для них лесное сафари, хотя до начала охотничьего сезона весьма далеко, и один из сановных охотников по случайности всадит пулю в почетного лесничего, приняв его за медведя, отчего Гаврилов скончается на месте.
Трагедия произойдет в не столь отдаленном будущем, а в текущее время Матвей переселился в дом лесничего, напоминающий изукрашенный ларец, и первым делом приказал устроить посреди двора просторную грязевую лужу, немало обесценив окружающую красоту. Это была не ложка, а целая бадья дегтя…
Кто-то наверняка сочтет странным и даже невероятным, что Магардон и Велиазар, которые отдыхали в Борисе Николаевиче от служебных обязанностей и радовались внезапной свободе, стали вдруг ни с того ни с сего исполнять просьбы и поручения Матвея.
Объяснение очень простое, если обратиться к понятию «потребности». Подобно тому, как у людей имеются потребности, есть они и у бесов, причем в основном совпадают с людскими. Чтобы не путаться в различных определениях, обратимся к так называемой пирамиде Маслоу, в основании которой лежат физиологические потребности. Над ними возвышается потребность в безопасности, затем идет потребность причастности к некоей социальной группе. Выше – потребность в уважении и признании. И наконец, венчает пирамиду потребность в самореализации. Именно эту последнюю невозможно было удовлетворить, предаваясь гедонизму в кабаньих недрах.
Елизарка, тот находил выход тяге к творчеству в хулиганских выходках, но Магардон изнывал от скуки. Оно и понятно. Отдохнул, отъелся, а дальше что? Посидели бы вы сами в кабане. Надоест до чертиков. И главное, перестаешь расти, совершенствовать мастерство. Оба беса с радостью взялись за дело.
Матвей, простая душа, этих тонкостей не понимал. Пересказал Магардону просьбу Вована и забыл о ней. Он был уверен, что бесы стараются исключительно ради него и не станут размениваться на посторонних. Потому был немало изумлен, когда к нему примчался Вован с бутылкой.
– Матюха, брат, я тебе по гроб. Ну спасибо, братело! Слов нет.
Матвей приосанился.
– Не части. Что там у тебя?
– Все, как я просил!
Вован наконец успокоился настолько, что смог членораздельно объяснить причину своей эйфории. Дело в том, что минувшей ночью над Березовкой разразилась страшная гроза. Точь-в-точь как в песне: ревела буря, гром гремел, во мраке молнии летали. Очень не повезло тем, кто в это время оказался в чистом поле. В полной безопасности чувствовали себя только счастливые Наф-Нафы, укрывшиеся в кирпичных домах и прочных бревенчатых избах. В их числе был Афанасий Карпович Скороедов, местный магнат, владелец лесопилки, проживавший в кирпичном замке с водопроводом, туалетом, телевизионной антенной и громоотводом. Надо же было такому случиться, что именно в эту ночь за тысячи километров от Березовки в городе Глазго погода была прекрасной, нимало не препятствующей проведению футбольного матча на кубок Англии между командами «Манчестер Юнайтед» и «Фулхэм», который Афанасий Карпович не смог бы пропустить, бушуй за окном не банальная гроза, а Армагеддон (если предположить, что матч состоится, несмотря на решающую битву между силами добра и зла). Жена умоляла:
– Афанасьюшка, выключи ты телевизор. Вишь, что на дворе творится.
Афанасий Карпович мог бы ответить грубо, чтоб не отвлекала, не паскудила бабьей глупостью серьезное мужское занятие, однако жену он любил, даже будучи магнатом, а потому ответил ласково:
– Настасьюшка, ты меня бабьими глупостями не отвлекай. На всякую грозу громоотвод имеется.
Как раз в этот момент пыхнула молния, а чуть-чуть погодя бухнул гром. По экрану телевизора пошла рябь.
– Вот видишь, – мягко упрекнул жену Афанасий Карпович. – Накликала.
Он встал с кресла, подошел к телевизору и стал крутить ручки настройки, чтобы исправить изображение. Вновь вспыхнула молния, Афанасий Карпович содрогнулся и замертво упал на ковер. Это был тот случай, когда не поможет ни один ветеринар в мире.
Мораль: никакой громоотвод не защитит, если на крыше торчит телевизионная антенна.
– Получилось! – вопил Вован в восторге. – Матюха, красава, мы теперь всех за жабры возьмем, в кулаке держать будем.
При этом он показал Матвею свой, надо сказать, немалый кулак. На что тот ответил холодно:
– Ты-то при чем? Бабки с Прохорова взял? С Афанасия получил? Ну и будет с тебя. К моим бесам не примазывайся. Получишь новый заказ, приходи. На халяву ничего не обломится.
