штаны. Окно до сих пор было открыто. Сквозняк колыхал занавеску.
– Жень, вставай, он ушел.
Карцев сел, продолжая держать руку в штанах.
– Я не успел сказать, я знаю этого человека. Он у бабушки Биби снимал комнату когда-то. Наверно, из дурдома выпустили раньше времени.
– Пошли выпьем, – сказал Фёдор.
– Тебе договор надо подписать. И вообще, завязывал бы ты уже.
– Я же не предлагаю тебе нажраться, как свиньи. Выпьем и разойдемся. Договор подпишу и отвезу.
– Ты слишком раздражен. Успокойся. В рюмочную?
– Ага.
Фёдор быстро переоделся. Когда вышли на улицу, позвонил Зофии.
– Можем встретиться через час и подписать договор, – сказал он.
Карцев тронул за локоть и показал пальцем на лужу крови, застывшую на асфальте, будто клякса. Фёдор скривился от подступившей тошноты.
– А вы драться не будете? – спросила Зофия.
– С вами – нет.
– Ну хорошо. Я скину вам адрес, куда приехать.
– Лады.
– Ха, лады! Ну лады так лады.
В рюмочной было свободно. Фёдор заказал по двести грамм водки на нос и стаканчик яблочного сока.
– Ну много же, Федь, – сказал Карцев.
– Что не допьешь, я допью.
– Об этом-то я беспокоюсь.
Выпив половину, Фёдор сказал:
– У меня, Жень, ощущение, что я стал пленником всеобщего идиотизма.
– Ты это только сейчас понял? – хмыкнул Карцев.
Он выпил совсем немного.
– Меня на дуэль вызвали.
– Кто?
– Этот мудозвон Каргополов, которому я поджопник дал.
– Дуэли запрещены, тебя посадят.
– Это будет боксерский поединок, как я понял.
– Тогда ладно.
– А еще меня моя баба бросила. Приревновала к Зофии.
– Был повод?
– Нет, конечно!
– Значит, вернется.
– Думаешь?
– Я уверен! Если баба говорит, что уходит навсегда, значит, скоро вернется. Если баба говорит, что будет любить тебя до конца своих дней, готовься, что скоро свалит.
Фёдор вспомнил: Инна действительно как-то раз заявила, что будет любить его всю жизнь и никогда не бросит, как бы худо ни было. У них в тот раз случился странный разговор. Фёдор попросил, чтобы она его убила, если вдруг однажды он не сможет о себе заботиться. А она заплакала и произнесла эти слова.
Он допил водку, и все, что случилось с ним вчера, сегодня да и когда угодно, показалось вдруг полной ерундой. Короткий самообман, который будет длиться, пока работает водка. Фёдор повернулся к раздаче. Карцев тронул за руку:
– Федь, придержи коней.
– Чуть помедленнее, кони, чуть помедленнее.
– Вот-вот.
– Я тебе сказал, что этот мудак читал мне свой рассказ?
– Какой мудак? Который прыгнул?
– Который мент.
– А он что, тебя знает?
– Я ведь звезда. Меня на улице узнают. Не часто. Примерно раз в три года. И обычно с кем-то путают.
– Ты когда последний раз ел?
Фёдор пожал плечами.
– Пошли, пожрем нормально. Тут недалеко есть приличный армянский ресторан.
– А коньяк там есть?
– Перестань. Возьмем шашлык, лаваш, зелени.
– Мне ехать надо, договор подписывать.
– Ну как хочешь. Маленький, что ли, уговаривать тебя.
Карцев с заметным отвращением допил свою водку. Сок остался нетронут. Они вышли на улицу. Фёдор заглянул в смартфон. Зофия написала: «Зоологический музей. Встречаемся у входа через полчаса». Фёдор ответил: «Опять к животным?»
– Федь, – сказал Карцев. – Завязывай. И берись за работу.
– Подпишу договор и возьмусь за работу, – ответил Фёдор.
Прочитал новое сообщение: «Они уже мертвые. И в норы не спрячутся». Он не нашелся что ответить. Посмотрел на Карцева и спросил:
– А ты помнишь, какое у меня отчество?
