— Э-э, дерьмо!.. Лезь, проклятый! — воскликнул Гурка, отступив от края, и выбросил его, как щенка, наверх. Быстрым броском он вскинул за дворянином свое тело, вдохнул раскаленный воздух, и в глазах его потемнело… Он вытянул вперед руки…
— Сюды! Сюды! — услыхал он крики.
Гурка приоткрыл глаза, успел увидеть окно и, качнувшись, шагнул к нему. Чья-то рука подхватила его.
Он услыхал грохот обвала и тотчас почувствовал на лице целительное прикосновение снега…
Иванка сидел с ним рядом, поодаль от пылающих развалин дворянского дома, и прикладывал снег ему к голове и лицу…
Гурка вобрал в грудь морозного свежего воздуха и сел на снегу, обведя глазами картину пожара, толпу людей, лошадей…
— Спасибо… выручил… Гурей… — тяжело ворочая языкам и затекшей от кляпа челюстью, выговорил Иванка.
Гурка поднялся на ноги.
— Слава богу, ты жив остался, — сказал он, любовно взглянув на Иванку. — Братишка ты мой! — Он обнял брата. — Мне Федька все рассказал.
— Чего он тебе рассказал? — переспросил, не поняв, Иванка.
— Дурак, ведь ты брат мне родной! Брат! Махонький мой!.. Иванка. Ведь мы одного отца-матки!..
Гурка снова сжал его в крепких объятиях.
— Федюнька! — воскликнул Иванка, сжимая в ответных объятиях скомороха…
9
Напуганная смертью Лукашки и Кузи, чувствуя на себе вину за обе смерти, только теперь поняла Аксюша, на что решилась, куда попала… Гурка, плясун, удалой весельчак и смелый мятежник, ради кого она мчалась сюда сломя голову, покинув мать, отказавшись от жениха, Гурка ее не любил. Он не шептал ей слов, о которых мечталось… Он был горяч, но не ласков…
Оставшись одна, девушка дала волю слезам… Не понимая причины ее слез, Федюнька попробовал утешать ее, но она отмахнулась от него, как от мухи…
«Ревет и беду накликает!» — со злостью подумал Федюнька.
Он выскользнул из избы, оставив одну Аксюшу, и выбежал на соседний двор к Максиму Рогозе. Максим в это время спал, но его отец, дед Рогоза, сидел у огня.
Федюнька поведал ему обо всем, что случилось.
— Сколь соколу ни летать в облаках, а на землю сести! — сказал дед Рогоза. — Навоевал Иван, ему и пропасть не в досаду. Удал был малый!..
Дед Мартемьян сказал «был», и только теперь понял Федюнька, что поспешный отъезд Гурки с ватагой вовсе не означает, что им удастся выручить брата. Тоска охватила его.
— А може, деда… а може, Гурка поспеет?..
— Чего не бывает… Бывает, медведь летает! — сказал старик. — Ты богу молись, чтобы Гурка назад воротился. Тебя господь от сиротства пасет: один брат пропал, вишь, — другой нашелся!..
Федюнька задумался. Они сидели молча, слушая треск лучины на очаге, когда с дороги в морозном воздухе донесся топот коней.
— Едут! — крикнул Федюнька и выскочил из избы.
Всадники приближались: уже слышались юс голоса. И вдруг, уже подбежав им навстречу, Федюнька увидел, что это были стрельцы.
— Стрельцы наскочили, — крикнул он, опрометью вбежавши назад к Максиму…
Трое стрельцов тотчас вошли в избу, где одна в слезах горевала в растерянности всеми оставленная Аксюша.
Она встрепенулась и подняла заплаканное лицо.
— Кто там наехал, Федюнька? — спросила она.
— Слуги царские, слышь, хозяйка! — ответил один из стрельцов.
Аксюша похолодела. Она не знала, где Гурка. Может быть, их всех перевешали, а теперь и ее схватят здесь как шишовку, любовницу ватамана, и станут пытать да мучить и тоже повесят…
— Федюнька!.. — окликнула Аксюша в растерянности и страхе.
Стрелец в темноте ударил огнивом…
Раздувая огонь в очаге, Аксюша присматривалась ко внезапным гостям.
— Хозяин-то где, молодуха?
— Во Псков капусту повез, — неожиданно выдумала она и сама услыхала, что голос ее дрожит…
— Ой ли! Во Псков, а не к Иванке в ватагу? — спросил стрелец.
Но Аксюша уже успела освоиться с тем, что она одна в избе с троими стрельцами.
— Мы тихо живем, на что нам Иванка!.. — возразила она. — У нас, бог миловал, одни добрые люди!
— Хорошо, молода, а то быть бы тебе вдовой, — сказал стрелец. — Иванку завтра повесят, а там и иных переловят.
— Повесят?!
— Поймают — куды же девать! И повесят, — спокойно сказал стрелец. — Ну, сказывай, где вино?
— В сенцах вино, — ответил, входя, Федюнька.
— Какое вино! Нет вина! — с неожиданной злостью воскликнула Аксюша. Она подумала, что, не найдя у нее вина, стрельцы оставят ее и уйдут в другую избу.
