обследование.
Аппарат тихо работал, выдавая очередные снимки, Катерина послушно принимала требуемые позы, но мысли ее уже были не в этом кабинете.
«Со мной все понятно, — думала она. — Все плохо, другого я не ждала. Надо звонить Люське, отдать ей документы на квартиру, пусть ищет покупателя. Хорошо, что Дарий сегодня собрался к родителям, ему объяснять я сейчас не в состоянии. После клиники сразу пойду в турагентство, любое, чтобы купить путевку в Турцию и лететь с тетей к морю, потом могу не успеть, сколько мне осталось? Благо, накопления есть, должно хватить, да и сезон только-только начался, каникул еще нет, с путевкой проблем не будет…».
Тут в кабинет ворвался запыхавшийся голос с истеричными нотками.
— Юлия Николаевна, — прерывисто тараторил голос, — там Остапова пришла, Вас требует, говорит, что записывалась!
— Так она же отменила запись, сама, за десять минут до приема, — спокойно возразила Юлия Николаевна.
— Конечно-конечно, но она скандалит, кричит, что Вы все равно должны ее принять, потому что она передумала!
Катерина открыла глаза и увидела молоденькую растерянную медсестру, стоявшую рядом со столом доктора.
— Ох, грехи наши тяжкие, — вздохнула Юлия Николаевна и повернулась к Екатерине. — Мы закончили, Вы можете одеваться, я пока выйду, хорошо? Сложная пациентка, уж извините. Вернусь — мы с Вами обстоятельно поговорим. Одевайтесь, — повторила она и вышла из кабинета.
Ждать Катерина не стала. «И без всяких бесед все ясно», — решила она и, наскоро натянув джинсы и кроссовки, почти убежала из клиники.
Только через час, уже сидя в туристическом агентстве, она поняла, что забыла у врача свой любимый розовый палантин — тетин подарок.
Путевок не было.
— Просто сезон только начался, первый чарт улетел в субботу, следующий — послезавтра, а потом неделю бортов не будет. Сами понимаете, море еще холодное, поэтому и рейсов немного, — развела руками турагент. — Но у нас есть другие направления: Вьетнам, Таиланд. Там сейчас хорошо, предложить Вам?
Но Катерина упрямо отказывалась.
— Мне нужна только Турция, только Кемер и только на послезавтра. Это вопрос жизни и смерти, понимаете? — отчаянно объясняла она агентше.
— Прям уж жизни и смерти? — недоверчиво смотрела та на Екатерину, думая, что это шутка или клиентка просто познакомилась в соцсетях с каким-нибудь турком и теперь не хочет упустить шанс.
— Еще как, — мрачно ответила Екатерина. — Именно жизни и смерти.
— Ну хорошо, есть у меня вариант, но вряд ли он Вас устроит, — пожала плечами агентша. — Отель пять звезд, все включено, номер двухкомнатный, с видом на море, поэтому дорогой. Даже очень.
— Сколько? — спросила Катерина и, услышав цену, облегченно выдохнула: денег хватало, тютелька в тютельку, но хватало. — Оформляйте, беру!
Из дома Катерина позвонила Люське на работу:
— Люсь, ты должна сегодня вечером ко мне приехать.
— А что случилось, к чему такая срочность? — Люська недовольно шуршала в трубке какими-то бумагами.
«Наверное, составляет очередной отчет», — догадалась Екатерина.
— Да и потом, я сегодня с Олегом договорилась… — продолжала подруга. — Слушай, Кать, это до послезавтра не подождет? А то сегодня Олежка, а завтра с дочкой собиралась в магазин, я ей давно обещала, ей джинсы надо, да и вообще приодеть пора.
— Послезавтра я улетаю в Турцию, — прервала ее Катерина. — Поэтому только сегодня.
— В Турцию? В какую такую Турцию? — переполошилась в трубке Люська и перестала шуршать бумагами. — Кать, ты чего? Чего это вдруг? — Люська вдруг замолчала, и стало очень тихо, так тихо, что Катерина услышала, как капает кран на кухне.
После минутной паузы подруга осторожно и почему-то шепотом спросила:
— Кать, с тобой все в порядке?
И Катерина громко и четко, словно рапортуя неведомому командованию, произнесла:
— Я умираю, Люся. Ты должна продать мою квартиру.
И нажала кнопку «отбой».
Люська примчалась — не прошло и часа.
— У шефа отпросилась, сказала, что мама заболела, — подруга вручила Катерине бутылку вина и стала снимать куртку.
— А что с мамой? Чем она заболела? — бесцветным тоном спросила Катерина, покорно принимая бутылку из Люськиных рук.
— Кать, ты чего? Мама уж сто лет в Испании живет, все у нее хорошо, — посмотрела на нее Люська и испугалась.
Катеринин взгляд, отстраненный, направленный сквозь нее, словно в пустоту, словно она видела что-то, чего другие люди не видят, мгновенно убедил Люську, что Катькина смертельная болезнь — правда, и изменить ничего нельзя.
Как ругала она себя потом! Почему не расспросила, не растормошила подругу, почему не потребовала заключения врача, почему поверила на слово?! Ведь у нее есть связи, знакомые доктора, она ведь могла запросто попросить проконсультировать Екатерину, услышать другое мнение!
Но нет. Единственный вопрос, который она тогда задала, был про Дария.
— Дарий знает? — сдавленно спросила она и зажала рот ладонью, чтобы не расплакаться.
— Дарий уехал к родителям, он не знает. Не надо ему знать, Люсь. Когда он вернется — я уже буду в Турции, — все тем же потусторонним голосом ответила Катерина. — А мне надо тетю на море везти. Пойдем, я тебе все объясню, — и она по-старушечьи пошаркала в комнату, прижимая к себе вино, как грудного младенца.
… Ну вот как-то так, Люся, — закончила свой рассказ Екатерина и, виновато улыбаясь, повторила, — как-то так…
Они сидели на жестком антикварном диване, словно незнакомые, случайно оказавшиеся на одной парковой скамейке женщины — каждая со своей стороны и каждая со своей бедой. Люська ссутулилась и молча накручивала на палец прядь волос, Катерина, наоборот, сидела прямо и неподвижно, глядя в одну точку. Люська вздохнула и хотела что-то сказать, но передумала и снова вздохнула. Вздох получился глубокий, с каким-то присвистом и бульканьем. «Простыла, что ли?», — вяло подумала Люська и проследила за Катерининым взглядом. Подруга все так же смотрела в никуда, рассеянно улыбаясь своей странной, кривоватой улыбкой. «Даже не заплачет», — почему-то рассердилась Люська и опять вздохнула.
— Злишься, что не плачу? — не глядя на подругу, вдруг спросила Екатерина.
Люська испуганно кивнула:
— Ты бы поплакала, легче будет, — она скользнула в Катину сторону по гладкой диванной поверхности и чуть не свалилась, — что ты все улыбаешься как … — Люська пыталась найти сравнение, чтоб не обидеть, — как… как…
— Улыбаться — это приказ, — ответила Катерина, и Люська отпрянула, решив, что подруга от всех своих переживаний и бед чокнулась окончательно.
— Ч-ч-чей приказ? — заикаясь, поинтересовалась Люська.
— Человечка! — зловеще произнесла Катерина и скривила губы. — Стра-а-ашного, ма-а-аленького и, мне кажется, он был в колпаке! Он приказал улыба-а-а-аться! Всю жи-и-и-знь… — и тут из Катерининых глаз, наконец, полились, а, вернее, хлынули слезы.
Они лились мощно, как струя воды из открытого на полную крана. Они текли