– Павлович вроде. А что? Решил экзамен мне устроить?
– Да просто так спросил.
Фёдор вдруг почувствовал пьяную нежность, обнял Карцева и слюняво поцеловал в щеку.
– Федь, – сказал Карцев, смутившись. – Федь, ты правда прекращай. Помрешь же.
– В восемьдесят умру. А знаешь как? Меня убьет двадцатидвухлетняя любовница. Зарежет из ревности.
– Почему не восемнадцатилетняя?
– Чего наглеть-то?
Фёдор вызвал такси и поехал к мертвым животным.
Зофии еще не было. Фёдор посмотрел на часы. Он приехал раньше. И пока ехал, немного протрезвел. Привычно ощутил тоску и легкую панику. Во рту появился травяной привкус. Закурив, он осмотрелся. Солнце скрылось за тяжелой тучей. Тихо плескалась о гранитные берега Нева. Рядом с Дворцовым мостом прогуливался мужик с медвежонком на поводке и монотонно звал прохожих фотографироваться. Те обходили его стороной.
Фёдор лениво представил, как медвежонок хватает поводыря когтями, сваливает на землю и отгрызает ногу по колено. Это, пожалуй, немного развеяло бы тошнотворную скуку. Он хмыкнул. Кто-то тронул его за локоть. Фёдор вздрогнул.
– Вы чего такой нервный? – спросила Зофия.
– Читали Кафку? – сказал он.
– Допустим.
– Больше всего мне нравится его письмо к невесте. Он там просит, когда они встретятся, не подходить сзади, чтобы не напугать его.
– Я же не ваша невеста, – пожала плечами Зофия.
– И то верно. Но, может…
– Нет уж, – засмеялась она.
Фёдор кинул окурок в урну.
– У вас, случайно, нет с собой какой-нибудь фляжечки?
– Фляжечка-то есть. Но от вас и так разит за километр.
– Это старое.
– И все-таки вам бы стоило притормозить. Вы сценарий собираетесь писать?
– Конечно. Как только подпишем договор, получу аванс, так сразу и сяду.
– Придумали уже что-то?
– Идей у меня полно, – соврал Фёдор.
– А дирижабль там будет?
– Для вас хоть два.
– Ну раз так, то идемте.
Они зашли в музей. Запах напомнил квартиру бабушки Биби. Фёдор купил билеты. Зофия указала на скелет кита:
– Ему почти двести лет.
– Ровесник Толстого, – ответил Фёдор.
– Давайте посмотрим на мамонтенка, – предложила Зофия. – А потом с договором разберемся.
– Вы меня там хотели угостить чем-то, – сказал Фёдор, когда поднимались по лестнице.
Зофия на ходу порылась в сумочке и достала фляжку виски.
– Знаете, если будете бухать и не напишете сценарий, Панибратов из вас сделает колбасу.
Одним глотком Фёдор отпил половину и сунул фляжку в карман.
– Фигурально выражаясь? – спросил он.
– Почему фигурально? – сказала Зофия.
Мамонтенок – черный, сухой, сплюснутый – был похож на огромный кусок гематогена. Фёдора затошнило. Он отвернулся и торопливо допил. Услышав всхлипывания, оглянулся. Зофия вытирала глаза бумажным платочком.
– Вы чего? – удивился Фёдор и тронул ее за локоть.
– Ничего, – ответила она и отдернула руку. – Сами не понимаете? Не чувствуете?
Он пожал плечами:
– Не особо. А надо что-то понимать?
– Это же ребенок, – сказала Зофия. – Он упал в яму и там замерз насмерть. Лежал под землей сорок тысяч лет, пока его случайно не откопали. Вас это разве не трогает?
Виски еще не подействовал. Фёдор чувствовал тоску, смятение и страх. Эта красивая девушка, плачущая над мумией, растрогала его. Сердце сжалось, к горлу подступил комок. Фёдор смахнул накатившую слезинку.
– Я часто к нему прихожу. Так хочется прижать
