Не знаю, какое тепло исходит от отцовских объятий. Не знаю, какого это уплетать бабушкины оладьи. Я не знаю, какого цвета счастье. Но я живу ради вечеров, когда твой взгляд кажется мне калейдоскопом.
– Я тоже многого не знаю, но одно – точно. Какого это, когда человек заменяет весь мир, а его родинка на левой щеке воплощает цвет моих чувств.
Браслеты на его руках пронеслись над моим ухом. Широкая грудь прислонилась к моей спине.
– Так-то лучше, – промурчал он под нос.
– Странный ты парень. Всё в тебе надо искать. Заботу, ревность, нежность, любовь.
Тебя нужно не понимать, а чувствовать. Но я люблю таких людей.
Их любовь полна тишины. Она не выкрикивает из-за каждого угла: “Вот, я! Страстная и пылкая!”. Нет, твоя любовь, она в утреннем чае, в шарфе, что ты всегда носишь для забывчивой меня. Она в пластырях для ран на тонких пальцах, она в объятиях, она в аромате нашего заката.
– И почему вся наша жизнь состоит из странных сравнений?
Его вопрос так и повис на невидимых нитях неясного будущего.
|ОН|
Голод.
Не она.
Сегодня чужие руки держат мои. Чужие губы прильнули к шее. Чужие глаза требуют ласки.
– Не ты. Не ты. Не ты, – твержу я.
Тело теряет контроль. Мысли разбиваются на тысячи осколков. Я теряю себя и падаю в бездну соблазна.
Хлопок. Окно с грохотом закрывается из-за сквозняка, проникшего через дверь.
Холодный взгляд моей любимой разрезает этот вихрь хаоса.
Ещё один хлопок.
Чёрная дверь закрывает за собой до боли родной силуэт.
Осознание.
За долю секунды я понял всё. Сколько боли и отвращения читалось в её глазах, как на мгновение я увидел растерянность, но с невероятной скоростью она сменилась твёрдой решительностью.
– Ну же, поцелуй меня! – чужой голос кажется до жути мерзким.
Я наконец отталкиваю повисшего на мне человека. Но мне не хватает сил выйти из комнаты. Я вышел вслед за ней лишь через несколько минут. И с радостью обнаружил, что она уже ушла. Я не хотел с ней встречаться. Я не знал, что могу сказать в своё оправдание. А нужно ли?
Я просто боялся снова столкнуться с этим жестоким взглядом, разбивающим иллюзию мира на миллионы осколков.
Трус.
Проходят дни, недели и месяцы. И с каждым разом я всё больше понимаю, что с ней потерял и большую часть себя.
Не хватит и тысячи бесконечностей, чтобы собрать себя снова по кусочкам.
Снова проходят дни, недели, месяцы. Так же пусто. Те же неряшливые взоры, те же выдавленные улыбки, те же бесполезные вечера.
Невольно вспоминаешь о Ней. Хотя не покидает чувство, что вовсе и не переставал думать о тонкой шее, заливистом смехе, колких выражениях и притягательном взгляде её прекрасных глаз.
Слова, мысли, книги, музыка, дым. Всё о Ней.
Когда-то я услышал, что она любит крепкий холодный чай по утрам.
Я клал в зелёную кружку пакетик Гринфилда и заливал его горячей водой. Чай для неё. Самое меньшее, что я мог сделать. Тайная забота делала меня счастливым.
Но теперь это в прошлом. Сейчас я в компании однообразных дней, лиц, фраз.
И словно затерялся среди миллиардов атомов. Словно кто-то без остановки фальшивит.
Она была частотой моей жизни. Частота, с которой сердце бьётся во время проигрывания любимой песни. Такт в такт.
|ОНА|
И почему все так восхваляют летние ночи?
Ничего особенного. Людная площадь, пустынный Арбат.
Неоновые вывески.
Тут и там шумят группки весёлых подростков. Парочка, рассекающая на роликах.
После дневной духоты, с сумерками на город опускается прохлада. Ночью город оживает. Больше вокруг не мелькают уставшие лица. Нет, повсюду лишь смех, музыка, спешащие на свидания девушки и ожидающие их юноши с цветами в коробочках.
Гул огромных ламп, что слышен из открытых окон ателье, заполнил всю улицу.
Зелёные лавочки.
Прилягу на одну.
Люблю эту дрожь в теле, то ли от холода, то ли от одиночества.
Он имел дурацкую привычку: каждое утро заваривал чай, но так и не выпив его, оставлял на краешке стола. К моему полуденному пробуждению жидкость в стакане приобретала едкий чёрный цвет. Я выбрасывала чайный пакетик, изрядно помутневший за время нахождения в воде. Выливала жидкость в раковину.
И что теперь?
Въевшийся в стенки розовой кружки коричневый пигмент былого чая – единственная вещь, оставленная им на память.
А ведь впервые, я хотела остановить кого-то на улице, кого-то хорошего с виду, и сказать: «Мне плохо».
|ОНА|
Почему внутри так пусто?
Почему душа рыдает, но слёзы не текут из глаз?
Почему ты так далеко?
Я.
А я сегодня одна. Одна. Ужасное слово.
Я стою на балконе своей новой квартиры.
Я вспоминаю маленький балкончик нашей старой комнатки.
Знаете, сколько любви может таить в себе, казалось бы, обычный балкончик. Помнишь, сколько всего здесь было? Сколько мы пережили вместе? Да, ключевое слово ВМЕСТЕ.
В руках моих кристаллики. Помнишь, ты называл так эфедрин. Ты его ненавидел.
Я делаю это специально.
Помнишь, в душевных порывах я любила придумывать сумасшедшие глупости? «Я хочу постричься. Очень коротко. Чтоб взъерошилась и пошла. Но, с другой стороны, я боюсь стричься. Потому что меня потянет на авантюры».
Так вот. Я сделала, что хотела. И теперь с чистой совестью могу отдаться глупостям.
Ты ведь помнишь, что будет, если я выкурю такие?
Да, верно. Задохнусь. Чёртова аллергия.
Делаю тебе назло.
Вдох.
Тяжеловато, но не смертельно.
Вдох.
Глаза слезятся.
Луна.
Почему ты так прекрасна, так манишь чертовка, загадочно? Впрочем, ты всегда была такой.
И в те дни, когда Он был здесь.
Когда объятия заставляли сердце трепетать. Ведь при объятиях мы оставляли отпечатки в душах друг друга.
А вот и другая часть вида. С другой стороны балкона горят огни города.
Чёртов город.
В детстве я мечтала увидеть его. Мечта сбылась. И?
Зачем ты показал мне другую жизнь?
С тобой она обрела смысл.
Как же тяжелы расставания.
Но ещё хуже – ожидание.
Снова вдох.
Я стою в твоей футболке и ещё пиджак твой накинула.
Холодно что-то.
Подумала я не о погоде.
Твой запах. Такой родной. Даже дым, что едко впитывался в ткань, его не перебил.
Чёртов запах.
Вау, стало тяжело дышать.
Так легко было одержать победу.
Так быстро.
Так же быстро пробежало и время.
Но я не жалею. Не смею жалеть.