Вован растерялся:
– Мотя, как же так?! Мы ведь друзья.
– Потому и советую, а не учу. Или хочешь урок получить?
– Не хочу, – быстро ответил Вован. – Ну, бывай тогда, я пойду.
– Иди, – распорядился Матвей отрешенно, раздумывая, случайность ли произошла или Магардон постарался. Спрашивать у беса он благоразумно не осмелился.
Странное, однако, сложилось к нему отношение у обитателей Березовки. Богатые и сильные боялись его, а сирые и убогие стали вдруг видеть в нем благородного разбойника, защитника слабых.
Приходила, скажем, бабка Марья, просила:
– Матвей Корнеич, окороти соседей. Песик ихний, Валерка, хорошая собачка, но лает, скотина, всю ночь напролет. Ни на минутку не смолкает, а я всю ночь глаз не смыкаю. Ты помоги, чтоб мне хоть немного выспаться.
Матвей кивает важно:
– Разберусь.
Назавтра старушка прибегает к нему радостная.
– Здорово, баб Маш, – приветствует ее Матвей. – Как спалось? Собачка не донимала?
– Ась? – кричит старушка. – Бормочешь, ни слова не разобрать. Пришла спасибо сказать. Не знаю как, а заставил ты проклятого пса замолчать. За всю ночь ни разу не гавкнул. Я вот яичек принесла поблагодарить.
– Лишнее это, – скромничает Матвей. – Всегда рад услужить.
– Громче говори! – сердится старушка. – Я чего-то слышать стала плоховато…
На самом деле бабка Марья глуха теперь как пень.
Помог Матвей и Никите Кожемякову. Тот жаловался на соседа: пока Никита ездил на заработки и жену с собой прихватил, сосед передвинул забор меж их участками, прихватив метр с гаком чужой земли.
– Вернет на место как миленький, – пообещал Матвей.
И вернул. Сосед трудился всю ночь, и на следующее утро забор располагался на законном месте. Днем к Кожемякову явился участковый.
– Поступил сигнал, что вы на своем участке незаконно культивируете наркосодержащие растения.
– Клевета! – запротестовал Никита. – Капусту и огурцы никто не запрещал.
– Капусту сажать можно, – согласился участковый. – Однако тут у вас не капуста, а конопля, – он указал на тянущуюся вдоль восстановленного забора широкую полосу густых веселых кустиков.
Никита еще не вникал, что за трава, а если бы пригляделся, вряд ли отличил бы запретную коноплю от обычной.
– Это Васька, сосед, посадил! – закричал он в отчаянии. – Он же и стукнул, зараза.
– Странно у вас получается, – сказал участковый. – Выходит, сосед трудился на вашей земле, а вы о том понятия не имели.
– Забор! – закричал Никита. – Он забор перенес.
– Понятно, – сказал участковый. – Не только на продажу выращиваете в крупном размере, но и сами употребляете. Будем составлять протокол…
В понятые позвали соседа, злодея Ваську, что было для Никиты нестерпимо обидно.
С вовсе абсурдной просьбой пришла Светлана Никаноровна Лепехина, престарелая интеллигентная дама, в далеком прошлом работавшая лаборанткой на Станции, да так и осевшая в Березовке.
– Видите ли, Матвей Корнеевич, я в немалом затруднении, – начала она слегка жеманно, – мой банник, кажется, сошел с ума.
– Банщик, что ли? – прервал Матвей, вообразив себе невесть что.
– Ах, Матвей Корнеевич, мне не до шуток, – кротко укорила его дама. – Не знаю, чем я его обидела, но он не пускает меня в баню. Пинает, щиплет, говорит непристойности. Мне и раньше-то приходилось нелегко. Вообразите сами, каково это – мыться в костюме Евы под взглядом безобразного старичка. Конечно, он себе никаких вольностей не позволял, только зыркал то из-под печки, то с верхнего полка. Что мне было делать? Без бани-то у нас, сами знаете, никак. Не на кухне же в лохани, как курица, плескаться.
Матвей немного ошалел:
– Бабушка рассказывала, я думал, это просто сказки. Нам в школе объясняли, что нет никаких леших, домовых, банников. Лично я в жизни ни одного не встретил.
– Я слышала, говорят… – дама осеклась.
Вежливая. Ей бы прямо выложить, что не Матвею с его бесами строить из себя ученого фольклориста. Он и сам понял, что ляпнул глупость.
– От меня что хотите? – спросил грубо.
– Вы бы как-нибудь его приструнили.
– Попробую, – сказал Матвей, – но не ручаюсь.
Сказал неопределенно только затем, чтобы загладить оплошность. Бесы щелкали доморощенную нечисть как семечки. Щелкнули и банника, но радости престарелой даме его исчезновение не принесло.
