который не видит без очков, и ощупывала ее, как будто играла на фортепиано. Она проверила всю скамью.
– Я знаю, что это та самая скамья. Знаю!
Я не шевелилась, заинтригованная. Она попросила меня помочь ей сесть, расстроенная тем, что не нашла того, что искала.
Из любопытства я снова села. Дама сняла шляпку с перьями и положила рядом со мной. И стала изучать мое лицо с почти пугающим вниманием.
– Только не говорите мне, что вы дружили с Леони, я знаю все ее окружение и никогда вас не видела. Как вас зовут?
– Фабьена.
– Моя дорогая, вы красивее вашего имени!
Дама была такой восхитительно беспардонной, что совершенно очаровала меня.
– А я Берта, или Бетти. И я никому не позволю топтаться мне по ногам, предупреждаю. Леони не всегда была старой и больной, знаете, она была когда-то как вы: молодой, с кучей планов. У вас же есть планы, правда?
Я не знала, что ответить. Но она не дала мне вставить ни слова.
– Нет планов? Бедняжка, вы что, думаете, что жизнь станет вас дожидаться? Она подарков не делает, вы должны работать. Не ждите старости, как я, чтобы осознать, что жизнь – она как мышка, пробегающая под юбкой: раз – и след простыл! Убежала. Не ройте себе могилу, позвольте другим это сделать, когда время придет.
У нее был озорной взгляд. Я могла представить себе, как в юности она лезла на рожон по любому поводу.
– Деточка, да вы посмотрите на себя: вы сидите в храме на отпевании и даже не знаете усопшую. Вы пришли побыть в тишине, но даже не умеете молиться. Вам здесь не место.
Она посмотрела мне прямо в глаза.
– Я была как вы, Фабьена. Сидела на том же месте, не зная, чем заняться, куда деть время. Сестра услышала зов, а я нет. Понимаете?
– Зов…
Она нарисовала пальцем в воздухе большой круг, обозначив храм.
– А, ну да… Призвание…
– После этого мне пришлось называть ее сестра Леони. Она отдалилась. Только Ему она доверяла свои тайны, планы. У нас не осталось ничего общего, кроме черт лица.
– Вы были очень похожи?
Она посмотрела на меня так, будто я сморозила глупость.
– Близняшки, деточка, обычно похожи, да! Однажды она пришла к нам в гости, я украла ее «наряд» и отправилась к игуменье, чтобы сообщить, что ухожу из монастыря.
Она улыбалась, припоминая.
– Обмануть эту цацу мне не удалось, она знала, что у Леони есть недовольная сестра-близнец, и сразу разгадала мою уловку. Но все же она меня выслушала, а под конец положила руку мне на плечо и сказала, что Бог прощает мне этот маскарад.
– А сестра узнала?
– О да! Мне пришлось поклясться, что я докажу Богу, что я хороший человек, и для этого буду чаще ходить в церковь.
– Вы так и поступили?
– Да. Догадайтесь, чем я занималась, когда приходила.
– Молились, каялись?
Она хихикнула и шлепнула меня по ноге.
– Да вы шутите! Посмотрите на эти скамьи. Я на всех что-то вырезала перочинным ножиком. Ничего не значащие рисуночки, как будто детские. Бог украл у меня сестру, я крала у Бога. Между прочим, было непросто, приходилось торопиться, чтобы эти сплетницы не поймали меня с поличным. Догадайтесь, какой была последняя картинка?
– Сердце?
– Как вы думаете, почему?
Я задумалась.
– Потому что вы наконец-то смирились с решением Леони?
Она прищурилась.
– По-вашему, я смирилась?
– Не знаю, но, если нет, пора бы уже, вам будет легче.
– Вы кажетесь дурой, но вы просто молодец. Если бы я верила в знаки, то могла бы поклясться, что это моя Леони свела нас сегодня.
В этот момент двери церкви открылись, и все, кого я видела на паперти, вошли, чтобы занять места перед началом службы. К нам подошел высокий мужчина.
– Мама, что вы здесь делаете? Мы уже двадцать минут вас ищем.
Он взял мать за руку и помог ей встать.
– Извините ее, тяжелый день, она только что потеряла сестру-близнеца.
Берта наклонилась ко мне и прошептала:
– Вы первый человек, которому я рассказываю эту историю. Вы не похожи на сплетницу. Девушка, я не знаю, кто вы, но что-то в вас вызывает доверие, желание выговориться. Это дар. Только не говорите, что это дар Божий, скорее уж дьявольский!
Она засмеялась так громко, что все на нас обернулись. Направляясь вместе с сыном к гробу сестры, она повернулась и сказала, показав пальцем на свою голову:
– Вырежьте это в своей памяти, Фабьена!
