подобное сочетание не часто попадается.
Как-то я обедал один в баре, находящемся в здании офиса. И хотя стояла уже середина ноября, небо было чистое, высокое, но дул сильный ветер.
Я пришел позднее обычного, когда в баре уже почти никого не было и в меню почти ничего не осталось. Я взял салат «Фарро» и куриную грудку.
В какой-то момент в бар вошла женщина с мальчиком — оба, наверное, такого же возраста, как Сильвия и ее сын. Я посмотрел на них и подумал, что никогда не видел Сильвию с ребенком. А ведь ее окружал целый мир, которого я совершенно не знал и который был очень далек от меня.
Говоря о себе как о матери, Сильвия была очень искренна. Она рассказывала, какой сильной может быть материнская любовь, но также без проблем говорила и о том, как она трудна. Сын отнимал у нее все время, ей приходилось отказываться от каких-то любимых занятий. Это иногда весьма угнетало ее.
Случалось, что, оставаясь с сыном одна в доме, она чувствовала себя очень одинокой, ей хотелось общения со взрослыми людьми, но не было времени или возможности.
Желание иметь время для себя лично превращало ее в эгоистку и вызывало угрызения совести, чего прежде она не знала. Наверное, из-за этой украденной личной жизни она и решила прийти ко мне, чтобы получить хоть что-нибудь для себя, как тот бокал вина вечером на диване.
Прежде у меня имелось совершенно иное представление о материнстве, я часто слышал восторженные возгласы матерей: «Стоит ему улыбнуться, как я — счастлива». Наверное, было и что-то другое, но о нем никто никогда не говорил.
Однажды Сильвия показалась мне какой-то странной.
— Что-то случилось? — спросил я.
— Да так, глупость.
— И все-таки?
— Мне неловко говорить об этом. Когда я здесь, не хочу больше ни о чем думать.
Я настаивал, она долго молчала, глядя в окно, потом заговорила:
— Сегодня утром я накричала на сына. И весь день чувствую себя виноватой. К тому же это произошло в парке, в присутствии посторонних людей. Они посмотрели на меня как на чудовище.
Мне это не показалось таким уж серьезным проступком.
— До рождения сына я пообещала себе, что никогда не повышу на него голос, всегда стану все объяснять спокойным тоном. Но получилось наоборот — всякий раз теряю терпение. Во мне прорывается что-то такое, о существовании чего я и не подозревала и чего стыжусь перед мужем.
Я подумал, что это вполне нормально — терять терпение с детьми. Когда мне случалось заглядывать к друзьям, у которых росли дети, я всегда удивлялся, как им удается все время так жить. Через полчаса я уже не выдерживал.
«От такой жизни я давно сошел бы с ума», — говорил я себе.
После обеда мне захотелось поговорить с Сильвией. Я послал ей сообщение, и мы обменялись разными забавными глупостями. Потом позвонил ей.
— Мне нравятся наши запретные и тайные отношения.
— Никогда в жизни не поверила бы, что окажусь в такой ситуации. Думала, что после первой встречи ты не станешь больше искать меня.
У меня не хватило смелости признаться ей, что я тоже считал, что не стану больше звонить ей. И тут я задумался, а насколько важно для меня в отношениях с ней, что она замужняя женщина и принадлежит другому.
Когда я был подростком, мы с друзьями иногда воровали жевательную резинку или лакрицу в табачной лавке. Никогда не забуду того драйва, какой испытывал, выходя оттуда с полными карманами краденого, даже вкус этих лакомств казался ярче. Наверное, Лука прав, это обручальное кольцо и подцепило меня.
Сильвия — единственная замужняя женщина, с кем у меня сложились отношения, и я никогда не признавался ей в этом, потому что это казалось мне дурным вкусом, да и понимал, что она не поверит.
Поскольку разговор был телефонный, у меня хватило смелости спросить ее о том, что давно вызывало любопытство:
— Почему ты решила, что твой муж именно тот человек, за которого надо выйти замуж?
Она не ожидала такого вопроса и некоторое время размышляла, потом ответила:
— Я была девушкой беспокойной, нервной. Не хотела ни с кем связывать себя и всегда от всех уходила. Он сумел снять резкие перепады моего настроения, дал мне уверенность, которую я никогда не сумела бы обрести сама.
Я понял, что она выбрала стабильность, которую он предложил ей. В какой-то момент мы все хотим жить взрослой жизнью.
— Знаешь, что я делала в детстве, чтобы почувствовать себя в безопасности? Из простыни и стульев строила себе нору и пряталась в ней. Там я чувствовала себя защищенной. Иногда мне и сейчас хочется оказаться в той норе.
— Я тоже так делал, когда навещал бабушку. — Это воспоминание вызвало у меня очень теплое чувство.
Мы помолчали, уносясь мыслями в детство.
— Когда увидимся? — спросил я наконец.
— Скоро, надеюсь.
— Хочу заняться с тобой любовью. Как только переступишь порог, тебе тут же достанется.
Она рассмеялась.
Когда мы увиделись, ей не досталось.
Она вошла, я помог ей снять пальто, взял за руку и повел в гостиную.
— Ты с ума сошел! — воскликнула она.
Мы стояли и смотрели на мое творение — нору, сооруженную из стульев и простыни. Внутри лежали подушки с кровати и дивана, одеяло. В комнате повсюду горели зажженные свечи.
— Это самое милое, что кто-либо когда-нибудь делал для меня. — Она взволнованно посмотрела на меня и поцеловала.
Мне удалось!
За окном лил дождь, а мы прятались в надежном укрытии — в норе. Мы разделись и не торопясь занялись любовью. Потом лежали, тесно прижавшись друг к другу.
— Какие твои самые скромные мечты? — спросила она.
Я не очень понял, что она имеет в виду.
— Ну, самые простые желания, какие могут осуществиться.
— Например?
— Отправиться в какое-нибудь путешествие, записаться на курсы кулинарии, научиться кататься на коньках…
Я смотрел на простыню над собой, словно на огромную чистую страницу, которая могла бы что-то подсказать мне.
— Я хотел бы взять напрокат кабриолет и помчаться по дороге, как показывают в американских фильмах, когда вокруг нет ничего, кроме асфальтовой ленты.
— Подбрось мне какую-нибудь деталь.
— Что хочешь знать?
— Всё. Например, какого цвета машина. Когда ты заговорил о ней, я представила себе красную.
— У меня она желтая.
— Путешествуешь один?
— Если отвечу да, обидишься?
— Мне хотелось бы прокатиться на твоей желтой машине, но боюсь оказаться навязчивой.
— Давай садись. Знаю даже, какую музыку стал бы слушать.
— Поставь что-нибудь.
Когда
