то, как она жевала, ее голос и взгляд, толстые шишки на груди и на шее. Я заново переживала и понимала, что произошло.
– оона… болела?
– дда
Мы уже шли куда не знаю.
– оот чего онна умерла?
– отрака
Не помню как мы пришли ко мне домой. Папа спал, но нам было неважно. Я понимала, что не смогу остановиться, пока не выплачу все внутренние органы. Она, я думаю, тоже это понимала.
Мы достали папино вино и, помогая друг другу, налили в стаканы. И выпили залпом целый стакан. Это не помогло. Мы достали папину водку. Я выпила свой стакан залпом, она свой – наполовину. Она уже приходила в себя или, скорее, поняла, что ей надо позаботиться обо мне. Меня срубило. Слезы все текли. Рыдания выбивались из горла. Меня шатало и соображать я не могла. Она отволокла меня в комнату, где уже спал папа, затащила меня на мой второй этаж, раздела и укрыла. Я мигом заснула.
Я очень благодарна тебе, Катя. Спасибо тебе. Ты одна из немногих Людей, кто тогда был вместе со мной. Ты, наверное, единственная, способная к Сочувствию. Ты – просто Золото, Кать, даже если ты со мной не согласишься. Спасибо Тебе.
Потом она рассказала мне, что было дальше той ночью. Она вернулась на кухню, сползла спиной по холодильнику и зарыдала снова. Мой папа вышел из комнаты в туалет. В отблеске света, падающего из двери в ванную он увидел ее и спросил:
– Привет! Ты кто?
Она сквозь рыдания ответила:
– Я Катя, подруга Наташи.
– Ааа, ответил папа, – как дела?
– Нормально, выговорила она.
Он пописал и лег обратно спать.
Иногда я плакала во сне. Папа намекал мне на это и очень пугался. Иногда я плакала с утра как проснусь.
Мне приснился сон, в котором мы все были в квартире. Квартира была бабушкина, но сильно отдавала квартирой бабушки пчелки. Был папа, Женя, Лена, бабушка, братья, тетя. Шли разговоры. Что-то случилось и все тихо переговаривались. Я зашла в одну из комнат – там почему-то были голые стены. Только красный кирпич и бетон – и все. Но никто не замечал этого, как будто так и надо. Я встала и стала слушать разговор, присутствовать, потому что мне было мало важно содержание. На кирпичах, на выступе, лежал человек. Это был мужчина лет 45, лысый и какой-то скользкий. Его кожа лоснилась по всему телу. Взгляд – масляный, на губах – усмешка. Меня передернуло, может, я боялась его. Я ушла из комнаты и пошла ко всем остальным. Они стояли вкруг в неудобном месте – в проходе на кухню. Я встала в круг. Слушала. Масляный пришел и тоже встал в круг. Но никто его не видел. Только я. Он внушал мне отвращение и страх. Не помню, почему. То ли он сделал что-то, то ли так я чувствовала, что надо, я стала с ним бороться. Его масляная, лоснящаяся кожа выскальзывала из пальцев, но я сумела его повалить и била его кирпичом по черепу, била, била и била. Он умер.
Я рассказала сон Белке в кафе, куда она меня привела, чтобы согреться. Она слушала очень внимательно. Мы подумали, что я, наверное, сражалась со смертью или с мыслями о смерти, которых никто не видел. Когда Белка подняла руку, чтоб позвать официантку, я увидела, что стол под ладошкой мокрый. Вот почему у нее были так распахнуты глаза – я сильно напугала ее рассказом о драке со смертью. Но она старалась держаться. Ей надо было держать себя в руках, чтобы быть мне утешением. Я почувствовала нереальную благодарность к Белке и сменила тему.
– Знаешь, все, что раньше было таким теплым и естественным, стало вызывать судороги внутри, – сказала ей я, когда мы шли домой. – И никуда от этого не спрячешься. Везде все об этом и выворачивает…
– Например?
– Пусть Мама услышит, пусть Мама придет, пусть Мама меня непременно найдет… – стала напевать я, подавляя подступившие к горлу слезы. – Ведь так не бывает на свете…
– Хватит!
– Чтоб были потеряны дети…
– Хватит! Хватит! – крикнула Белка. – Хватит! Я не могу это слушать! Не рассказывай это мне! Мне… страшно…
Мы смотрели друг другу в глаза. Так ей нужно было сейчас тепло, на которое я была неспособна.
– ТЕБЕ страшно? – спросила я.
Она не ответила. Только посмотрела в глаза. Мы обнялись на прощание и она ушла домой.
Я пошла к Игорю. Он был на месте. Я зашла и села напротив него. Он завел свои обычные разговоры – “Как дела?”,“А мы тут…” “Ну расскажи что-нибудь…”. Я смотрела на него. Мне от него нужно было только одно и только у него одного сейчас, сегодня, в это время, в этой моей жизни я могла это получить. То, что он сделал с Белкой, ее слезы, ее глубокий грудной голос… делали меня лицемеркой.
– Почему ты так ответил Белке? Ты понимаешь, что это ненормально? Ни один нормальный человек не ответит на вопрос: “Почему я такая-то” – “Потому что ты такая-то”?
– Я не люблю пьяных женщин.
– Она не была пьяной. И, к тому же, она пришла к тебе за советом…
Он замялся:
– Ладно, закрыли тему.
Я пересекла кабинет и села ему на колени. Он удивился очень, но обнял меня и прижал к себе. Я устроилась поудобнее и закрыла глаза. Тогда он оттолкнулся ногами и качнул стул к стене. У меня слегка закружилась голова. Я почувствовала себя бабочкой, которая улетает отсюда, от него, от этого кабинета, от папы и Жени, от мира, в котором умерла моя Мама… Он снова приземлил стул на четыре ножки. Голова продолжала кружиться. В мире не было ничего, кроме его тепла, его сильных рук, того, как он прижимал меня к себе, его надежности… Он качнул стул. Я летала. Я переживала лучшее мгновение с ним. Ничего подобного я с ним не испытывала. Стул снова приземлился на четыре ножки. Я не могла попросить об этом папу, сестру, Белку, Антона, никого. Мне просто нужно было обняться.
В институте никто не заметил, что я начала ходить в черном. Или не сказал мне об этом. Или не захотел заметить. Наши контакты с одногруппниками свелись к минимуму. Мне не хотелось ничего. Им… не знаю. Я разговаривала только в курилке – в прекрасном дворике на улице – на темы, которые были интересны девушкам. Я не говорила. Я слушала и поддерживала разговор. О парнях, мамах, золотухе и экзаменах, тестах на беременность, проверках и зачетах, ужасных стервах-учительницах и как-нам-быть-незамеченными-с-нашим-несделанным-домашним-заданием. Мне кажется, я ходила только на две пары. Их вела моя научная руководительница и потрясающий человек. Мне действительно нравились ее пары. Все остальное я безнадежно просыпала. Даже на пару, начинающуюся в 16:25,
