На стенах висели фотографии в рамках, на которых гордо позировал Жерар. Можно было проследить за разными этапами его жизни и увидеть, как сильно он похудел за время болезни.
Еще секунду назад все смеялись, но внезапно обстановка изменилась. Месье Дюбюку стало плохо. Он застонал, а я почувствовала, что начинаю паниковать. Мы же еще и двумя словами не обменялись.
Он нажал красную кнопку вызова на кровати, и тотчас появилась медсестра. Сама того не замечая, я отступала, пока не уперлась в стену. Почему я должна быть этому свидетелем?
– 8/10 по твоей шкале боли, Эстель. Чертова восьмерка.
Жерар смотрел на меня. Медсестра сказала:
– Как раз пришло время вашей дозы. Скоро вам станет лучше.
– Спасибо…
Жерар поблагодарил ее одними губами, его глаза были закрыты.
Я прошла за Эстель в коридор.
– Что с ним?
Она грустно улыбнулась мне.
– Это вы Фабьена Дюбуа? Он много говорил о вас сегодня утром. Спасибо, что исполняете его последнее желание. У месье Дюбюка рак со множественными метастазами. Он у нас три недели, и ему остались буквально часы, ну максимум день или два.
– Я буду писать, пока он умирает?
Она пожала плечами, не зная, что ответить. Я сделала глубокий вдох и вернулась в комнату номер шесть.
Жерар уже выглядел более спокойным и, казалось, спал. Вошла его жена. Я сказала ей:
– Надеюсь, я справлюсь…
Голос дрожал.
– Вы здесь, и для нас это уже замечательно. Пишите что хотите, где хотите. Жерар обожает природу, горячий защитник фауны, но художница – вы, Фабьена.
Мадам Дюбюк напоминала мою бабушку: в ее взгляде читалась редкая сила, хотя сама она была совсем маленькой. Она села в кресло-качалку рядом с мужем и стала гладить его волосы, пока я доставала краски и кисти.
Я была свидетельницей одного из самых прекрасных проявлений любви, и внезапно ко мне пришла вся смелость мира, чтобы написать эту картину.
Я работала уже час под внимательным взглядом мадам Дюбюк, когда в комнате появился врач. Я поняла не все, о чем говорили, но, когда в комнату вошли несколько членов семьи, стало ясно очевидное.
Это было начало конца.
Дочка супругов Дюбюк обняла меня, как только вошла.
– Невероятно. Ты даже не знаешь, что пишешь именно такое место, как любит отец. Водопады, река, горы…
Было семь вечера, когда я пошла отдохнуть в маленькую гостиную. Благодаря приглушенному освещению дом казался таким спокойным. Несмотря ни на что, жить тут было хорошо. Я смотрела, как город готовится к ночи: словно добрый великан расставил вокруг горы домá, как фонари.
Вошла Лия и села на банкетку у пианино.
– Тяжело, да?..
Я не нашла, что ответить.
Минут двадцать мы просидели в тишине, глядя на фонари в горах.
Глубоко задумавшись, я вышла в коридор.
– Извините! Эй…
Я остановилась: мне показалось, что это ко мне обращаются. Я просунула голову в дверь комнаты номер два.
– Мне нужно ружье. Можешь найти? Ружье!
Я вошла в комнату. На краю кровати сидел мужчина и напряженно смотрел на меня. Он ждал ответа. Правильного ответа. Я покачала головой.
Он заплакал. В любом другом контексте меня бы такая просьба шокировала, но сейчас мне хотелось дать ему то, чего он просил. Он был такой худой, такой хрупкий в этой синей пижаме. Боль заострила его черты, и черные глаза еще сильнее выделялись на лице.
– Я подыхаю…
Мужчина свернулся калачиком на кровати. Он рыдал.
– Мне нужно ружье…
В комнату вошла медсестра, а я пятилась в коридор, пока не почувствовала спиной стену и не сползла на пол.
Не спросив разрешения, человеческое страдание обхватило мое лицо руками и заглянуло мне прямо в глаза.
Договорившись с Лией и с семьей месье Дюбюка, я на несколько часов вернулась на маяк. Мне нужно было принять ванну и немного поесть. Но больше всего мне надо было ненадолго уткнуться в шею Фреда. Ну хоть на несколько секунд.
Мне не нравилось чувствовать себя зависимой, но у него был дар никогда не срываться с якоря, оставаться незыблемым. Даже если мой корабль раскачивала буря, он успокаивал самые большие волны моей жизни; я могла отдать Фридриху швартовы и сбалансироваться, чтобы снова отчалить навстречу бурям.
