меньшинстве, нам надо держаться вместе! Классный костюм, кстати.
– О, это не мой. Пришлось одолжить.
Я жду, когда Света переоденется, и мы успеваем немного поболтать. Она кажется приятной и непосредственной девчонкой. Я бы даже сказала, что она пацанка, но ей это ужасно идет. Я остаюсь очарована тем, как она смеется, запрокинув голову, широко жестикулирует и заполняет собой все пространство.
Но когда оттягивать выход в зал становится уже невозможно, мне приходится идти вслед за Светой. Сначала я держусь за ее спиной, но в конце концов делаю шаг в сторону. Меня видит Миша Попов и, не сдержавшись, присвистывает.
– Петрова, ты?
Все парни в зале поворачиваются ко мне.
Я неловко переминаюсь с ноги на ногу и машу ребятам. Господи, ну что за жест…можно было бы обойтись и без этого.
Потом еще зачем-то добавляю:
– Привет всем.
Парни смотрят на меня, будто все разом онемели. Я пересекаюсь взглядом с Глебом и все внутри замирает. Ощущение незнакомое. Он смотрит на меня своими колючими глазами, чуть нахмурившись. Но кажется немного растерянным. Он медленно опускает взгляд вниз, к моим кедам, потом возвращается наверх к глазам. Нервно облизывает нижнюю губу.
Положение спасает Манкова. Она по-свойски обнимает меня за плечи и громко говорит:
– Кто не знает, это Янка. Пришла нас спасти на завтрашнем матче. Любите, жалуйте, что там еще говорят. Короче, не обижайте, поняли? Ян, пойдем разомнемся.
В груди будто развязывается тугой узел. Я безумно благодарна, что Света берет меня под свое крыло. Так я чувствую себя спокойно и на своем месте.
А вскоре я забываю и про непривычный костюм. Мы разминаемся, отрабатываем упражнения, потом играем, уделяем много времени тому, чтобы хоть немного сработаться. Можно быть каким угодно классным профессионалом, но если сыгранности нет, пиши пропало.
В конце я выжата как лимон, но внутренне ликую. Тренировка прошла просто замечательно! Лучше и быть не могло.
Первый раз я вижу Карася настолько довольным. Он буквально светится. Говорит нам:
– Завтра в три все в зале как штык. Играем на нашем поле. Выспитесь!
И мы расходимся по раздевалкам.
Манкова надевает джинсы прямо поверх шорт, толстовку на майку и убегает, прихватив спортивную сумку. Напоследок еще раз крепко меня обнимает и кричит уже из коридора:
– Ян, ты супер!
Я же наоборот еще долго кручусь перед зеркалом, разглядывая на себе костюм Оливки. И, кажется, начинаю понимать, почему она так долго переодевается.
Перед выходом я умываюсь, собираю волосы в высокий пучок. Проверяю, ничего ли не оставила в раздевалке. Задерживаюсь еще на пару секунд перед зеркалом. Я и правда хорошенькая, даже когда уже переоделась в джинсы и рубашку. В лице что-то изменилось, оно кажется живым, а глаза блестят. Мне что, так не хватало волейбола в жизни?
Наконец я открываю дверь в коридор, и мои брови удивленно ползут наверх. Потому что мне навстречу с пола поднимается Глеб.
Я смотрю по сторонам, коридор пуст. Он что, ждет меня?
Замираю, глядя на парня.
Хочу спросить, меня ли он дожидается, но боюсь, что Янковский меня засмеет, если я ошиблась.
– Я тебя провожу, – говорит он, – уже поздно.
Бросаю взгляд на часы на стене, а потом за окно. И правда. Там уже давно февральская неприветливая тьма.
Помедлив, я киваю, и мы молча спускаемся в гардероб. Кроме наших там всего две куртки. Удивительно, что кто-то задержался еще сильнее. Пока мы одеваемся, я исподтишка изучаю лицо Глеба. Темные пушистые ресницы, прямой нос, полные губы, нижняя едва заметно больше. Как с картинки.
Почему он остался? Совесть заела? Она у него разве есть?
Потом я осторожно прислушиваюсь к себе. Кажется, мне приятно. Наверное, это логично. Красивый популярный парень хочет меня проводить. Даром что сволочь. Тут я нервно хихикаю.
– Ты чего? – смотрит на меня с подозрением.
– Ничего.
– Готова?
– Готова.
– Капец ты интересный собеседник, – насмешливо говорит Янковский и, прощаясь с охранником за руку, выходит на крыльцо.
Я выскакиваю за ним и смотрю, как он надевает капюшон толстовки на голову.
С вызовом натягиваю свою красную шапку и говорю:
– Мозги застудишь. Ой, хотя да, тебе же прическу нельзя портить.
Глеб безмятежно улыбается и идет к воротам. Я вздыхаю и плетусь за ним.
Какое-то время мы молчим, и я слушаю только мерный скрип от наших ботинок по снежной дороге. В свете фонарей парят мелкие сверкающие снежинки. Я вдыхаю полной грудью, и на выдохе любуюсь облачком пара.
– Любишь зиму? – говорит Глеб, с интересом глядя на меня.
– Да, – смущаюсь, потому что зазевалась и не заметила, что он за мной наблюдает, – а ты нет?
– У меня в феврале день рождения, так что с детства люблю. Ассоциация с праздниками. Новый год, потом день рождения.
Ого. Это что, адекватный диалог?
Я киваю.
– Видела у тебя на странице, что ты родился четвертого числа. Как отметил?
– Лофт снимали, в целом неплохо, – он пожимает плечами.
– Здорово. А я свой день рождения не очень люблю. Он в июне, вечно все друзья разъезжаются.
– Зато можно на природе отмечать. Шашлыки и все такое.
– Ага, только не с кем, – я смеюсь.
Глеб улыбается. Его глаза на морозе становятся пронзительного голубого цвета. Уже не уверена, что они такие же колючие, как раньше.
– Почему вы позвали меня в команду? – вдруг спрашиваю я.
– Потому что Егорова сломала палец.
– Нет, но почему именно меня?
– Видел, как ты играешь, – нехотя поясняет Янковский, – видели, точнее. Вместе с Яном.
Как только он произносит имя друга, его лицо меняется. Он хмурится и бросает на меня взгляд исподлобья. Мне становится неловко.
– Ой, нам сюда!
Глеб прошел чуть дальше нужного поворота во дворы, и я хватаю его за руку, чтобы остановить. Ладонь теплая, несмотря на мороз, и я сама пугаюсь своего жеста. Тут же отдергиваю свою руку и чувствую, как краснею, вплоть до ушей. Хорошо хоть они под шапкой.
Янковский улыбается уголком губ, по своему обыкновению. И мы сворачиваем на узкую дорожку между пятиэтажками. Он пропускает меня вперед, потому что вдвоем там не пройти из-за сугробов. Мы снова идем молча, а потом вдруг Глеб хмыкает за моей спиной.
Я оборачиваюсь:
– Ты чего?
– Хорошо смотришься сзади, Винни.
– Ой, какая же ты все-таки сволочь, Янковский, иди сам вперед! – я подталкиваю его перед собой, пока он посмеивается, и ядовито добавляю, – ты тоже со спины ничего. Даже лучше, чем с фасада!
Он хохочет, чуть откидываясь назад,
