Смеясь, я повернулась к маяку. Фред махал мне рукой из окна гостиной. Я развернула грейпфрутовую карамельку, которая лежала в ящике, и поспешила к березам. Чем дальше я заходила, тем больше оживал передо мной лес. Первая кормушка была солнечно-желтой и висела на серебристом клене. Она была такая большая, что в ней помещалось сразу несколько синиц, а подойдя поближе, я спугнула с десяток белок, которые ждали падающих зерен, чтобы полакомиться.
Красным по желтому было выведено слово «лимон». Я продолжала идти, наслаждаясь звуками, которые дарил мне лес: пение красного кардинала, хруст веток под ногами, свист поползня, ветер, скользящий между деревьями.
Я сняла снегоступы и легла на снег. Обнаженные кроны деревьев и небесная синева были прекрасны. Если бы я могла, я бы сфотографировала эту панораму. Я закрыла глаза. А вдруг желанное счастье так близко, что я его не замечаю? Вдруг счастье – не одно большое целое, а тысяча таких мгновений, как это?
Когда я открыла глаза, на снегоступе сидела синица, так близко, что я могла бы коснуться ее крыла варежкой. Мы смотрели друг на друга, не двигаясь, несколько секунд, пока она не улетела к кормушке.
Мне хотелось бы тонко нарезать это мгновение и положить в формалин.
Анна и Фред смотрели на меня во все глаза: им не терпелось узнать, справилась ли я с первым заданием.
– Я не нашла второе слово. Только «лимон» и всё.
Надо было видеть их разочарованные лица.
– Я же говорила тебе, Фред, ты слишком далеко его спрятал!
– Если бы я послушал сестру, тебе и искать бы не пришлось: она просто повесила бы слова рядом.
Они уже были готовы поссориться – моя шутка затянулась.
– Да неправда это, я нашла и второе тоже – «десерт»!
Их настроение мгновенно изменилось, и они захлопали в ладоши.
Фред встал, открыл холодильник и достал потрясающий лимонный пирог, покрытый меренгой.
– Эй, жизнь! Неси лимоны: здесь из них делают десерты!
Я прикусила губу. Мне хотелось попросить, чтобы он никогда не бросал жизни вызов. Никогда.
Уже несколько минут я сидела на краю стула в кабинете Лии, и мы спорили.
– Я не могу их взять.
Лия явно раздражалась.
– Фабьена, ты выполнила их волю, когда писала картину для месье Дюбюка, семья хочет дать тебе эти деньги.
– Но я это сделала ради…
Я искала правильный ответ. Кто откажется выполнять последнюю волю человека?
Она встала, взяла деньги и положила в карман моего пальто.
– Тебе не нужно оправдываться. Бери.
В кабинет вошла медсестра.
– Лия, мне нужен кто-нибудь, помочь переселить мадам Дюссо.
– Ах да, точно, мы же меняем ей комнату.
– Она хотела ту сторону, где деревья, а комната номер два освободилась.
У меня не было срочных дел, поэтому я вызвалась помочь.
– Можно пойти с вами?
Лия с удивлением посмотрела на меня.
– Это неожиданно, спасибо!
Я последовала за Жюстин к комнате Маргерит Дюссо. Обстановка заставила меня отступить на шаг.
– Как видишь, эта комната очень личная…
– Это великолепно…
Казалось, это комната в загородном доме, где каждый элемент интерьера тщательно продуман.
– Это великолепно, но все нужно выкинуть. Где ваши мусорные мешки?
Я обернулась и увидела мадам Дюссо в кресле-качалке. Она смотрела на нас, воздев руки и не понимая, почему мы пришли без мешков для мусора. Я ожидала увидеть измученную болезнью женщину, но нет, ее можно было принять за посетительницу.
– Вы правда хотите от всего избавиться?
– На каком языке ты хочешь это услышать, Жюстин? Это же просто материальное! Ма-те-рьяль-но-е!
Пока Жюстин пыталась образумить мадам Дюссо, я начала собирать безделушки с письменного стола. Знать бы, избавлялся ли так же отец от вещей, перед тем как уйти. Я едва успела пригнуться: у меня над головой пролетел пульт от телевизора и врезался в стену.
– Я же сказала, что все выбрасываю! Хватит со мной спорить! Я не унесу все это в рай!
Я осталась стоять пригнувшись, поскольку Маргерит продолжала швырять все, что попадалось ей под руку. Под одобрительным взглядом медсестры я решила выйти из комнаты и подождать в гостиной, пока в комнате номер восемь утихнет буря. Что же, мне сидеть тут, пока с десяток других людей заняты организацией жизни в доме? Я отправилась в кабинет к Лии.