— А такое вино! — упрямо ответил Федюнька.
— Не скупись, молода, — сказал старший стрелец, — нам по чарочке только. Тащи-ка, малый!
К досаде Аксюши, Федя внес в избу жбан.
— К нам его привозить далеко. Приедет мужик и побьет за то, что дала, — притворно сказала Аксюша.
— Когда побьет, а ты нам пожалься! — пошутил стрелец. — Угощай, хозяйка!
Стрельцы вышли, прошлись по дворам и возвратились к пригожей хозяйке. Аксюша по-бабьи хлопотала у стола, нарезая хлеб, нашла в избе луку, сала, а сама все время боялась, что за ней наблюдают и она может чем-нибудь себя выдать… Старший из стрельцов просил ее хоть пригубить вина, но она отказалась и села в угол…
— Вы бы еще где-нибудь заночевали. Не один двор в деревне! Совестно мне вас на ночь оставить, не то, что ли, я уйду, — сказала Аксюша.
— Ничего, хозяйка, мы царские люди. Чего тебе нас не принять! — подбодряли стрельцы.
Стрельцы разморились теплом избы и вином. Один из них лег на скамью и заснул, второй вышел кормить коней, третий, самый молодой, оставшись наедине, вдруг повернулся к Аксюше.
— Окольничий с ног сбился, ищучи!
Она вздрогнула, но оправилась.
— Какой окольничий? Чего ищучи?
Стрелец покосился на спящего товарища.
— Знаю тебя, — тихо сказал он. — Таких-то красоток много ли в городе!
— Чего ты, чего?! Невдогад мне!.. — неестественно выкрикнула Аксюша.
— Не кричи, дура! — спокойно сказал стрелец. — Тебе бы скорее уехать. Не нынче-завтра наедут сюда стрельцы да всех словят! Беги домой, к матке!..
Спящий стрелец шевельнулся. Товарищ его умолк. Старший вошел со двора.
— Стужа! — сказал он. — Погреться! — Он налил себе кружку вина и выпил.
— Эх, и мне, что ли, еще! — поддержал молодой и налил себе кружку.
Аксюша сказала, что ляжет спать у соседки, и вышла. Федюнька свернулся на печке. Оба стрельца посидели еще, уговорились, чтоб выехать рано утром. Из их разговоров Федюнька понял, что они лазутчики и что их возвращения ждут.
Наконец оба уснули.
Тогда Федя скользнул с печи, собрал все три стрелецкие пищали и саблю и спрятал на печку. Тихо, чтобы не разбудить стрельцов, он снял с гвоздя вожжи, принес из сеней вторые, разрезал, связал одного за другим двоих стрельцов и принялся за третьего… Тот внезапно открыл глаза и глядел несколько мгновений, выпучив их и не моргая. Федюнька застыл. Стрелец повернулся и захрапел крепче прежнего. Переведя дух, Федюнька взялся за обрезок вожжей.
Когда стрельцы были связаны, он отошел, поглядел на них, сложа руки на груди, усмехнулся, достал с печи саблю, прицепил ее к кушаку, постоял, опершись на нее, полюбовался на дело своих рук и достал пищаль.
Старший стрелец потянулся во сне и, почувствовав путы, проснулся. Он увидел Федюньку с пищалью.
— Измена! — крикнул он во всю глотку.
От крика проснулись двое других стрельцов и начали рваться. Федя поднял тяжелую пищаль на прицел.
— Не орать! Я вас полонил, — сказал он голосом, дрожавшим от радости и волнения.
Стрельцы под дулом пищали умолкли и поглядели на Федю. Воинственный вид его их рассмешил.
— Пошто же ты нас полонил? — спросил старший стрелец.
— С воеводскими лазутчиками чего же делать! — важно ответил Федюнька. — Утре вешать вас буду, как вы Кузьму…
В этот миг по дороге промчались всадники.
— Наши приехали, малый. Теперь ты пропал! — сказал старший стрелец.
— Молчи! — остановил Федюнька. — Станут стучать в ворота, и молчите все, а не то пальну… — Он вздохнул. — А может, наши… — с надеждой сказал он, прислушиваясь. Он услыхал на дворе голоса обоих братьев… Значит, Иванка цел!..
— Ва-аши! — не выдержал он подразнить стрельца и крикнул во двор, стараясь, чтобы голос его казался грубым и взрослым: — Иван! Федор! Не бойтесь, идите сюда — я стрельцов полонил!..
Иван и Гурка вошли в избу обгорелые, внеся запах дыма.
— Здоровы, стрельцы! — сказал Гурка. — Как же вы такому парнишке дались?
— Напоил, шишонок, да пьяных связал, — признался старший.
— Молодец, Федор! — хлопнув брата по плечу, сказал Гурка.
— Ульянки Фадеева, что ли, полсотни? — спросил он стрельцов.
— Его, — подтвердил старший.
— Висит ваш Ульянка на том суку, где вы вешали Кузю, — сказал Иванка.
— Да с ним и Неволька-изменщик, — добавил Гурка.
