по инерции уже на совсем другую тему, – что у него очень узкий круг интересов? Ребёнок ничем другим не увлекается, всё строит, строит.
– Ну и пусть строит, – засмеялся Эсир, – может, строителем станет.
– Нет, ты мне объясни, – не унималась Ида, но осеклась. Гор подбежал к ним и обнял родителей.
– Мама, папа! Можно я сплаваю на ту сторону?
– Плыви, конечно, – погладил сына по голове Эсир.
– Нет, я не здесь хочу, а во-о-н там! – Гор указывал на запад.
– Ой, сынок, там очень далеко. Разве что вместе с папой, если он согласится.
– Папа, папа, ну пожалуйста! Туда и обратно!
Эсир снова улыбнулся, приобнял сына, и они неспешно побрели к поблёскивающему вдалеке водоёму.
– Сплаваешь с нами? – обернулся Эсир к жене.
– Нет, я вас здесь подожду. Не задерживайтесь, только туда и обратно, хорошо?
Эсир кивнул, и они с Гором вошли в воду.
Гор отлично плавал для своего возраста. Можно было и отпустить его одного. Да всё равно потом пришлось бы плыть за ним, заиграется ведь на том берегу. Эсир плыл молча, Гор пытался болтать, отфыркивался и поднимал кучу брызг.
Противоположный берег утопал в зелени. Деревья подступали к самой воде. Отец и сын немного прошли вглубь леса, поднимая стаи разноцветных птиц и огромных бабочек.
– Папа, как тут красиво! Давай в следующий раз здесь остановимся?
– Давай, – легко согласился Эсир. Лес и правда был прекрасен.
– А можно я тут тоже что-нибудь построю?
– Можно, но в следующий раз. Нас мама ждёт. Мы ей обещали – туда и сразу назад. Пора собираться домой.
Два человека потрясённо смотрели вслед удаляющемуся огненному шару, пока он не скрылся на фоне закатного солнца.
– Боги ушли, Рамзес. Как думаешь, они вернутся?
Рамзес перевёл взгляд на исполинские пирамиды, багровые в лучах заходящего солнца, и статую странного существа с телом льва, увенчанным человеческой головой.
– Обязательно вернутся! Обязательно!
– Эсир, кажется, Гор свою игрушку забыл, я её нигде не вижу.
– Не напоминай ему, может, и не вспомнит. В следующий раз заберём.
Степень сомнения
(рассказ)
Они встретились и некоторое время смотрели друг на друга, стоя на небольшом расстоянии. Наконец Егов протянул руки навстречу и слегка кивнул головой. Они обнялись и троекратно поцеловались по древнему обычаю.
– Ну, слава тебе, – произнёс Люций, – а то я уж подумал, испепелишь.
– Да вроде не за что, – улыбнулся Егов. – Поговорить хочу.
Они пошли по местами поросшей клочками травы деревенской дороге. Егов шёл чуть впереди, опустив голову, он думал, с чего начать разговор. Люций шагал позади него, слева.
– Не топай, пожалуйста, – не поворачивая головы, произнёс Егов.
Люций опустил глаза на свои копыта и укоризненно взглянул на Егова. Однако тот даже не обернулся и взгляда не увидел, поэтому Люций взлетел и стал виться кругами вокруг своего собеседника.
– Знаешь, что меня беспокоит?
– Конечно, знаю, – тут же ответил Люций, – тебя всегда беспокоят люди.
– Ну да, – кивнул Егов, – это само собой.
– То, что опять воюют?
– Они всегда воюют, – невесело усмехнулся Егов.
– Тогда что? Падение нравов? Разврат? Гомосексуальные браки?
– Да, есть такое. Но до времён падения Рима им ещё далеко. Тогда и не такое было.
Люций перестал кружиться, перевернулся в воздухе на спину и заложил руки за голову.
– Забыли тебя? Не чтут? Поминают всуе? Убивают с твоим именем на устах?
– Ох, да это вообще во все времена было. Они войны через одну священными объявляют. Я уже рукой махнул.
– Ну-у-у… – протянул Люций. – Из современного, значит… Глобализм? Поклонение капиталу? Толерантность и европейские ценности?
– Да ладно, толерантность. Что в ней плохого?
– Принцип естественного отбора нарушается. Насильственное уравнивание в правах и свободах различных меньшинств за счёт большинства, – глубокомысленно произнёс Люций.
– Ну и что? На мой взгляд, ничего не нарушается. Естественный отбор всё равно сработает. Уже не раз такое было в истории. Придут очередные варвары и сметут очередную ослабевшую и погрязшую в разврате и коррупции империю.
– Развития не будет. Шаг назад.
– Не согласен, – покачал головой Егов, – для меня они все равны. Люди есть люди. Шаг назад для одних – это шаг вперёд для других.
– Тогда сдаюсь. Других серьёзных проблем не вижу.
– Ты знаешь… – Егов чуть помолчал и продолжил. – Мне кажется, в них постепенно гаснет Искра.
– Вот оно что, – улыбнулся Люций, – ну, тут уже я не согласен. Посмотри, сколько всего они творят сейчас! Практически каждый! Раньше творили избранные, а сейчас – все. Разве селфи – не творчество? Фотография – это же искусство! Писателей, поэтов сейчас больше, чем за всю предыдущую историю! И они делятся своим творчеством друг с другом.
– Количественно – да. Но качество падает. Где шедевры? Где то, что останется в веках?
– Количество рано или поздно перейдёт в качество.
– Ты прекрасно знаешь, что это не так. Общество непритязательно. Им не нужны яркие таланты. Если раньше они стремились к великим, то сейчас великим мнит себя каждый. Им больше не нужны ориентиры.
– Но разве ты не этого хотел? В каждом человеке горит твоя Искра. Каждый – творец, по образу и подобию твоему.
– Это подмена понятий. Каждый творец изначально равен мне. Каждая Искра равна моей Искре. А сейчас… Знаешь, у меня чувство, что я распался на множество еле тлеющих угольков. Мне кажется, что вместо приумножения света творения люди гасят его, топят в серости и посредственности.
– Я понимаю, – Люций задумался. – Но ведь и раньше были длительные периоды застоя. Тёмные века.
– Нет! – горячо возразил Егов. – В самые тёмные времена были настоящие творцы. Пусть немного, пусть о них не знали, пусть даже их творения не сохранились. Но они были. Яркие звёзды. Негасимые огни.
– Но погоди! А современная наука? Разве она не несёт твою Искру? Разве человечество не достигло невиданных высот в познании мира? Разве они не приблизились вплотную к разгадке кода ДНК? Разве они не полетели на другие планеты?
– Разве не ты их запутал, лукавый? – в тон ему ответил Егов. – Мысль торжествует в пределах своей картины мира, только верна ли эта картина? Я уже устал подсказывать, что они идут по ложному пути. Современная наука предпочитает игнорировать факты, которые не укладываются в господствующие теории, нежели менять сами теории. Где торжество духа? Где использование тех возможностей, которые я им дал? Как они обращаются со своими телами? Ведь еле дотягивают до ста лет, хотя могли бы жить тысячу. О чём мы вообще говорим, если за тысячи лет своего развития человек даже не научился летать…
– Нет, ну некоторые научились, – вяло возразил Люций.
– Некоторые… Пара