Фред читал в гостиной на маяке. Посмотрев на меня, он встал и отправился на кухню налить нам вина.
Я не знала, с чего начать. В любом случае прежде всего нужно было исправить оплошность.
– Мои поздравления лучшему повару и новому владельцу лучшего ресторана в городе!
Он поднял бокал и произнес:
– Фабьена, я должен кое-что тебе сказать.
Удар под дых. Он уйдет. Это всегда был только вопрос времени. Я знала, я предчувствовала. Жить со мной – все равно что спускаться с горы: крутой склон и ловушки, куда ни ступишь. Фред дошел до ручки, и ему надоело, что я постоянно его разочаровываю. Я ждала продолжения.
– Я гулял с Вьюгой в лесу и заметил, что на многих соснах номера. Я подошел к одному дереву, посмотрел вверх, а там висит маленький почтовый ящик с твоим именем. Всего их тридцать. Я не решился заглянуть…
Я закрыла глаза и обхватила голову руками. Я испытала невероятное облегчение, поняв, что ошибалась по поводу Фридриха, но его рассказ вызвал тревожное любопытство. Что это за история с ящиками? Я встала и обняла его.
– Я должна вернуться и закончить картину. Не ложись без меня, окей?
Чем ближе я подходила к комнате месье Дюбюка, тем громче слышался смех.
Я встала перед дверью, боясь разрушить чары.
– Наш Жерар такой весельчак… Вы помните, как он упрямо хотел выловить озерного монстра? Купил в магазине самую большую наживку!
– Ты правда уйдешь, так и не выдав нам своего рецепта фиш-энд-чипс?
– Брат, с сегодняшнего дня мы при каждой встрече будем открывать банку пива специально для тебя.
Вся семья Дюбюк собралась вокруг кровати. Они стояли, взявшись за руки, и по очереди вспоминали самые хорошие моменты, прожитые с тем, кто сейчас оставлял их.
Я тихо вошла и продолжила работать. Я писала, стоя к ним спиной, чтобы как можно меньше вмешиваться, но несколько раз за вечер меня горячо благодарили за то, что я тут. Из уважения к месье Дюбюку я пыталась сосредоточиться на моменте, но из головы не выходили почтовые ящики в лесу.
В 22:20 Жерар тихо ушел. Как раз когда я ставила подпись в углу холста.
– Думаю, это дело рук Этьена, – сказала я Фридриху.
– Почему ты так считаешь?
– Я вспоминала. Тем вечером, перед вернисажем, я обнаружила его здесь, в лесу. Наверное, он как раз все придумывал. Боюсь, это опять записки от отца.
– Сомневаюсь, что твой отец написал несколько записок, Фаб…
Наверняка Фридрих был прав, но я уже убедилась, что Этьена не стоит недооценивать.
– Пойдем со мной, я должна посмотреть, что там!
– Мне нужно позвонить в ресторан, я тебя догоню.
– А если я не смогу дотянуться до ящиков?
– Они не так высоко.
Вьюга смотрела на меня, как на предательницу. Я почесала ее за ушами.
– Я иду на улицу одна, но скоро вернусь за тобой, честное слово!
Я вышла с маяка и, надев снегоступы, отправилась в лес на поиски первой пронумерованной сосны. Шел снег, воздух был мягкий. Я нервничала, гадая, что могло находиться в ящиках, но любопытство гнало вперед.
Вот! Десять минут я разглядывала каждую сосну на опушке леса, пока не заметила на одном из стволов маленькую цифру 1. Фред был прав: красный почтовый ящичек могла достать даже я, со своим ростом метр с кепкой. Я вытянулась во весь рост и схватила его. Неизвестный позаботился прикрепить к нему золотую ленту – нужно было потянуть, чтобы ящичек открылся. Я медленно развернула лежавший внутри лист бумаги.
Первое послание найдено: браво! Осталось 29. Внимание: ты можешь открывать только по одному в день – принцип тот же, что у адвент-календаря. Мы знаем, что ты будешь играть честно.
Первое задание: дойди до того места, где хвойники сменяются березами, и возвращайся. А по пути примечай слова, написанные на новых кормушках для птиц, которые мы повесили.
Если найдешь правильный ответ, на маяке тебя будет ждать сюрприз.
Удачи!
Твой любимый дуэт,
Анна & Фред
P. S. Иногда все кажется горьким, но стоит добавить каплю магии, и восхитительный вкус вернется…
