– А как же ты? – повторил Родя. – С тобой что? А вдруг замерзнешь? А вдруг собака? Надо что-то придумать, затащить тебя в подъезд!
– Некогда уже думать, – слабо огрызнулся кот. – Разберусь без тебя. Иди! Иди, а то опоздаешь, что тогда делать?
– Я что-нибудь придумаю, Высоцкий! Найду тебе Проводника, обещаю! Поверь мне, хвостатый! – он погладил намокшую кошачью шерсть и побежал к подъезду, дверь которого, впустив докторов, медленно закрывалась, и полоска света, вырвавшаяся в ночную темноту из теплого уютного дома, становилась все тоньше и тоньше. Когда Родя подбежал ко входу, полоска исчезла. Дверь с мягким щелчком закрылась – Родя не успел.
Увидев это Высоцкий, шатаясь, кое-как поднялся на дрожащих лапах, глубоко вздохнул и завопил – утробно, протяжно, неистово, так, как умеют орать только коты. Закрывшаяся было дверь распахнулась, и в образовавшемся проеме показался один из врачей. Придерживая тяжелую створку, он испуганно вглядывался в ночь, пытаясь разглядеть кота, хвост которого, как он решил, прищемил заходя. Не обнаружив животное, врач отпустил дверь, но невидимый Родион уже успел проникнуть в подъезд.
Высоцкий был прав – в своем теле Родион оказался сразу, как только зашел с докторами домой. Тело по-прежнему лежало возле шкафа, с неудобно подогнутыми ногами, правда, уже без обуви. Недавно грязные, кроссовки теперь стояли на газете в углу, отмытые и насухо вытертые. «Мама…» – на глаза выступили слезы. Мама привела в порядок не только Родионовы кроссовки: его чистые отполированные офисные туфли блестели как новые, а подошва Мячиковых кед сияла белизной.
Неожиданно обнаружилось, что в теле очень неудобно: оно напоминало костюм, который испачкали то ли в глине, то ли в грязи, высушили, не постирав и не почистив, и заставили надеть в таком виде. Родионовой сущности было жестко, неподвижно, что-то карябало, жало, от сухой грязи свербило в горле и хотелось вылезти. Родя возился, стараясь принять комфортное положение. Поняв, что ничего не выходит, он вздохнул и попытался осмотреться.
Шея еле ворочалась, повернуться, а уж тем более встать, не вышло.
– Ну-ну, голубчик, что это за активность? Лежите-лежите, успеете еще напрыгаться! – услышал Родион голос врача, который шутил с водителем на улице. Врач склонился прямо над Родионовым лицом и внимательно смотрел ему в глаза. – Что, испугались? – чуть насмешливо спросил врач. – Вот и жену напугали, и мамашу, всех вокруг собрали. Все нервные такие стали, эмоциональные, да, жена?
Врач подмигнул Рае, стоявшей, как чувствовал Родион, рядом, просто вне зоны его видимости. Рая в ответ лишь всхлипнула – видимо, и вправду испугалась.
– Несите документы э-э-э-э… как зовут? – продолжал доктор.
– Рая! То есть Раиса! – по-пионерски отрапортовала жена.
– Да занемогшего как зовут, а, Рая? – вздохнул врач. – Где его документы? Паспорт, полис?
– Сейчас, сейчас принесу, – засуетилась жена и зачем-то начала объяснять, что хранит документы в книгах – для каждого своя. Родионовы документы лежат в одной книге, ее – в другой, а сына – в третьей. Удобно.
Врач лишь пожал плечами такой системе хранения и достал из чехла электрокардиограф.
– Мужа Родди зовут, – уже из другой комнаты продолжала жена, судорожно роясь на книжной полке – нужное никак не находилось.
– Первый раз такое имя слышу, – прокомментировал доктор, вытягивая из аппарата розовую ленту, на которой неровными зигзагами возникало изображение Родиного сердца – сплошь изломы да выступы.
Наконец необходимое – Родины паспорт, снилс и медицинский полис – было найдено, и Рая поспешно подала их доктору прямо в книжке, в которую они были сложены. Врач взял документы, а книжку положил рядом с Родионом на пол. «Серия «Уходя навсегда, возвращайся…», – скосив глаза на книжный корешок прочитал Родя и подумал: «Откуда у нас такая ерунда? Никогда не видел. Кто это читает?» Рядом с названием серии закрученными в вензеля буквами значилось собственно название истории: «Песок и камни». Родя усмехнулся – песок и камни, надо ж такое придумать. Взгляд заскользил от книги вдоль пола на стену и, наконец, уперся в потолок, в самые антресоли.
Из неплотно закрытой дверцы антресолей торчал бледно-синий бумажный уголок. «Похоже на большой конверт, пластинка что ли? – лениво подумал Родион, и вдруг в голове словно взорвались тысячи пузырьков: как с шипением и брызгами холодная газировка наливается в стакан, так и Родины мысли начали лопаться и гудеть, ударяя в виски и затылок с таким напором, что становилось нестерпимо больно.
– Высоцкий, – неразборчиво простонал Родион и попытался сесть. В глазах потемнело, голова закружилась, руки не двигались – тело не слушалось совсем.
– Ну-ну, прыткий какой! – остановил Родиона врач. – Чего случилось-то? Куда засобирался?
– Там Высоцкий, – кое-как проговорил Родя.
– Высоцкий? – удивился медик. – Высоцкий? Владимир Семенович что ли?
– Нет, – помотал головой Родион. – Кот.
– Кот? – пожал плечами доктор и вопросительно посмотрел на Раю: может, она что-то поняла и объяснит?
Но Рая ничего, конечно, не поняла, а лишь прижала руки ко рту и тихонько заплакала.
Никто из них не заметил, что открылась дверца антресолей и из нее, скользя по воздуху, словно отпущенный с веревки воздушный змей, прямо в руки изумленного врача спланировала пластинка в блекло-синего цвета конверте.
– Владимир Высоцкий. Песни разных лет, – растерянно прочитал он.
Родион злился – сил не было, руки-ноги, ставшие чужими в этом твердом неудобном теле, не слушались, лишь хаотично дергались как у младенца, не владеющего координацией, встать он не мог, а кота надо было спасать. Сидит там один под дождем, до утра может и не досидеть и что с ним будет? Сам не помрет, а Проводника нет.
Когда Родя был маленький, мама учила в трудных ситуациях медленно считать до десяти, только медленно. «За это время успеешь успокоиться и найти верное решение, – объясняла мама. – Это не я придумала – закон психологии».
Родион закрыл глаза и начал считать.
На счет «десять» он не без труда встал, взял пластинку и вышел из дома.
Мокрого Высоцкого Родион застал в подъезде, тот тщательно вылизывал шерсть, пытаясь таким образом подсушиться и согреться – замерз так, что трясло как в лихорадке. Увидев Родю, кот остолбенел:
– Родди?!? А ты здесь как? Ты что, того? – кот сделал неопределенное движение лапой вверх.
Родион присел рядом с серым и протянул пластинку:
– Я просто за пластинкой ходил, Высоцкий. Держи.
Кот осторожно взял из прозрачной Родионовой руки конверт и тихо спросил:
– А как же ты?
– А что я?
– Ну, у тебя же Мячик, магнитофон, отец, котлеты рыбные. Жизнь, новая. Ты же новую жизнь хотел! А еще эти, ну как их? Кроссовки! Кроссовки еще, грязные. Как с этим со всем?
– Ты
