нашим столом, конечно, нашлось бы место, и нам даже разрешили бы напиться. Но я бы упал ниже ватерлинии в своих глазах. Нет, бежать, бежать…
Металлолом Макса заехал на тротуар, как буксир, застрявший на мели. Сам приятель, сияя победной физиономией, курил в окно. Ветер возвращал сигаретный дым обратно в салон.
– Ну, как прошло? – спросил он, отмахиваясь.
Я сказал, что легко и без проблем.
– Вот-вот, и я чудом сбежал, – согласился он. – Поехали?
Вырвав из сердца корни сыновней любви, как полагается мужчине, я сказал, что теперь нам одна дорога: только вперед. Надо же что-то вспоминать в унылую старость.
Мы ехали по пустынным заледеневшим улицам, закиданным грязным снегом. В новогоднюю ночь, Макс был в этом уверен, на частном извозе можно сшибить бешеные деньги. Это и значилось первым пунктом плана. Идея казалась блестящей. Вот только очередей голосующих не наблюдалось. Куда-то они попрятались. Макс крутил баранку, источая уверенность, что на нас рухнет водопад денег, багажника не хватит, чтобы складывать купюры. Его вера материализовалась: на темном перекрестке нам отчаянно махал дядечка.
Макс вжарил по тормозам. Я успел выставить ладони, чтобы не проверить лбом трещину лобового стекла. Ремней в машине не имелось. Зато дядечка находился в приподнятом настроении. Ему надо было в конец Петроградской стороны. Макс подмигнул мне и задрал тройную цену. Дядечка согласился сразу. И плюхнулся на заднее сиденье. Начало оказалось положено.
Ехали мы своеобразно. Только ночь скрывала Макса от правосудия. Пассажиру было все равно. Он цвел в той стадии праздника, когда все представляется милым и смешным. Разговор между нами «на всякий случай» об оружии, из которого мы любим палить, дядечка пропустил мимо ушей.
На финише гонки я обманул тормоза. Я был готов. И уперся в бардачок. Макс отжал ручной тормоз и оглядел темный дом с пятнами окон.
– На месте… – с интонацией прожженного водилы сказал он.
– Ребята, а у меня денег нет! – обрадовал дядечка.
Сказал так честно и просто, с такой светлой и беззлобной улыбкой, что мне захотелось пожелать ему счастливого Нового года и отпустить с миром. Пусть человек празднует. Макс имел другое мнение:
– Надо платить, – заявил он. Будто прятал пистолет.
– Денег нет… – повторил дядечка. – Все спустил. Есть три бутылки шампанского. Две – ваши. Ладно?
Мой локоть проверил ребро Макса.
– Ладно уж, Новый год, прощаю… – сказал друг, сохраняя лицо и принимая бутылки. – Ух ты, французское…
И правда: шампанское было из Шампани. Не советское. Тогда еще редкое. Не спирт «Рояль», которого было хоть залейся.
Дядечка пожелал нам счастья, хлопнул дверью, отчего в моторе что-то упало, и исчез в закоулках своей жизни. Где-то он теперь.
– Поездку уже отбили, – сказал Макс, засовывая бутылки за кресло. – И это только начало.
Наш боевой конь отправился утюжить ночь. Выехав на Большой проспект, Макс заметил поднятую руку.
– О, клиент! – обрадовался он.
Вид пассажира был сомнительный. Особенно в темноте. Особенно его рост. И спортивное сложение.
– Ты уверен? – спросил я.
– Чего бояться: нас же двое?
Вопрос имел много ответов. Ни одним из них воспользоваться не пришлось. Макс притормозил раньше. Ночной пассажир распахнул дверцу. Вблизи он казался куда неприятней, чем издалека. Вид однозначный, конкретный такой видок: с бритым черепом, в короткой кожанке.
– Пацаны, бомбите?
– Ну… – весомо ответил Макс, ничего не замечая. От жадности.
– До площади Александра Невского подкинете?
Макс залепил цифру оглушительную. Мне захотелось рвануть дверь и дать по газам. Жаль, что за рулем был не я. Лысый согласился без торга. Влез на заднее сиденье и вдавил колени мне в спину. От него не пахло выпитым.
Разговор не вязался. Пассажир хранил сухое молчание. Зато Макс блеснул и довез с шиком, уходя от заносов и презирая красный свет. Пока за боковым стеклом не нарисовался адрес.
– Здесь, что ли? – спросил мой приятель, поворачивая шею.
Чтобы заглянуть в дуло пистолета.
– Молоток… – похвалил лысый, щелкая затвором. – Водила ты первоклассный. Давай гони.
– Чего гнать? – спросил Макс, зачарованно разглядывая вороненую дырку.
– Бабки. Цену сам назвал. Тебя за язык не тянули.
Когда посреди новогодней ночи в нос упирается ствол, мысли о том, что он газовый, или в нем нет патронов, или надо вступить в яростный бой, как подобает настоящим мужчинам, не приходят в голову. Столбняк пробрал нас до копчиков. Макс полез в карман и заметно трясущимися пальцами нашел кошелек, который подарила ему мама. Там было меньше половины откупного. Пассажир согласился и на это. Только ради праздника. Не спуская нас с линии огня, он мягко скользнул из машины.
– С Новым годом, пацаны! Счастья вам! – крикнул он и растворился во тьме.
Макс спрятал ненужный кошелек.
– Надоело что-то кататься, – сказал он. – Народа маловато.
Я не стал мучить пацана вопросом: хватит ли ему теперь историй на десятилетия скучной жизни, пока не умрет, или еще кого подвезти? Чтобы наверняка остаться без машины. Лично у меня градус воспоминаний приближался к точке кипения. И как же хорошо сейчас дома.
– А поехали просто так, на Дворцовую. Погуляем.
Гулять на Дворцовой площади в новогоднюю ночь 95-го было развлечением, в котором отчаянная глупость переходила в тяжкую дурь. Петербуржцы, еще недавно ленинградцы, до такого не могли додуматься в кошмарах. Что делать ночью на Дворцовой? Это же не белая летняя ночь, а чернозимняя!
– Ты уверен? – спросил я, желая отодвинуть грань безумия.
– Да все нормально. Там найдем кого-нибудь.
– Макс, ты не напутал: новогодняя ночь, мороз, темень, Дворцовая? Кого ты хочешь найти?
– Девчонок! – твердо ответил мой друг.
Девчонки! О да… Святая наивность…
Что делать, пора признаваться и каяться: девчонки в новогоднюю ночь, снятые на улице, – это был второй, но главный пункт нашего гениального плана. Случайное знакомство. Быстрое и яркое, как бенгальский огонь. Их двое и нас двое. Нет ничего лучше, чем вспоминать такое в тихой старости. Гарантом того, что нас ждут удача и яркие воспоминания, являлся, разумеется, Макс. Он давно и упорно рассказывал о своем таланте мастера соблазнений, от которого нет спасения никому. Особенно девушкам зимней ночью. Он так уверовал в это, что убедил и меня. Ну, талант у человека, бывает же такое счастье.
– Вперед, маэстро. Жми, – сказал я.
А что я должен был сказать? Честно залепить другу, что в случае провала брошу его в ночи и побегу домой пешком? Нет уж. Вместе так вместе.
Дворцовая превзошла худшие ожидания. Редкие фонари тонули во мраке колодца между Зимним дворцом и Главным штабом. Правее Александрийского столба торчало драное дерево, на котором болталась дюжина облезлых шаров. Около елочки добрый человек развел костер
