В общем же строе досибирской жизни Ф.П. Шахов-ского было нечто, объединявшее внешние и внутренние её стороны, сближавшее будущего ученого и человека общественного, гражданина, скрытое тайной и как родник питающее: он был одним из учредителей Союза спасения, а потом и Союза благоденствия, участник московского заговора 1817 года. Именно тогда князь Федор Шеховской сказал, что для блага Отечества и избавления народа от рабства он "сам готов посягнуть на жизнь государя". Эту юношескую пылкую готовность вменили ему в вину в 1825 году члены Следственной комиссии и царь, так как в делах тайного общества 20-х годов Ф.П. Шаховской, к этому времени удалившийся в новгородское имение жены и занявшийся его устройством, не принимал участия.
Недолго пробыли вместе Ф.П. Шаховской и Н.С. Бобрищев-Пушкин. И "повинен" в этом был Федор Петрович - не умел он быть глухим и сторонним в чужой беде: из присланных женою отдал он 300 рублей для уплаты недоимок туруханским жителям - те пострадали от неурожая. И возникло целое следствие: на гражданского губернатора А.П. Степанова III отделение грозно прикрикнуло: недопустимо-де ссыльных декабристов снабжать большими суммами, а перепугавшийся губернатор заодно запретил Федору Петровичу лечить и обучать детей местных жителей. Видимо, ещё зорче стали следить и за всем, что писал князь, хотя и понять они были не в силах. "Описания" его ботанических и зоологических наблюдений, заметки о способах ведения сельского хозяйства крестьянами Туруханского края, результаты его сельскохозяйственных экспериментов - все это вошло затем в его "Записки" о Туруханском крае.
Шаховской не много успел - ведь и года его туруханскому заточению не миновало, - но оставил потомкам уверенность, что зрел в Федоре Петровиче большой ученый.
После следственного переполоха все успокоилось реляцией А.Х. Бенкендорфа: "Написать губернатору по высочайшему повелению, что следует изменить место поселения Шаховского; пусть он назначит город, который сочтет подходящим, хороший город, чтобы он не пострадал от переселения".
14 сентября 1827 года Федора Петровича отправляли в Енисейск.
Что означало заботливое "не пострадал" на языке Бенкендорфа? В переводе на язык сибирской ссылки, дальше которой шли только "белые географические пятна", сие значило: отрывали от товарища и обрекали снова на одиночество - беспросветное, безнадежное. Друзья расставались, видимо, навсегда. Можно только на мгновение представить муку этого расставания, потому что если это мгновение продлить, даже сейчас, через почти 180 лет, можно задохнуться от боли...
Они успели потом обменяться, видимо, несколькими письмами. Обнаруженное - пока единственное - письмо Николая Сергеевича Пушкина к Федору Петровичу Шаховскому датировано 5 апреля 1828 года.
"Не знаю, получил ли ты письмо мое, любезный и почтенный мой товарищ по Туруханску Федор Петрович, которое я послал к тебе какого числа не знаю, но только на прошедшей почте или, по крайней мере, на той, которая была перед нею. Теперь снова обязываюсь тебя благодарить за то, что не позабыл своего друга, помогши ему чем только мог, несмотря на то что он прежде, быть может, тебе и досадил, не принимал или, пожалуй, не сохранил вещей твоих, а для чего, я объяснил это в первом письме, которое тебе должно было показать, что я в этом случае не имею ничего у себя на совести, и более ничего, как только и сам сожалею, что по особенным обстоятельствам, для тебя непонятным и которые растолковать трудно и не к чему, я принужден был поступить, по-видимому, не очень деликатно1. Чтобы же доказать тебе, что когда время, то и попросить у приятеля - такого, как ты, - я умею, то хочу тебе вспомнить о том, что ты мне обещал прислать. Кажется, что эдак, разве я во сне видел? В таком случае прошу извинить, но едва ли во сне. А именно ты мне говорил, что супруга твоя прислала для меня краски, которые не присланы к тебе енисейским гражданским правительством: если бы ты мог прислать их ко мне теперь, то много бы меня одолжил. Вероятно, что ты не послал их мне потому, что опять по рассказам подумал, что я снова умом рехнулся и не буду заниматься рисовкою, но ей-ей, ни прежде, ни после я не терял рассудка, а на все есть свои причины.
Теперь же они бы очень были для меня нужны, дабы занять себя чем-нибудь в свободное время. Прошу также тебя, сделай одолжение, подари мне одну десточку порядочной бумаги - тебе легко её достать в Енисей-ске, а здесь насилу имею то, на чем пишу к тебе, - отчего не прогневайся на это.
Перешли это все, если будет тебе то угодно, с сим посланным Василием Седельниковым - сыном, я думаю, тебе известного Алексея Седельникова. Они оба верные люди. Скорее дойдет, кажется, через Туруханскую контору, впрочем, как хочешь. Желаю тебе всякого блага, твоей возлюбленной супруге, твоим детям и всем, которые тебе любезны.
