зарылась в древние книги необъятного книгохранилища замка Златокрин. Скоро ей попалось описание злых чар, похожее на то, что случилось с её матерью. Книга гласила:
Язык понимая дивих зверей,
Легко открывая засовы дверей,
Дева отыщет невидимый плод,
Болящим спасенье тот плод принесёт.
Она сразу поняла, что та самая «дева», понимающая язык «дивих зверей» — это она («дивих — значит диких», — сказала себе Анна-Мария). Почему-то она была уверена, что всё описанное в книге должно случиться во владениях Синепупа… Что за невидимый плод ей надо отыскать? Чтобы найти нечто невидимое, понадобится время… а времени у неё нет. Значит, надо спешить! Дальше мысли княжны понеслись, как табун кентавров: отец явно что-то хотел скрыть от неё! Он узнал то же, что и она, и понял… «И понял, — говорила себе Анна-Мария, — что спасти маму могу только я — ведь только я знаю язык животных. Но отец наверняка боится отправлять меня в такое опасное путешествие; да, он никогда на такое не согласится… а если я всё-таки убегу, он тут же пошлёт за мной. Думай, думай, Анна-Мария!» И она придумала.
Первым делом она отправилась к матери и незаметно достала алмазную булавку из шкатулки. Анна-Мария имела смутное представление об истории этой вещи; она знала лишь, что она принадлежала когда-то могущественному волшебнику. «Волшебство к волшебству!» — думала Анна-Мария, забирая булавку, яд которой уже подействовал, так что украшение потеряло убийственную силу.
Следующим делом было взять самые дорогие для неё предметы, которые она давно считала талисманами, — подарки бабушек: платочек и баночку с мазью. Баночку она положила в походный мешок, а платочек сложила в карман куртки, которую позаимствовала у молодого конюха, вместе с прочими деталями костюма. Мысленно она порадовалась тому, что конюх был таким щеголем. Раньше она не раз посмеивалась над ним, но теперь привычка конюха быть одетым с иголочки облегчала её перевоплощение: княжна решила убежать из замка под видом путешествующего юноши, и так удачно, что выбранный ею костюм хотя бы не будет уродливым!
Анна-Мария стояла перед зеркалом в своей комнате и любовалась созданным образом: куртка тёмно-красного сукна с кожаными вставками, «брюки наездника» — последнее слово моды «от конюшни», а вот сапоги из кожи какой-то озёрной рептилии принадлежали княжне.
Анна-Мария оглядывала себя с ног до головы, застыв как бы в нерешительности; потом, вздохнув, она намотала волосы на кулак и отхватила их большими портновскими ножницами… Прекрасные каштановые волосы, гордость Анны-Марии и зависть всех принцесс и княжон соседних владений, — теперь они мягкой волной лежали на полу. Анна-Мария невольно всхлипнула и, не решаясь расстаться со своей красотой, почти бессознательно затолкала их в наволочку от подушки и положила в мешок. «Ах, чуть не забыла!» — воскликнула Анна-Мария и вытащила из ящика комода огниво: отец всегда проверял, взяла ли она кремень и кресало. «Без огня в лесу долго не протянешь», — приговаривал он.
Маша подняла голову и посмотрела в окно. Сумерки сгустились, и снег за окном падал мягкими пушистыми хлопьями; казалось, он идёт из уличных фонарей. Правая рука занемела.
— Сочинение пишешь? — раздался сзади голос брата, такой резкий в тишине комнаты.
— Нет, сказку.
— О, круто. Я буду первым читать! Злые волшебники там есть?
— Есть волшебник Синепуп.
Миша фыркнул:
— Кто ж такими смешными именами злых волшебников называет!
Маша повернулась к брату и назидательно произнесла:
— Зло такое страшное, что надо иметь мужество смеяться ему в лицо. Ты, надеюсь, не весь чай выпил?
Маша сходила на кухню, налила себе чаю в другую кружку и сразу всё выпила, пока чай, чего доброго, снова не превратился в чернила. Вернувшись в комнату, Маша взялась за сказ-перо, чтобы записывать то, что разворачивалось перед ней, как сказочное полотно.
В предрассветных сумерках странная фигура продвигалась на северо-запад Лесогорья. Анна-Мария спешила уйти от замка, пока не рассвело. Но остаться совсем не замеченной ей не удалось. За ней наблюдали неусыпные глаза беркута Аквиля — хранителя горы Тум-Тум, самой высокой вершины княжества. Аквиль кружил над спешащим куда-то человеком и присматривался: походка и ритм движения — как у нашей княжны, но костюм… Костюм был похож на какой-то карнавальный наряд: под походным плащом мелькали высокие сапоги тонкой работы, капюшон был спущен, лицо было скрыто под намотанным вокруг шеи пёстрым шарфом, а на голове громоздилась шляпа, поля которой по-старинному широко разлетались вокруг высокой тульи.
— Ваша светлость, чтобы Вас не узнали, надо сменить походку, — произнёс Аквиль, невесть откуда появившийся перед княжной.
Анна-Мария немного смутилась, но потом, откинув шарф, с достоинством произнесла:
— Благодарю, благородный Аквиль! Всё ли спокойно в княжестве?
— О да, госпожа, посторонних не замечено.
Анна-Мария решила не замечать намёк.
— Вот и прекрасно. Надеюсь, нынче Вам никто и не встретится, особенно из княжеской семьи.
Когда Аквиль улетел, Анна-Мария ускорила шаг, по пути пытаясь идти то размахивая руками, то широко расставляя ноги. Как именно нужно шагать, чтобы быть похожей на юношу, она не знала, и вскоре бросила эти упражнения. Её занимал один-единственный вопрос: как попасть на остров Синепупа? Незаметно для себя, она произнесла этот вопрос вслух. И тут же из леса вышел её давний знакомец — инорог по имени Индиго.
— Я знаю, как тебе помочь, маленькая госпожа, — заговорил Индиго. — Есть один отшельник в Заветном лесу, я отвезу тебя к нему.
— Кто он?
— Не стоит быть любопытными к секретам других, верно? Садись ко мне на спину.
Опытная наездница, она легко запрыгнула на спину Индиго, и они помчались, убегая от зари, которая уже высветлила краешек неба над Лесогорьем…
Заветный лес оказался абсолютно тихим местом — как будто оба уха вдруг закрыли подушками или ватой. Индиго сказал, что ему нельзя долго оставаться в этом месте, здесь он теряет силу.
— Тут всего одна тропинка, и ведёт она как раз к дому отшельника. Прощай, моя маленькая госпожа!
И правда, довольно скоро Анна-Мария увидела приветливый коттедж, живописно расположенный у ручья, в тени пышных крон. В саду, вдоль грядок с
