поразила история с «заговором Молотова», благодаря которой Иона О. ухитрился уцелеть во времена Великого Террора и дожить до глубокой старости, бренча по праздникам целым иконостасом орденов и наслаждаясь полученной в положенный срок генеральской пенсией.
Мемуары подобной личности, вне всякого сомнения, представляли огромный интерес. Но генерал был ленив и, как это ни парадоксально, не склонен к графомании. Тогда я предложила работать вместе: генерал рассказывает, я записываю на магнитофон, обрабатываю и приношу автору готовый текст. Казалось, все благоприятствовало успеху: я хорошо знала Лену Ионовну, а сын ее был моим другом. К несчастью, несколько моих статей, опубликованных в неподцензурных изданиях, чересчур заинтересовали КГБ. Началась слежка, и в такой ситуации интервью со мной могло иметь для генерала О. неприятные последствия. Пока мы выжидали благоприятного момента, судьба моя совершила очередной капризный виток, занесший меня на несколько лет в крохотную, затерянную в степях Казахстана деревушку. Тем временем Иона О. умер. Но мне так хотелось написать об этом человеке, что я решила рискнуть и взяла серию интервью у его родных.
К сожалению, родные Ионы О. знали о нем крайне мало: ведь в самые интимные свои мысли человек не пускает в первую очередь именно родных. Даже мать Лены Ионовны, с которой я разговаривала полдня, не смогла рассказать о своем муже почти ничего такого, что не было бы известно из послужного списка генерала и его коротеньких писем к семье.
Обстановка интервью, как правило, побуждает к откровенности. И Лена Ионовна, и ее мать, пытаясь честно отвечать на мои вопросы, очень скоро сбивались и начинали много и охотно говорить о себе. Не стесняясь, мне рассказывали порою такие интимные подробности, о которых с посторонними и говорить-то не принято.
В конце концов обнаружилось, что собранный материал к богатой событиями жизни генерала О. имеет лишь косвенное отношение. Зато я много узнала о жизни его семьи. Типичной советской семьи, можно сказать, даже счастливой для чудовищной эпохи, наступившей в России после большевистского переворота 1917 года. Незаурядность личностей генерала О. и его внука делали материал лишь более интересным. Ибо, по-моему, Историю делает не толпа, а Герой.
Я не перестаю поражаться тому, что книга эта написана. Когда мы уезжали из Москвы в 1985 году, мне и в голову не могло прийти взять с собой пленки с записями бесед и рукописные черновики: их немедленно конфисковали бы на таможне. Несколько лет я ждала надежной оказии, чтобы вызволить из Москвы свой архив. О том, как мне с помощью аргентинских дипломатов удалось наконец получить его, можно было бы написать отдельно, но эту захватывающую, почти детективную историю я не решаюсь пока обнародовать.
Пользуюсь случаем, чтобы поблагодарить Лену Ионовну за то, что она передала мне документы, письма, свои дневниковые записи (правда, отрывочные и крайне нерегулярные) и разрешила делать с бумагами из ее архива все, что я найду нужным.
Кроме того, Лена Ионовна переслала мне дневники, прозу и поэтические опыты своего сына, трагически погибшего в возрасте тридцати трех лет. Книга его рассказов, в соответствии с посмертной волей автора, готовится к публикации в Аргентине и скоро выйдет там по-каталонски.
Составить некую связную историю из груды свалившихся на меня разрозненных бумаг и пленок было непросто. Время шло, материалы пылились в больших картонных ящиках, а я все не могла решить, как к ним подступиться. Однажды, на большой торговой улице, мое внимание привлекла витрина ювелирного магазина. Задняя стенка ее была затянута черным бархатом, и сквозь слабое, неясное отражение лица в стекле просвечивала странная конструкция. Медленно поворачивался маятник, раз в минуту захватывая с собою светлый стальной шарик и скатывая его в наклонный желобок. Раз-два- три-четыре-пять оборотов — пять минут проходило, — желобок поворачивался, четыре шарика возвращались назад, а пятый скатывался уровнем ниже. Еще пять минут… Еще… Кончался час, и одиннадцать шариков возвращались на место, а последний скатывался еще ниже, и вес начиналось сначала. Медленно крутился маятник, желобки наклонялись то вправо, то влево, и неотвратимо, как число погибших негритят в известной песенке, росло число шариков, упавших на самый нижний уровень.
Словно завороженная, смотрела я на этот нехитрый perpetuum mobile. Время текло перед моими глазами, скатывая минуту за минутой в невозвратную пропасть прошлого. Время будило воспоминания, свои и чужие. Время напоминало: спеши! жизнь коротка! И вместо своего отражения в темном, призрачном зеркале витрины я вдруг ясно увидела грузную, немолодую женщину с высокомерным лицом…
Словно завороженная, смотрела Лена Ионовна через стекло витрины. Время материализовалось, на глазах у нее минута за минутой скатывались в прошлое, и давнопрошедшим — plusquamperfectum — становилась ее жизнь и сама память о ней, и ничто не могло совладать с этим неумолимым движением. Она вгляделась в прозрачное отражение в стекле. Все же еще не вовсе старуха. Бархатно-черный фон льстиво сглаживал морщины, выцветшие серо-зеленые глаза казались темнее. Волосы вот только подкрасить, может, краски хорошей здесь купить? Дорого, наверное…
И вдруг вспомнила: сегодня — последний день. Утром их группу разбудят в семь, накормят завтраком, проводят до самолета и кончится блаженная двухнедельная заграница. Кончится и, кто знает, случится ли еще? Настроение сразу испортилось.
Она отошла от витрины и медленно пошла вниз по улице. Навстречу, щебеча иноязыким говором, двигалась пестрая, разно одетая толпа. Поношенные, разорванные в самых неожиданных местах джинсы, майки с нелепыми, неприличными картинками, кеды на босу ногу… В зеркало они на себя никогда не глядят, что ли? Или денег нету приличные штаны купить?
Заваленные вещами магазины по обе стороны улицы гостеприимно распахнули двери, в витринах огромными буквами: SALE! SALE! SALE! Это английское слово означало, что можно купить вещи по дешевке. В такие магазины Лена Ионовна уже заходила, добросовестно рылась в сваленных кучей блузках, свитерах, колготках. С завистью смотрела на местных женщин. Как они неторопливо шли мимо магазинов, заходили в некоторые, шутили с продавцами, приценивались, мерили, покупали. Как сидели в уютных кафе, небрежно бросив у стола яркие пластиковые сумки с покупками, пили кофе с пирожными, болтали, смеялись. Все это Лене Ионовне было недоступно, покупки пришлось делать на рынке, куда отвел ее приятель Влада, знаменитый журналист-международник. Большая удача, что жена этого журналиста вздумала послать ему с Леной Ионовной пару бутылок водки и буханку хлеба (почему-то среди подолгу ошивавшихся за границей русских принято было тосковать по черному хлебу). Журналист оказался человеком добрым и услужливым, провел с ней чуть ли не полдня на самом большом рынке города, советовал, что лучше купить,
