что мне будет не хватать этих моментов: просыпаться утром на полу среди книг и первым делом видеть его забавное лицо. Хоть мы и проснулись вместе всего один раз.
– Ничего нельзя знать наверняка, но это маловероятно. Не думаю, что, кроме походов в офис, ты будешь заниматься чем-то еще, а меня так и будет нести по миру, как перекати-поле.
– Ты тоже можешь остановиться – рано или поздно.
– Попробуй, – настаивает он. – На вкус как мясо. И соус очень вкусный.
В этом освещении его выпуклые глаза отливают еще более глубоким оттенком синего.
Соус отличный, отмечаю я и, сама не понимаю как, жую улитку. Я стараюсь не задумываться, пока наконец не проглатываю ее. Подбираю соус в тарелке и съедаю целый кусок хлеба. Вопреки всем ожиданиям, я беру еще одну улитку и засовываю ее в рот. Они довольно склизкие, но все же вкусные. Они вкусные!
– Напиши мне что-нибудь, – говорю я, подталкивая к нему книгу. – Здесь, где пишут посвящения.
– Так не я же подарил тебе эту книгу.
– Что бы ты там ни написал, я прочитаю это позже, в поезде. И потом, как ты справедливо заметил, мы никогда больше не увидимся.
Виктор достает из кармана рубашки ручку и в задумчивости смотрит на страницу.
Я кладу в рот третью улитку. Расскажу потом об этом отцу. Я проверяю телефон и обнаруживаю, что от него пришло сообщение.
Чтобы отогнать беспокойные мысли о тебе, я отвлекся на головоломку судоку, которую нашел в гостиной. Я решил ту, что осталась на половине, – ты поставила шестерку вместо девятки. Иногда, чтобы найти решение, достаточно просто перевернуть картинку.
«Перевернуть картинку». Я мысленно повторяю эти слова снова и снова. «Иногда, чтобы найти решение, достаточно просто перевернуть картинку»…
Я улыбаюсь при мысли, что папа праздно проводит время. Мой отец, юрист Вилла, эксперт в области арбитража, слияний и прямых инвестиций, тратит время на придумывание метафор.
Если бы он только знал, что случилось со мной здесь, в Париже, он бы понял, что я действительно перевернула картинку. Но пока так и не нашла решение.
– Если тетя завтра придет в магазин, ты сможешь дать ей мой телефон? – спрашиваю я Виктора, записывая номер на салфетке. – Скажи ей, пусть позвонит мне, чтобы договориться о встрече. И еще скажи, что я выхожу замуж. Хорошо?
– Послушай, у меня идея. – Он подносит указательный палец к виску – видимо, этот жест означает, что он гений. – Почему бы тебе не отправить в офис имейл, что ты застряла здесь из-за забастовки?
Кажется, сейчас как раз проходит забастовка авиадиспетчеров, поэтому все рейсы из Франции отменены. Я пытаюсь объяснить Виктору, что проблема не в том, как найти предлог не возвращаться, – проблема в самом факте невозвращения. На работе нам предстоит закончить план стратегии реагирования на конкурентов, мы должны внедрить новую систему акций и продумать новые способы продажи батончиков, а также, возможно, на основе результатов лабораторных исследований порекомендовать изменение состава самого продукта или добавление какого-нибудь инновационного элемента, – поэтому я не могу позволить себе ошибиться, в особенности если хочу, чтобы мне предложили бессрочный контракт.
– Я не похожа на перекати-поле. Даже если бы мне очень захотелось, я не смогла бы им стать.
Он собирается что-то возразить, но его прерывает прибытие Бена и Юлии.
– Bonsoir! [47] – говорят они хором, прежде чем занять места.
По чистой случайности рядом с нами только что освободился столик.
В воскресенье книжный магазин закрывается раньше, объясняет Юлия, поэтому они смогли к нам присоединиться. Поверх длинного платья баклажанового цвета на ней та же куртка, что была вчера вечером.
– Escargots pour moi! [48] – обращается она к официанту, но вдруг спохватывается: – Мне нельзя.
Я собираюсь сказать ей, что улитки совсем не калорийны. Не знаю, откуда мне это известно, наверное, где-то прочитала. Но Юлия уже заказывает овощи на пару и индейку. Как только официант уходит, она поворачивается к нам.
– Я беременна, – неожиданно заявляет она.