– Нет, в сердце!
Я послала ей воздушный поцелуй и вышла из церкви, с трудом веря необычайному знакомству с Бертой.
Совместная импровизация на тему любви
Анна носилась с одного этажа на другой.
– Фабьена, ты не видела мое ожерелье?
– Почему тебе не нравится мое черное платье? Оно же идеальное, разве нет?
– Да, но…
– Что?
– Оно великовато и больше подходит для поминок, чем для вернисажа. Так ты видела мое ожерелье?
Я состроила гримасу.
– Ожерелье в ванной. И наверное, я предпочла бы поминки!
– Спасибо! Я побежала, мне нужно повесить еще несколько работ и обсудить с Фредом закуски. Тебя ждет такой успех! Будь на месте около семи вечера, ладно?
Я продолжала ворчать, но она уже ушла. Тогда я стала рассматривать себя в зеркале мастерской, изучать свое тело, которое так изменилось за последние месяцы. Прежние изгибы исчезли, лифчик стал велик. Анна была права: платье не подходило по размеру. Вьюга смотрела на меня несчастными глазами: ей хотелось гулять.
– Дай я сниму это платье, надену старые добрые джинсы, и пойдем! У нас еще целый час.
* * *
Воздух был свежий и приятный. Вьюга скакала и бегала по снегу, как щенок. Стоило свистнуть, когда она убегала слишком далеко, и она тут же возвращалась, разинув пасть, хвост летал из стороны в сторону. Я была счастлива, что у меня теперь есть с кем разделить время в лесу, а особенно ценила то, что разговаривать не нужно.
С опушки раздался свист. Вьюга развернулась; свист повторился, и, поняв, что свищу не я, она побежала на источник звука.
– Вьюга, ко мне!
Я узнала голос Этьена. Я свистела, чтобы собака вернулась, но она уже вовсю к нему ластилась. Последние несколько метров, нас разделявших, я пробежала. Мы с Этьеном не виделись с тех пор, как он вторгся в мой дом.
– Привет…
– Я думал, что ты уже отправилась на свою вечеринку.
– Вьюга хотела гулять, ну и я заодно подышала свежим воздухом. Это меня успокаивает. Ты давно тут бродишь?
– Мне нравится твой лес. Что в твоем Фридрихе такого, чего нет у меня?
– Чего?
– Чем он лучше меня?
Я огляделась, как будто искала пути отступления, чтобы убежать от неприятного чувства, которое вызвал этот странный вопрос. Вьюга сидела рядом с Этьеном и смотрела на меня, как будто тоже ждала ответа. В средней школе я немного занималась импровизацией, и вспомнила ощущение, когда актер из команды соперников застает тебя врасплох.
– Послушай, я не знаю, что тебе сказать, тут нельзя сравнивать…
– Прекрасный Фред, такой талантливый, такой идеальный! Какие же вы скучные оба! В вашей паре всегда одинаковая погода: солнце, солнце и еще раз солнце. А слишком много солнца бесит не меньше, чем дождь, Фабьена.
Я ничего не могла разобрать в этом бреде. В конце концов я оправилась от изумления и проговорила:
– Этьен, что тебе нужно?
– Ты!
Эхо его крика длилось еще несколько секунд.
Он подошел и схватил меня за пальто, чтобы прижать к себе.
– Мне нужна ты…
Я пыталась оттолкнуть его, но он сжимал меня все крепче.
– Мне больно, остановись. Хватит!
Вьюга залаяла, и он отпустил меня. Отступил и посмотрел так, будто сейчас рухнет. Достал из кармана бумажку.
– Нет!
На этот раз кричала я, точно у него в руках была готовая взорваться граната.
– Имей в виду, если это еще одна записка отца, сейчас плохой день для откровений.
– Нет, это не еще одно письмо твоего труса! Это билет в один конец до Мексики. Если ты меня любишь, ты удержишь меня.
Мне хотелось думать, что он шутит, но Этьен стоически ждал моей реакции.
– Если я тебя люблю? Но Этьен… Ты мне как брат, и я знаю, ты не влюблен в меня! Я думаю, тебе может быть и неплохо на какое-то время уехать.
Он отступил на шаг и заговорил, размахивая руками.
– Ах вот оно как! Великая Фабьена и ее теории! Ты думаешь, у меня посттравматический шок с тех пор, как я нашел этого труса повешенным, да? Ты считаешь, что я тут засиделся и должен что-то сделать со своей жизнью – и для этого стоит начать с путешествия, да? И наверняка ты считаешь, что мне нужно пойти к какому-нибудь дерьмовому психологу. Так, да?!
Я подождала,