– По-моему, переезд мадам Дюссо немного откладывается. Могу ли я сделать еще что-нибудь?
– Может быть, помочь на кухне Жану, вроде ужин еще не разносили.
– Иду!
В коридоре, который вел к кухне, я с удивлением поняла, что не могу угадать, какая еда готовится: оттуда не проникало ни единого запаха.
– Жан?
Я тихо вошла. Все было убрано, расставлено по местам. Ничего не готовилось ни в духовке, ни на плите.
Я вздрогнула, обнаружив, что Жан сидит на полу. Он смотрел на меня невидящим взглядом.
– Жан! Что происходит? Вы поранились?
Он не ответил. Мне хотелось сбежать, но было уже поздно – нужно было перебороть смущение и что-то сделать. Я собрала волю в кулак и села рядом с ним.
– Меня зовут Фабьена. Я здесь не работаю, но на прошлой неделе написала картину в комнате месье Дюбюка…
Он перебил меня:
– Моя жена только что узнала, что ее не могут спасти. У нее терминальная стадия рака.
Теперь уже я смотрела пустым взглядом. Жизнь наказывала меня.
Я здорова, у меня успешная карьера художницы, дом и огромная мастерская, которую я называю маяком, отец оставил мне наследство, благодаря которому я не жду в страхе конца каждого месяца, у меня есть возлюбленный, близкая подруга, и, несмотря на все это, я в депрессии. Поэтому жизнь наказывает меня, сталкивая с людьми, жаждущими жизни, но обреченными на смерть. Жизнь хочет показать, что мне нельзя жаловаться. А заодно я получаю очередной повод себя ненавидеть: почему у меня не получается быть счастливой, как раньше?
– Где сейчас ваша жена?
– Дома. Я попросил, чтобы ей дали тут комнату.
– Вы работаете здесь, чтобы отвлечься?
Если бы я могла, я бы дала себе подзатыльник. Но Жан улыбнулся. По моим неловким вопросам он понял, в каком я смятении.
– Когда Клер больше не смогла ходить в офис, мне пришлось работать в два раза больше, и меня взяли сюда. Но я так больше не могу… Мысленно я с ней…
В этот момент я отчетливо поняла, что я здесь неслучайно.
– Не двигайтесь, окей? Только не двигайтесь, Жан, я сейчас вернусь.
Было холодно, и, хотя я надела шапку, шарф и теплое пальто, зима пробирала до костей. Тротуар обледенел, приходилось все время смотреть под ноги, с каждым шагом я поздравляла себя с тем, что не плюхнулась на задницу. Я могла поехать, но, выйдя из Дома «Тропинка», где я оставила Жана, пустилась бегом. Просто так, не задумываясь, как будто это единственный способ перемещаться. Мне нужно было чувствовать, как кровь приливает к ногам, к рукам, к щекам. Мне нужно было ощущать, как сердце бьется в груди.
Я остановилась на углу, задыхаясь. Теперь мне было так жарко, что я сняла пальто, под удивленными взглядами водителей, и это развеселило меня. Я была на задании!
Когда вдалеке показался «Thym & Sarriette», я вздохнула с облегчением. Я пробежала по заснеженным тротуарам почти два километра. Луиза, вы правы: мне лучше от бега!
До ресторана осталось всего несколько метров… Каждый вдох отзывался болью: было непонятно, я вдыхаю слишком много или недостаточно. Луиза, и тут вы правы: нужно было начать с ходьбы, а не сразу пускаться бежать…
Я ворвалась в ресторан и бросилась на кухню.
– Фабьена? Что ты здесь делаешь? Погоди, садись.
Фред вытер мне лоб и шею и попросил коллегу принести мне мороженого с кленовым сиропом, чтобы освежиться.
– Что происходит? Ты как будто марафон пробежала!
– Почти! Сейчас отдышусь и все объясню, окей?
Мороженое было чудесное, как и ответ Фридриха на мою просьбу несколько минут спустя.
Вчетвером мы сидели на кухне в Доме «Тропинка». Было очевидно, что Жан больше не может работать. Фред рассказал ему о нашем предложении. Когда Жан понял, что ему предлагают быть рядом с женой, а мы на несколько недель возьмем на себя кухню, и это никак не повлияет на его зарплату, он посмотрел на нас в изумлении.
– Вы серьезно?
Лия положила свою ладонь на его.
– Фридрих – владелец «Thym & Sarriette» и будет готовить заодно для нашего Дома. У меня есть волонтеры, которые будут отвечать
