Через минуту вышел и прошаркал обратно в кабинет, ероша одной рукой волосы. Дверь за ним захлопнулась.
Майка накрывал на стол, намеренно гремя посудой, чтобы дать понять: он не подслушивает, но, впрочем, подслушивать было особо нечего. Если Бринк и позвонил матери, то нарочно приглушал голос. Или же — пришло Майке в голову — просто послал эсэмэску. Или вовсе пренебрег указаниями Майки — такая возможность тоже существовала. Так или иначе, спустя какое-то время Бринк вернулся, теперь уже почти одетый. На рубашке со вчерашнего дня появились новые морщины, и она была не заправлена, но воротничок стоял все так же твердо. Бринк выдвинул стул и осел на нем, словно мешок с картошкой. Уперся локтем в стол, чтобы одной рукой поддерживать голову.
Майка уже не мог припомнить, когда он сам был так молод и так разбит ночным сном.
— Ты ей позвонил? — спросил он, наливая кофе в кружку Бринка.
— Угу, — сказал Бринк, вскинул голову и потянулся за сахаром.
— Поговорил с ней?
— Угу.
Майка положил Бринку на тарелку два тоста и придвинул ближе джем. Завтрак — кофе с тостами, и точка, потому что, по правде говоря, гостеприимство ему поднадоело.
Ему бы удовольствоваться тем, что Лорна теперь спокойна, но почему-то этого не было достаточно. Что именно сказал ей Бринк? Упомянул ли Майку? А если упомянул, то что она ответила? Поинтересовалась ли, как дела у Майки? Нет, никак не могла — слишком короткий был разговор. Да и какое ей дело до него, после стольких лет.
Бринк плюхнул себе на хлеб столько джема, что ему пришлось приподнять верхнюю губу, откусывая первый кусок, а то бы вымазался. Оскалился, как сердитый пес. Майка, стоявший привалясь к кухонному шкафчику, отвернулся.
Из кармана Бринка донесся звонок. Такой пронзительный, старомодный, как у городского телефона — странный выбор для юнца; Бринк знай себе жевал тост. Телефон все звонил.
— Ответишь? — спросил наконец Майка.
— Не-а, — сказал Бринк.
Он дотянулся до кружки с кофе, отпил глоток. Глаз он не поднимал, уперся взглядом в стол. Ресницы короткие, щетиной, но при этом густые, как на кисточке художника.
А может, паренек специально выбрал такой сигнал для звонков от родичей, прикинул Майка и спросил:
— Так ты с ней связался или нет?
— Я же сказал: да. Вы не верите мне?
Майка выпрямился, оттолкнулся от шкафчика.
— Ты соврал, — сказал он.
Бринк шумно вздохнул и устремил взгляд в потолок.
— Послушай, — сказал ему Майка, — я не знаю, что между вами происходит, но одно ясно: она переживает за тебя. Ничего с тобой не случится, если ты всего лишь сообщишь ей, что ты цел, а?
— А откуда вы знаете? — спросил Бринк, и внезапно прорвавшийся в его голосе гнев застиг Майку врасплох. — Мне до смерти надоело всегда и во всем быть неправым! Сыт по горло! Я думал, хотя бы вы займете мою сторону, но нет — вы сразу же перебегаете к ним. Как и все прочие.
— Я даже не знаю, где и в чем твоя сторона, — напомнил Майка. — Ты ничего не рассказывал.
— А вы спрашивали?
— Ладно, вот спрашиваю. Итак?
Бринк не ответил. Уперся сжатыми кулаками в стол по обе стороны от тарелки.
— Ну так тому и быть, — сказал наконец Майка. — Силой я тебя говорить не заставлю. И матери позвонить тоже не заставлю.
