class="p1">— Личную свою жизнь я не могу ставить на первый планъ.
— Выбирайте себѣ помощницу.
— Легко сказать. Я ужь старикъ.
И Степанъ Ивановичъ захихикалъ.
— Ну, какой-же вы старикъ. Вы, пожалуй, и насъ всѣхъ переживете: столько въ васъ энергии…
— Нынѣшнія дѣвушки ужасно требовательны… Всѣмъ руководитъ тщеславіе. Всѣмъ хочется показать и умъ, и натуру. Это и мѣшаетъ отнестись къ человѣку просто, не мудрствуя лукаво.
— Вы хотите сказать, что мужчинѣ гораздо труднѣе теперь добиться авторитета?
— Кто говоритъ объ авторитетѣ!
— Мнѣ кажется, Степанъ Иванычъ, что вамъ безъ него было-бы скучненько.
— Ай, какая вы бѣдовая!
Онъ погрозилъ ей пальцемъ.
— Да что-жь, — продолжала игриво Зинаида Алексѣевна: — такому человѣку, какъ вы, и слѣдуетъ быть главою. А вѣдь сознайтесь, Степанъ Иванычъ, вамъ съ вашими барынями скучно?
— Развѣ я ищу съ ними развлеченія?
— Нѣтъ, вы пользуетесь ими для добраго дѣла; но такъ, по-просту говоря, самая эта процедура очень вамъ пріѣлась?
— Не безъ того, — вздохнулъ Степанъ Ивановичъ.
— Я вотъ какъ пришла отъ васъ къ себѣ домой и думаю: какой долженъ быть энтузіазмъ у этого человѣка, чтобы выносить скуку, вотъ хоть-бы такихъ засѣданій, какъ сегодня.
Степанъ Ивановичъ раскрылъ широко глаза.
— Развѣ вамъ было скучно? — почти съ огорченіемъ спросилъ онъ.
— Мнѣ — нѣтъ; но я вѣдь видѣла все это въ первый разъ; а вы сколько такихъ засѣданій спустили съ рукъ?
— Много, — вздохнулъ опять Степанъ Ивановичъ.
— Я предъ вами преклоняюсь: вы мученикъ своего дѣла.
Степанъ Ивановичъ слушалъ и изподлобья поглядывалъ на свою собесѣдницу. Онъ началъ чувствовась какое-то небывалое еще у него стѣсненіе.
«Не подтруниваетъ-ли она надо мной? — спросилъ онъ про себя. — Что-то больно ужь умно она меня допрашиваетъ».
— Да, вы мученикъ, — повторила Зинаида Алексѣевна, не то шутливо, не то сурьезно. — Если въ васъ очень много энтузіазма, тогда это ничего, а если вы только задали себѣ задачу, тогда вы должны подчасъ ужасно скучать.
Испытующій взглядъ Зинаиды Алексѣевны остановился на опущенныхъ глазахъ Степана Ивановича.
«Что это онъ никогда не глядитъ прямо, подумала она: — или меня высматриваетъ?»
— Вы слишкомъ часто говорите о скукѣ,— отозвался Степанъ Ивановичъ.
— Да вотъ видите-ли, я къ какимъ людямъ ни присматриваюсь, во всѣмъ замѣчаю одно и то-же: они изъ кожи лѣзутъ, чтобы какъ-нибудь набить свою жизнь. Вѣдь, кажется, иной только и бьется изъ того, чтобы каждую минуту разрываться на нѣсколько частей. Анъ нѣтъ. Все не можетъ заморить въ себѣ червяка, скучно ему… Развѣ это неправда?
— Вы, дорогая моя, вдаетесь опять въ свой нравственный недугъ.
— Я совсѣмъ не о себѣ говорю, — вскричала Зинаида Алексѣевна. — Я безполезный человѣкъ на свѣтѣ. Скучно мнѣ или весело, хандрю я или нѣтъ — небольшая бѣда. Но вотъ досадно, когда и такіе люди, какъ вы, должны мириться съ тѣмъ-же, что гложетъ нашего брата.
— Вы меня ставите все на какой-то пьедесталъ, — возразилъ Степанъ Ивановичъ.
— Васъ? Нисколько! Мнѣ просто хочется видѣть человѣка, совершенно поглощеннаго своимъ дѣломъ, — разумѣется, хорошимъ дѣломъ, — такъ чтобы всякая смѣшная процедура отъ него отскакивала, вы понимаете, не давала-бы ему ни малѣйшаго чувства хандры или скуки.
— Но для этого-то и существуетъ интимная жизнь, дитя мое, — заговорилъ Степанъ Ивановичъ. — Вы ею совсѣмъ не жили, сколько я замѣчаю.
— А вы жаждете ея?
— Болѣе, чѣмъ когда-либо.
