утра постель и сразу крепко уснула.
Проснулась я от прикосновения мамы. Она гладила мою щеку. В комнате было темно и душно. И будто потолок вот-вот обрушится мне на голову.
– Инна, ты бы хоть джинсы сняла… Господи, дочь, да у тебя жар!
Меня действительно знобило. То ли я подцепила простуду, то ли это от нервов. Последние дни просто сумасшедшие.
Я сходила в ванну умылась, переоделась и вновь легла в постель. Мама дала жаропонижающее.
– Сейчас сделаю тебе бульон – и давай-ка спать!
Я осталась в комнате одна. На телефон пришло сообщение от Саши:
«Ну, как? Решился твой конфликт?»
Ах, если бы все было так просто, Саша! Я имею дело с настоящим чудовищем.
«Я заболела» – единственное, что мне хватило сил написать.
«Простыла, что ли? Странно, ты вчера была довольно тепло одета))»
Еще и издевается! Я не стала ему отвечать, устало закрыла глаза. Из сна меня выдернуло звуковое оповещение о новом СМС:
«В любом случае, поскорее поправляйся. Придется притащить больной мандаринов. Доброй ночи, Инна!»
* * *
Мне стало лучше только в четверг. Температура, наконец, спала, но я чувствовала себя так, будто по мне вдоль и поперек каток проехал. Сколько раз замечала: стоит мне смыться с уроков пораньше или прогулять по причине вымышленной болезни, как я подхватываю какую-нибудь заразу на самом деле. Злой рок. Так что мои осенние каникулы начались на неделю раньше.
За время моей болезни пару раз звонила Маринка, спрашивала, как самочувствие. Не было ни сил, ни настроения с ней болтать. Меня тяготила тайна о Кораблеве, а единственное, о чем трещала Марина, – о своем домашнем аресте перед каникулами и о том, как она скучает по Антошке.
Саша якобы закрутился с учебой (или с Лизой, – подробностей, увы, не знаю) и вновь перестал писать. Мандаринов от него я, разумеется, не дождалась. Да я уже и забила на все: как-то свыклась с мыслью, что друг от меня отдалился. Зато с незнакомого номера пару раз приходили сообщения типа: «Ну, что? Струсила?» Или: «Так меня испугалась, что решила бросить школу?» Все от Кораблева. Я ничего не отвечала, мне он был противен. Потом, видимо, Маринка сообщила ему о моей болезни и Антон наконец заткнулся.
Вечером, вернувшись с работы, мама сразу зашла ко мне в комнату. Вид у нее был весьма обескураженный, в руках – огромная бледно-розовая коробка с атласной бежевой лентой.
– Инна, даже не знаю… Вот что я нашла под нашей дверью.
– Мама, ты уверена, что там нет бомбы? Ничего не тикает?
– Нет, – мама устало улыбнулась, – не тикает. Там, видимо, что-то мягкое. Совсем невесомое.
– Так, может, она пустая, – угрюмо пошутила я.
– Хм, не думаю.
– Ну, так открывай скорее!
– А почему я? Это тебе, Инна!
– Мне-е? – Мое лицо вытянулось. Это мама у нас не страдает отсутствием поклонников, к ее подаркам и цветам я уже привыкла. – Я-то тут при чем?
– А при том! Тут карточка есть, на ней написано черным по белому: «Инне!»
Я, не вставая с кровати, протянула руки к коробке. Она была еще прохладной с мороза, и мне показалось, что от нее очень приятно пахнет, чем-то цитрусовым. На мамины духи не похоже.
Открыв в нетерпении крышку, внутри я обнаружила какую-то ткань нежно-голубого цвета, завернутую в шуршащую серебристую бумагу.
– Как интересно! Распаковывай! – подпрыгивала рядом в нетерпении мама.
Я развернула подарок. Это было платье невероятной красоты. Аккуратная юбка-колокольчик из неопрена, небольшой милый бант сзади.
– Какая прелесть, боже мой! – ахнула мама. – Инна, ты знаешь, сколько такое стоит?
– Понятия не имею!
– И что ты думаешь?
– Думаю о том, что не ношу платья. – Я все еще пребывала в шоке.
– Нет, я о том, кто это подарил?
– Понятия не имею! – повторила я.
– Инна, – взмолилась мама. – Ну же, почему ты не рассказываешь мне о своих поклонниках?
– Да потому что их нет, мамочка! – искренне закричала я. Честно говоря, ничего не понимала.
– В любом случае, у человека, пославшего тебе такое, превосходный вкус.
Я пожала плечами.
– Погоди! – не унималась мама. – Тут еще записка.
Я дрожащей рукой развернула вдвое сложенный лист плотной красивой бумаги: «Пятница, ресторан “Пушкин”, столик у последнего окна, в 15:00» – значилось в записке. Я ошарашенно посмотрела на маму. Нет, этой осенью определенно происходит какая-то чертовщина.
– Можешь взять мои серые замшевые ботфорты к платью. Ой, и серебряную подвеску! – Мама потирала руки в предвкушении и непонятно чему улыбалась.
– Те ботфорты на каблуках? Ты что! Я же буду как каракатица. И вообще, кто сказал, что я куда-то иду?
– То есть как? – всплеснула руками мама.
– А так! Я же тебе русским языком ответила, что понятия не имею, кто это. А если маньяк?
Мама хитро прищурилась. Похоже, она по-прежнему мне не верила насчет поклонника. Думает, я решила держать невозмутимую мину до конца игры. Иначе бы такой крик подняла и никуда не отпустила, конечно. Потому как у меня, действительно, нет вариантов, кто бы это мог быть.
С другой стороны, было жутко интересно, кто так заморочился. «Пушкин» – самый дорогой ресторан нашего города. Может, зайти и одним глазком глянуть, кто сидит за столиком у последнего окна, а потом убежать? Представляю себе эту картинку, шпионский фильм.
Дорогое платье от незнакомого человека принимать не хотелось. Но при этом распирало от любопытства, кто автор необычного послания, а в моих джинсах и толстовке вряд ли пустят в такое заведение. Меня захватил азарт.
– Мам, а какая кухня в этом ресторане?
– В основном европейская, – с готовностью откликнулась мама.
– Вкусно, наверное… – задумчиво ответила я. – Ну, ты ведь завтра поможешь мне собраться?
* * *
К «Пушкину» я подъехала на такси. Не потому, что к такому пафосному месту негоже ехать на автобусе. Скорее, раскошелиться мне «помогли» каблуки. Передвигаться на них я более-менее научилась только на короткие расстояния, так как тренировалась дома: от кухни до спальни, от спальни до туалета, от туалета до кухни. Путешествие в этих ботфортах от дома до остановки просто бы меня убило. Морально и физически.
Мама, помимо каблуков и подвески, одолжила короткую аккуратную лисью шубку. Дома мы заблаговременно подкрутили мне локоны и нанесли невызывающий макияж. Удивительно, но в зеркале я себе понравилась.
В холле ресторана я огляделась по сторонам: ага, вон гардероб. Справа красивая витая лестница, на потолке хрустальная люстра, на стенах – репродукции известных картин русских художников. Васнецов, Рылов, Врубель, Саврасов, Шишкин… Разумеется, все эти имена я знаю благодаря Сашке. Иногда его занудство и просвещение – это не
