дядя Петя.
— А чего с ней не так? — спросил Селиванов.
— Она каменная.
— В каком смысле?
— Не знаю. Врач так сказал. Я делал УЗИ. И врач сказал, что у меня поджелудочная как камень. А ещё желчный пузырь кривой. В общем, мне лучше не пить.
— Ладно, может, заберу.
— После карантина. Хорошо? Сейчас я тебя не пущу.
Вышел Витя.
— Так что, Миша? Ты хочешь занять денег? — спросил дядя Петя.
— Нет. Хочу встретиться с отцом. Вы знаете, где он?
— Конечно. Недалеко от Спасо–Парголовской церкви.
— Давно туда переехал?
— Ты же знаешь, он на месте не сидит.
— Какой адрес? — спросил Селиванов.
Дядя Петя продиктовал.
— Записал?
— Я запомнил. Спасибо, дядя Петя, до свидания.
— До свидания, Миша.
— Слышишь, — сказал Витя. — Если ты застудишь ноги, у тебя вены вылезут размером с канаты. Идём к Шурику, он тебе даст какие–нибудь штиблеты.
Шурик занимался ремонтом обуви. Последний раз Селиванов видел его года три назад.
— А он жив?
— Конечно. Только в магазин зайдём. У тебя есть деньги?
Они прошли полквартала, встретив всего пару прохожих. Было прохладно. Время от времени из–за туч выглядывало солнце, но тут же снова пряталось.
— Менты, — сказал Витя.
Навстречу им медленно ехал патрульный автомобиль. Витя достал из кармана маску, уронил, наступил на неё, подобрал и торопливо натянул на опухшее, небритое лицо. Селиванов прикрыл лицо ладонью. Но полицейские даже не посмотрели в их сторону.
В магазине Селиванов взял три бутылки водки. Еду покупать не стал. Витя сказал, что у Шурика полно закуски.
* * *
Дверь открылась, и проём заслонила гора. Селиванов с трудом узнал Шурика. Теперь он весил под триста килограммов. Стоял, опираясь на металлические костыли, и тяжело дышал.
— Привет, ребята, — сказал Шурик неожиданно тонким голосом. — Проходите.
Они вошли. Селиванов машинально наклонился, чтобы развязать шнурки на ботинках.
— Помнишь Мишу? — спросил Витя.
— Да, конечно.
— Давно не виделись, — сказал Селиванов смущённо.
— Это неудивительно. Я редко выхожу, — ответил Шурик.
В комнате он сразу лёг на двуспальную кровать без ножек, заняв её целиком. Витя принёс три стакана.
— Я не буду пить, ребята. Но вы не стесняйтесь.
— Точно?
— Да, да, пейте. Поговорим. Мне ужасно одиноко.
Шурик рассказал, что жена бросила его два года назад. Она забрала детей, двух дочерей–школьниц. Это было ужасно. Он обожал их. Как–то раз Шурик попытался встретиться с ними, дождался у школы. Но дочери убежали, увидев отёчного монстра.
— Всё наладится, старик, — сказал Витя и похлопал Шурика по спине. Тот лежал на животе.
— Не думаю, — вздохнул Шурик. — Мне кажется, я скоро умру. Вряд ли доживу до конца года.
Селиванов попытался представить, как будет выглядеть гроб, в который положат Шурика. И сколько понадобится людей, чтобы его дотащить.
— Тебе нужна операция. Откачать жир. И зашить в желудок специальный баллон. Как у Соловьёва.
— Но у меня нет денег. Я не работаю. Клиентов мало. Пенсия по инвалидности копеечная. А ещё алименты.
Это было невыносимо — смотреть на огромную кучу человеческих страданий.
— Мы тебе поможем, — сказал Витя. — Не знаю только как.
— Спасибо, друзья, я тронут. Выпивайте, не обращайте на меня внимания.
— У тебя ведь даже бабы не было давно, правда?
— Да, конечно. Ни одна женщина не захочет даже просто посидеть со мной рядом и подержать за руку.
Шурик раскачался и перевернулся на бок. Кровать затрещала. Он был похож на морского слона. Селиванову пришла в голову дурацкая картинка. Он подбрасывает кусок морковки, и Шурик ловит её в воздухе своим огромным ртом.
Витя разлил водку в стаканы.
— За тебя, Санёк! За твоё счастье.
— Спасибо, ребята.
— Кстати, у тебя нет каких–нибудь ненужных ботинок?
— Посмотрите в кладовке. Но там хлам, рвань.
— В кладовке, — сказал Витя.