Степанъ Ивановичъ протянулъ къ ней руку, какъ-бы ожидая пожатія. Она не пожала.
— Это меня удивляетъ, — рѣзко замѣтила она.
— Почему-же?
— Что такое интимная жизнь для человѣка, какъ вы? Вы такъ должны быть проникнуты вашей идеей, что для васъ личныя радости не могутъ имѣть ничего особенно привлекательнаго. Вамъ нужна помощница, а сочувствія одной женщины для васъ слишкомъ мало.
— Полноте, полноте, — тихо говорилъ Степанъ Ивановичъ: — все это въ васъ прежняя тревога. Надо на людей проще смотрѣть, Вотъ и на меня также.Я вѣдь не безплотное какое существо, а человѣкъ, какъ и всѣ другіе. Мнѣ-то и нужнѣе, чѣмъ кому-либо, душевная поддержка, которую можно найти только въ женскомъ существѣ…
И онъ опять протянулъ ей руку; на этотъ разъ она ему пожала. Глаза его вдругъ заблистали и тонъ сдѣлался еще слаще.
— Вы жестоко ошибаетесь, мой другъ, — продол жалъ онъ: — полагая, что люди, какъ я, должны пренебрегать личными привязанностями. Какъ-же могутъ быть они къ нимъ равнодушны, когда чувство женщины творитъ чудеса… если оно обращено на человѣка, преданнаго своей идеѣ.
— Ну, коли такъ, — вскричала Зинаида Алексѣевна: — женитесь опять!
— Извинити меня, я вовсе не говорилъ о пошломъ довольствѣ, которое можно найти въ бракѣ.
«Это еще что?» подумала Зинаида Алексѣевна.
— Зачѣмъ-же непремѣнно пошломъ! — возразила она. — Устройте себѣ бракъ самый возвышенный.
— Не супружеская жизнь даетъ ту духовную поддержку, о которой я говорилъ. Женатый человѣкъ слишкомъ отданъ себялюбииымъ заботамъ. Какъ-бы жена хорошо ни понимала значеніе его дѣятельности, она все-таки погрязнетъ болѣе или менѣе…
— Въ пеленкахъ и баветкахь? — расхохоталась Зинаида Алексѣевна.
— Именно, — вторилъ Степанъ Ивановичъ, въ видѣ легкаго хихиканья.
— Ну, такъ какъ-же вамъ быть?
Вопросъ этотъ Зинаида Алексѣевна предложила такимъ реальнымъ тономъ, что Степанъ Ивановичъ почти сконфузился.
— Будемъ ждать, — прошепталъ онъ.
Разговоръ какъ-то вдругъ оборвался. Зинаида Алексѣевна не могла уже поддѣлаться подъ тонъ своего собесѣдника, и то, что она отъ него услыхала, набрасывало на его фигуру совсѣмъ не такой колоритъ, какимъ она желала-бы облечь его.
Питье чая кончилось. Степанъ Ивановичъ предлагалъ гостьѣ проводить ее до дому, но она не согласилась и подумала при этомъ:
«Неужели и онъ желаетъ освѣжиться во вкусѣ Саламатова?»
XII.
Загариной стало немного получше. Она ходила въ редакцію, а отъ вечерней работы воздерживалась. Первый визитъ ея былъ къ Катеринѣ Николаевнѣ. Она нашла, что и въ ней и въ Борщовѣ чувствуется неловкость. Точно будто они куда-то собрались ѣхать. Катерина Николаевна избѣгала даже разговора о своемъ новомъ домѣ. Видно было, что въ присутствіи Борщова она не хотѣла позволять себѣ никакихъ изліяній.
Борщовъ началъ разспрашивать Загарину о ея дѣлахъ, и она ему разсказала про знакомство свое съ Малявскимъ.
— Знаете вы этого господина? — спросила она Борщова.
— Встрѣчалъ, — отвѣтилъ съ легкой гримасой Борщовъ.
— Хорошій онъ человѣкъ?
— Мнѣ лично онъ очень не нравится, — замѣтилъ Борщовъ: — но я не имѣю никакихъ данныхъ, чтобы назвать его прямо негодяемъ.
Загарина тревожно взглянула на него.
— Вы меня смущаете, — проговорила она.
— Видите-ли, — продолжалъ Борщовъ — это такой баринъ, который, какъ мнѣ кажется, кромѣ своей карьеры ни о чемъ заботиться не можетъ. Я знаю людей очень хорошихъ, которые о немъ весьма незавиднаго мнѣнія.
— Незавиднаго? — перепросила Загарина.
— Очень, очень незавиднаго.
— Какъ-же мнѣ быть? — прошептала Загарина.
— Вы не смущайтесь, — началъ успокоивать Борщовъ. — Если вамъ