Покраснев, она улыбается и опускает глаза. Бен бледнеет, как Гамлет перед призраком своего отца в спектакле, на который я много лет назад ходила с тетей, – он тоже, должно быть, узнал об этом только сейчас.
Юлия, с натянутой от смущения улыбкой, начинает быстро и эмоционально выкладывать нам важные новости: она сама только что узнала, она счастлива, ребенок от Бена. Она бросает на него неуверенный взгляд, но, кажется, Бен впал в ступор. Мы назовем его Ноа, продолжает Юлия, он будет жить с ними в магазине, будет учиться у каждого, и они все вместе его воспитают. Чтобы вырастить ребенка, нужна помощь всей деревни. Они поступят как заведено в африканских племенах. Имя Ноа подходит и мальчику, и девочке, оно происходит от имени Ной и напоминает о спасшем человечество ковчеге. Я улыбаюсь: как раз вчера подумала, что книжный ассоциируется у меня с Ноевым ковчегом.
Я смотрю на Юлию и думаю о внуке, которого так ждут мои родители. О том, как мне придется обустраивать детскую комнату строго в соответствии с мамиными указаниями: противоскользящий пол, нетоксичная краска на стенах, бамперы, блокираторы для ящиков, никакой мебели возле окон, безопасные розетки… Никто не сможет прикоснуться к ребенку, не вымыв рук, или поднять его без предварительного разрешения.
Я еще не признавалась в этом ни единой живой душе, но одна только мысль о ребенке вызывает у меня панику. Я думаю об этом, когда не могу заснуть: представляю его хрупким, как хрусталь, мягким, как масло, и вижу, как случайно делаю ему больно, ненавижу его, тревожусь, страдаю. Боюсь, что я вообще не в состоянии произвести на свет малыша. Что могу совершить ошибку и в результате его потерять.
– Это отличная новость, – произношу я, поскольку никто еще не сказал ни слова.
– В самом деле! – тут же подхватывает Виктор.
Он берет бокал, и мы чокаемся. Бен смотрит на нас отсутствующим взглядом.
Юлия пытается сменить тему. Она с энтузиазмом набрасывается на отварные овощи, упомянув при этом о спектакле, на который они завтра собираются. «В ожидании Годо».
– Пойдешь с нами? – спрашивает она меня.
Наверное, она забыла, что уже спрашивала об этом вчера вечером. Я уже сто лет не была в театре, мне очень хотелось бы пойти с ними, но мне надо уехать. Даже больше: мне пора бежать! Уже двадцать минут одиннадцатого. К моему облегчению, Виктор тоже встает.
– Удачи, – говорю я Юлии. – Bon courage.
– Рада была с тобой познакомиться. Жаль, что ты не останешься с нами.
Я собираюсь пожать ей руку, но она обнимает меня, затем смотрит мне в глаза и вдруг становится серьезной:
– Не забудь почитать Анаис Нин.
«Обязательно, – хочу я ей сказать, – но ты все-таки подумай еще раз: найдите с Беном квартиру. Бамперы, если не хочешь, можешь не покупать, но по крайней мере обустрой детскую и повесь над кроваткой одну из тех вращающихся штук, которые помогут Ноа заснуть».
– Ciao bella! – Бен прощается со мной по-итальянски. – Pizza, spaghetti e cotechino [49].
Виктор помогает мне спустить чемодан по лестнице на станции метро «Гран-Бульвар».
– Надо бы ускориться, – говорит он, взглянув на табло.
Он перепрыгивает через турникет, протаскивает чемодан под ограждением, бежит до конца коридора и поворачивает направо. Я подхожу к кассе, шаря в карманах: женщина за стеклом меня уже заметила. Нахожу немного мелочи, но этого недостаточно. Виктор появляется из-за угла и жестом просит меня поторопиться. Я открываю кошелек – мелких купюр у меня нет. Лезу в сумку и нахожу там скомканные клочки бумаги, в которые я заворачивала жевательную резинку с женьшенем, рассыпанный тут и там жареный горошек из раскрывшейся упаковки, крошки креветочных чипсов, которые забиваются мне под ногти, ручку без колпачка, которая рисует на моей руке каракули, старые чеки… На дне сумки лежит несколько монет, я пытаюсь их достать, но они выскальзывают из пальцев. Наконец я отдаю недостающий евро. Дама на кассе приподнимает бровь. Я компостирую билет и, провернув турникет, прохожу вперед.
По-хорошему, мне нужно ускорить шаг. Я должна сесть на поезд,
