Встала поздно, совершенно разбитая, в комнате душно, темно…
— Батюшки, семь часов!
Выскочила, умылась… Есть ли новости, звонил ли кто папе и что вообще происходит?
Выяснилось, звонили несколько раз, брала трубку мама, голос звонившего один и тот же — уверенный, резковатый, густой… Папа появился недавно все бродил по городу, думал… Костика ещё нет, бабушка с дедом у себя телевизор смотрят.
Вроде бы, ничего особенного не произошло, но Сеня нутром почувствовала, как в воздухе сгущается напряжение, как вибрируют неслышные но явственные сигналы тревоги: «Жди беды, жди беды!»
И она стала ждать, хорошо понимая: все самое худшее впереди, это только начало!
Вся семья словно укуталась в саван беды и застыла в немом ожидании худшего, оцепенела, обмерла, затаила дыхание… и сдалась прежде срока, зная — поражение неизбежно. Только папа ещё сохранял в себе тягу к борьбе, улавливал и взращивал разрозненные импульсы гнева, чтобы сконцентрировать в нужный момент и направить в нужное русло…
С кем бороться, против кого — неясно… Кто их враг?
Звонок. Папа у телефона.
— Слушаю…
Они!
Папино лицо потемнело, резче обозначились складки, морщины на лбу, как же он постарел в эти последние дни!
Слушает. Провод терзает. Молчит.
Судя по напряженному лицу, по стиснутым пальцам, говорят о чем-то весьма неприятном.
— Да, я понял! — папа тяжело дышит, но сдерживает дыхание, чтобы на том конце провода не поняли, как он взволнован… и испуган, да!
Испуг ясно читается на лице. Испуг и гнев. Он взбешен! И гнев прорвался наружу.
— Послушайте, бросьте вы это! В самом деле, снимок получился случайно, я никакой подобной акции не хотел, но и играть с вами в эти игры мне вовсе не хочется. Противно, можете вы это понять?! Оставьте меня в покое, никаких ваших денег мне не нужно: жил без них и теперь проживу! Все, хватит, по всем вопросам обращайтесь в редакцию… и забудьте мой номер телефона!
Он швырнул трубку. Чертыхнулся. Взъерошил волосы. В комнате бабушки с дедушкой тихонечко приоткрылась дверь, мама застыла в дверях на кухню…
— Лелька, выпью я водки!
— Коль, что? Чего они хотят? И кто они?
Папа — рывком на кухню. Мама — за ним. Сеня — под дверь, подслушивать…
— Это люди банкира, который депутату взятку совал. Предлагают деньги за негативы. Много…
— Сколько? — помертвевшим голосом прошелестела мама.
— Пять тысяч долларов! Столько, Лель, моя совесть стоит.
— Коль, но ведь ты и правда всего этого не хотел — это случайность. При чем тут совесть, ты же…
— Не смейте меня уговаривать! — заорал вдруг отец страшным голосом. Политика, деньги, власть… тошнит от этого! Я всю жизнь ненавидел всю эту мразь! Всех этих продажных тварей, у которых за душой ничего святого… Триста миллионов рублей только что выделено из бюджета на содержание городской Думы. Из них семьдесят с лишком — на оплату одного только транспорта. Семьдесят миллионов рублей! — папа потряс кулаком. — А вы знаете, как живет наша провинция? Что с людьми делается? Страна нищая… а! — от махнул рукой, налил себе водки и выпил. — Леля, это не моя территория, я сознательно держусь от неё подальше, не хочу быть причастным никоим образом… Ни с какого боку, понятно?! Противно мне, понимаешь? Рвотно! Вся эта сволочная свора чинуш и бандитов, в которой ничего человеческого… Мы с тобой с самого начала решили: пускай будет трудно, но мы не будем возиться в дерьме за лишнюю сотню долларов…
— Коля, как ты не понимаешь, — закипела мама, — что ты УЖЕ причастен к этому, УЖЕ! И как ты ни поступишь, возьмешь или не возьмешь деньги, поздно — ты вляпался в самый эпицентр дерьмотрясения, мой дорогой! В самый! И будешь причастен к этому, ко всем этим разборкам и в том и в другом случае. Только…
— Что только? Скажешь, детям надеть нечего? Устала от нищеты? Надоело копейки считать?! Значит, все, во что веришь, все, чем живешь — это только вопрос выносливости, насколько терпения хватит? Потерпели немного — и в кусты. «Ах, наши бедные дети, ах, наши лучшие годы!» Тошно было толкаться в корыте со свиньями, мы с тобой плевали на это корыто и говорили о стойкости о достоинстве… а теперь выходит, чуть подул ветерок, сменим курс? Пошлость какая!