Остаюсь друг твой, товарищ и сострадатель
Николай Бобрищев-Пушкин, все ещё государственный преступник, несмотря на то что от 18 000-й версты у меня бока заболели, что переломили шпагу, сожгли сертук, лишили брата, отца - всего, что было любезного в свете, и, наконец, последнего друга Федора Петровича.
1828 года, апреля 5 дня.
P.S. По моему мнению, такое наказание заглаживает уже имя преступника, каково бы преступление ни было..."
Всего одно удалось найти и письмо Ф.П. Шаховского к Н.С. Бобрищеву-Пушкину (вернее, черновик письма, сохранившийся в архиве Шаховских). Оно не датировано, но совершенно очевидно, что не является ответным и написано до послания Николая Сергеевича:
"Любезный друг Николай Сергеевич!
С душевным прискорбием слышу, что чрезмерная тоска и расстроенное здоровье твое привели опять в то положение, в котором ты прибыл в Туруханск. Разлучась с тобою, я чувствовал и до сего времени ощущаю большую утрату в сердце моем. Ясные и откровенные беседы наши, молитвы, соединившие нас под мирным кровом нашей хижины, и гласы, вознесшиеся к престолу в дому Божием, навек останутся впечатлены в душе моей.
Молюсь с умилением и слезами, да облегчит Бог милосердием своим участь друга моего. Верь, что чистая вера меня приблизила к тому восторгу, где являются чудеса Божии, и я благословляю мое заключение. Молю Всевышнего, да продлит оное. Судьба сего милосердного отца определила удалить меня от семейства моего, и сколько событий счастливых, зависящих от моего удаления, излилось на главу вдовы и детей моих!
К чудесам, явленным щедрою десницею Бога Спасителя, я причисляю и посланное обстоятельство поступившего после покойного отца моего имущества. Если бы оно досталось мне как наследнику, то все желания и пожертвования мои не могли спасти меня от раздоров семейственных при разделе. Что же, друг мой? Быв удален от суеты мира сего, - сирые дети мои остались законными наследниками, и опека сохранила все выгоды их. Не рука ли Божия удалила меня для блага семейства моего и спокойствия моего духа?
Если желание твое жить в монастыре не исполнилось, то должно скоро совершиться. Формы остаются те же, с именем государственных преступников, которое нам оставили, ты будешь все находиться под присмотром местного начальства, с тою только разностью, что о поведении твоем будет извещать настоятель монастыря, который, верно, тебе зла не пожелает.
Радуюсь, друг мой, что давнее желание твое совершается. Любя тебя от всей души моей и считая обязанностию христианина сохранить всю откровенность сердца моего, наполненного верою и упованием, я приступаю к изложению чувств и желаний моих относительно положения, в котором ты находишься. Убежденный в том, что спокойствие души и чистые чувства веры много зависят от физического состояния и телесного здоровья, я возвращаюсь к тем причинам, которые способствовали к просветлению твоего сердца. Ужасная болезнь, овладевшая тобою, лишает тебя средства восстановить дух твой. Друг мой! Выполни наставления, начертанные рукою дружбы: употребление холодной воды и содержание тела в чистоте и движении есть не только верное средство для удаления болезни и черных мыслей, которых невольное действие обращается в отягощение и обиду ближнего, но чистота сия входит и в обязанность.
С некоторого времени жена моя наделяет меня большими суммами, которые остаются у меня втуне. Прими, друг мой, от усердия моего к тебе и от избытков моих посланные тебе вещи через начальство наше, которое, быв движимо внимательным расположением, принимает на себя труд вернее доставить тебе посылки. Вещи сии, без роскоши, будут служить к способу исполнения дружеских моих советов. Чистота и опрятность с большим употреблением холодной воды и частым умовением тела возвратят тебе, друг мой, то спокойствие духа, о котором я молюсь Богу моему с слезами умиления и с полным упованием, что Он ниспослет на тебя духа утешителя и осенит душу твою светом мирного спокойствия. Зная, как ты отстал от светских обычаев, я посылаю тебе несветское платье, 3 рубахи, 30 ар. холста для нижнего платья и для простыни, кожу и три пары подошв, думаю, что ты найдешь порядочного сапожника, который их скоро сделает. Между тем посылаю также теплые сапоги и рукавицы и несколько денег, которые ты употребишь на уплату за работу, на награждение добрых твоих хозяев и на покупку себе шубы, а остальные советую тебе, друг мой, сберечь для других надобностей, могущих случиться в краю столь отдаленном и в том положении, где самая дружба может изливать чувства свои, пользуясь благосклонным расположением доброго начальства, и, следственно, очень редко.