— Потом, — махнул рукой Селиванов.
Они выпили.
— Слушай, а закусить есть? — спросил Витя.
— Конечно. В холодильнике. Мне мама приносит продукты.
— За твою маму!
Витя сходил на кухню и вернулся с яблоком и сыром.
Они продолжили пить и разговаривать. Селиванов не заметил, как уснул, сидя в старом советском кресле. Ему приснилось, что он тореадор, а вместо быка на него выпустили неуклюжего морского слона. Надо было проткнуть его саблей. У Селиванова не поднималась рука это сделать. Морской слон был жирный, жалкий и беззащитный. Толпа требовала крови. Им нужно было убийство. Селиванов уронил саблю и заплакал. На этом сон прервался. Он проснулся и увидел в полумраке голую тощую морщинистую женщину. Она ползала по туше Шурика. Рядом стоял Витя и давал указания.
— Ищи, ищи.
— Да ищу я, ищу, — отвечала она шепеляво.
— Не надо, ребята, просто отдыхайте, развлекайтесь, — отвечал Шурик.
— Санёк, это же живая баба. Она всё сделает.
Селиванов сходил в ванную, умылся. Вернувшись, он увидел, что женщина сидит на его месте и пьёт пиво из литровой пластиковой бутылки.
— Маринка, ты такая дура, — бормотал Витя. Он сидел на полу. Голова свесилась на грудь.
Маринка лягнула его ногой. Витя лязгнул зубами и повалился на спину. Шурик молча смотрел на происходящее.
— Я пойду, — сказал Селиванов.
— Оставайся. Уже ночь, — ответил Шурик. — Если хочешь лечь, на кухне есть диванчик.
— Спасибо.
Он вышел на кухню и лёг. За окном что–то шелестело. Кажется, шёл дождь. Пришла Марина и стала рыться в холодильнике, отклячив голый зад. Селиванов подумал, что эта шалава сожрёт продукты, которые несчастному Шурику принесла старенькая мама. И заплакал.
— Ты чего? — спросила Марина. Она жевала.
— Ничего, — сказал Селиванов.
— А я паштет ем.
Она ушла. Селиванов почувствовал, что трезвеет. Ему стало страшно. Он сходил в комнату, взял бутылку водки. Марина сидела в кресле, раздвинув дряблые ноги. Витя спал на полу. Печальный Шурик смотрел телевизор. Селиванов хотел сказать ему что–то доброе и ободряющее, но ничего не смог придумать. Он вернулся на кухню и стал пить в темноте. Дождь прекратился. Проехала машина, шурша шинами по асфальту. Потом запела ночная птица. То есть не запела, конечно, а просто зачирикала, причём довольно противно.
* * *
Его разбудил Витя. Селиванов открыл глаза, зажмурился, застонал от головной боли и тошноты. Рядом лежало тёплое и мягкое тело. На секунду он сдуру решил, что Лиля нашла его ночью, но не смогла разбудить и увести домой, поэтому устроилась рядом. Он поднял голову. Рядом лежала Марина. Одну ногу она закинула Селиванову на бок. Он столкнул её.
— Который час?
— Неважно, — махнул рукой Витя. — Шурик умер.
— Да ты что! — сказал Селиванов. — Погоди. Точно?
— Я же врач.
— А от чего?
— Да откуда мне знать? От сердца, наверное.
Селиванов схватился за голову.
— А выпивка есть?
— Нет ничего. Всё вылакали. Эта манда всё допила.
Марина не шевелилась. Селиванову стало страшно. Может, и она умерла? Шурик решил, что одному скучно будет, и забрал её с собой.
— Эй! — Витя потряс её за руку.
— Отъебись, — простонала она.
Селиванов с трудом встал, обошёл Витю и заглянул в комнату. Работал телевизор. Шурик лежал на животе, уткнувшись лицом в подушку. Селиванов медленно протянул руку и тронул его за плечо. Потом потряс. Кажется, наступало окоченение. Все эти сотни килограммов жира стали непривычно твёрдыми.
— Иди сюда, — позвал Витя.
— Чего?
— Посмотри там в кладовке, он говорил, есть башмаки. И пошли отсюда.
— А Шурик?
— Ох, — сказал Витя.
Он ушёл в ванную. Селиванов услышал, как его рвёт. Марина открыла глаза.
— Выпить есть?
— Нет. Шурик умер, — сказал Селиванов.
— Да ладно!
Он пожал плечами. Достал из кармана телефон. Половина восьмого. Никто не звонил. И не писал. Стало немножко не по себе. Раньше, когда он