— Коля, не говори так! — мамины глаза потемнели от волнения. — Ты можешь сколько угодно произносить громкие фразы и щеголять своей обособленностью от мира, но не забудь об одном: мир мстит за это! У тебя дети, что будет с ними, если ты им не отдашь негативы? Этот тип сказал тебе, Коля, сказал? Он угрожал? Скажи мне?
— Сказал, — папа рухнул на стул и опрокинул ещё рюмку водки. В глазах его заметалась тоска. — Они… в общем, он сказал: нам будет плохо.
— Немедленно отнеси негативы! — мама вскочила, казалось, она выросла на глазах. — Немедленно, слышишь? Да как ты смеешь тут в благородство играть, когда твоя семья в опасности? И он ещё думает, он ещё хорохорится, интеллигента из себя строит! Интеллигенция давно вымерла, мой дорогой, её истребили как класс! Никто сегодня права не имеет называться русским интеллигентом, и не тебе соваться со свиным рылом, да в калашный ряд! Где эти негативы?
— М-м-м…
— Где, я спрашиваю?!
— У Сени, кажется…
— Ксения! — загремела мама, отворяя дверь с кухни.
Сеня вовремя отскочила, а то дверь долбанула бы её по носу.
Резкий продолжительный звонок в дверь поверг маму в шок. Она застыла, побелев как полотно, потом заметалась по коридору… потом, плотно прикрыв дверь на кухню и затолкав туда высунувшегося было отца, пошла открывать.
— Из РЭУ комиссия, — возвестил толстоватый чернявый мужик с хитрым взглядом, проталкиваясь в коридор.
За ним за порог шагнула усталая тетка с бессильно повисшими вдоль лица прядями обесцвеченных хилых волос и другой мужик — маленький, верткий, у которого в руках был вспухший журнал для записей и папочка с документами.
— А вы, стало быть, хозяйка квартиры, Мельникова Ольга Александровна?
— Ну да! — подтвердила мама.
— Жалобы на вас, затопили соседей снизу! — обрадовал довольный толстяк. — Позвольте осмотреть помещение, мы должны акт составить.
— Пожалуйста, составляйте, — отступив с порога, мама пропустила комиссию. — Только мы тут при чем, я уже второй год вам названиваю с просьбой стояк поменять. У нас ведь потоп-то уже не первый! Вы проверьте по журналу диспетчера, там ведь все зафиксировано, а стояк старый как стоял, так и стоит. Так что мы пострадавшие, а не виновники, и никаких ремонтов мы с мужем оплачивать не будем — сами оплачивайте!
Сообщив все это невозмутимой комиссии, мама встала, скрестив руки на груди, как боевой генерал, и гордо вскинув голову. Из кухни выглянул папа и, не уловив с её стороны никаких протестующих жестов, присоединился к ней. Сеня ретировалась к себе. Комиссия двинулась исследовать размеры ущерба, до Сени доносились отдельные приглушенные реплики: кажется, все относительно тихо, драки не намечалось.
Звонок в дверь. Соседи! Растревоженная Мила Ивановна, любительница антиквариата, сиамских кошек и азербайджанского мужа, поджала клубничные губки, готовясь к бою. Ее встретил папа и мирно, без боя повел в гостиную, где совещались с мамой члены комиссии. Бабушка с дедом укрылись у себя и держали оборону. Милу Ивановну бабушка на дух не переносила, визит соседки стал последней каплей, переполнившей чашу её терпения — бабушка слегла!
Дверь снова хлопнула — Костик! Да не один, со Слоном… Вот жалость-то, а Сеня думала обрадовать брата, вручив ему некий нежданный номерок телефона, который, по её подозрениям, разом излечит его от хандры… А при Слоне она этого делать не станет — все-таки дело интимное!
Парни — в каморку, Сеня — ухом к стене.
— Слышь, старик, — бубнил Слон, — мы ведь с тобой дело одно не сделали… Думали окошко с дыркой сфотографировать, а тут твоя бабушка… похороны, то се… Ну и я, конечно, с этим к тебе не лез, а теперь время прошло, я думаю можно. Ты как?
— Я-то… не знаю, — Костик пребывал в расслабленном состоянии и явно не был готов к совершению каких-либо резких действий.
— Слышь, давай: хватай папанин «Никон» и рванем в Весковский, я жутко на это запал, все парюсь на тему: чего там на фотке получится, а вдруг морда страшная — у-у-у!
Сеня тихонько прыснула в кулачок, представив рожу, состроенную Слоном. Нет, в этом парне что-то есть, по крайней мере, веселый, а не зануда по жизни, каких в её классе и вообще кругом пруд пруди, от таких скулы сводит, тоска…
— Старик, меня что-то сегодня ломает, — продолжал нудеть Костя. Может, завтра?
— Не, завтра напряг — родичи приезжают. Давай сегодня, а то упустим, факт! Или стекло поменяют или ещё что, а такого случая больше не подвернется — это я точно тебе говорю.
