говорил? Мой сын сейчас отважно сражается с розами и камнями, размахивая своими сильными руками и худыми ногами… Действительно ли он двигает ногами? Откуда взялась эта кровь, что испачкала камни и розы? Она капает со лба Хишама. Он разбил голову! Он расцарапал лицо о шипы!.. Боже, как жалобно он стонет!
Помнится, я бросился к своему ребенку, забыв обо всем, в том числе о шипах, раздиравших мои руки, но ни на миг я не забывал о сыне. Разом улетучились все страсти и желания; единственное, чего я хотел, – прилепиться к Хишаму и отдать ему всю ту кровь, которую он потерял, чтобы еще раз услышать от него заветное «папа!»
Я попытался его поднять, но не смог. К вящему моему ужасу, он сейчас напоминал тяжелую тряпичную куклу: расслабленные шея, руки и ноги безвольно свисали, дыхание сбилось, глаза закрылись… Я не понимал, спит он или же…
Со мною сотворил чудо призрак смерти. Нет! Все может случиться, но он останется жить. Пусть умру я, пусть умрет его мать, пусть умрет все живое, что ползает или ходит по земле, но он должен остаться живым. Пускай даже немым и беспомощным. Хишам должен жить!..
Я наклонился к сыну, взял его на руки и, прижав к груди, словно младенца, внес в дом и уложил на кровать. Затем я позвонил в «Скорую помощь» и вызвал на дом бригаду, параллельно пытаясь промыть и перевязать раны сына. Вдруг меня озарила спасительная мысль: ʼУмм Зайдан еще не знает о происшедшем, но ведь она может мне помочь! Я даже не берусь описывать то, что произошло с бедной старушкой, когда она прибежала на мои крики! Едва завидев мои растрепанные волосы, безумное лицо, измазанную кровью рубашку, а также моего окровавленного сына, без чувств лежащего на кровати, она потеряла сознание. Так к одной моей беде добавилась и другая.
ʼУмм Зайдан очнулась, только когда пришел врач, который раньше не видел Хишама и потому ничего не знал о его недугах. Оказав мальчику необходимую помощь, он вышел из комнаты, попросил чашечку кофе и с видимым удовольствием закурил.
– Сколько лет юноше? – неожиданно спросил врач.
– Восемнадцать, – ответил я.
– Неужели? Это просто невероятно! Его голова, его конституция тела не соответствуют этому возрасту. Я в жизни не видел головы, похожей на эту, или подобных мускулов. Такая голова может принадлежать либо идиоту, либо гению… Он хорошо сложен, прям богатырь… Надеюсь, и голова его – голова гения.
Я тут же рассказал ему всю правду о болезни Хишама, не умолчал и об утреннем происшествии в саду. Врач был изумлен, однако лишь сдержанно кивнул головой и сказал:
– Чего бы там ни утверждали медицина и врачи, наука и ученые, астрологи и пророки, а жизнь все-таки полна неожиданностей.
– А жизни ребенка угрожает что-либо?
– Отнюдь. Он здоровее меня и Вас. Ссадина на лбу – сущий пустяк, как и царапины от шипов. Его пульс и температура в норме. Скоро он очнется от шока. Шутка ли – неожиданно для себя заговорить?.. Это психологический шок, не несущий угрозы для жизни или здоровья. В госпитализации нет никакой необходимости.
Врач ушел, а я еще долго думал о его словах. «Жизнь полна неожиданностей…» С полуночи на меня одна за другой сыплются всякие неожиданности… «Неожиданность». Наверное, она есть то, чего ни твой разум, ни твоя совесть даже не могли бы себе представить. Разве я мог представить себе тот голос с его «встань и простись с Последним днем»? Он в два счета смел все тропинки моей привычной жизни, а на их месте возвел крепости новых чувств, мыслей и желаний. Вот она – странная, замкнутая цепь, последним звеном которой оказался Хишам.
Ах, если бы я только знал, что своими объятьями причиню самому дорогому мне существу столько увечий! Я тысячу раз проклял себя за то, что сделал. Результатом моего эмоционального порыва стало совсем не то, что я предполагал, и вот, взамен поцелуя на меня свалилась достаточно неприятная неожиданность. Однако эта неожиданность подвела ко мне другую – радостную и благодатную: мой сын заговорил! Обеими неожиданностями заправляла неизвестная мне рука, сокрытая от меня воля. Чьи они? Может, они – это всего лишь мои бессознательные порывы?
– Папа! Что ты со мною сделал?!
Жизнь свою отдам за этот голос, за это «папа»! Я мечтал услышать это слово целых восемнадцать лет – и я услышал его в последний день своей жизни. Жестокая судьба, жестокая!..
Я говорю «услышал» и тут же задаю себе вопрос: а действительно ли я слышал его голос? Не услышали ли мои уши всего лишь мою восемнадцатилетнюю мечту – самую великую, наиболее потаенную из всех?
Да-да, я, наверняка, ослышался.
– Па-па!
На этот раз голос, который донесся до моего слуха, был необычайно чист и громок. Это Хишам, раскрывший, наконец, свои прекрасные глаза и севший в постели, зовет меня к себе. Его голос слышит и ʼУмм Зайдан, она вбегает в комнату и исступленно прижимает голову мальчика к своей груди, не обращая внимания на бинты и компрессы.
– Душа моя! Душа ʼУмм Зайдан!
Внезапно старушка падает на землю и со слезами на глазах начинает глухо бить поклоны о каменный пол.
– Славим Тебя, Боже наш, и благодарим! Славим Тебя, Господи!..
Я подхожу к Хишаму, беру его сильную руку в свои. Мне никак не удается сдержать слезы, когда он, глядя мне прямо в глаза, задает страшный вопрос:
– Папа! Где мама? Я давно ее не видел.
…Где-то в прихожей заверещал звонок. ʼУмм Зайдан пошла открыть дверь и тут же вернулась, доложив о прибытии нашего соседа Двоеуста. «Двоеустом» односельчане прозвали его еще в незапамятные времена за патологическую любовь ко всевозможным сплетням и склокам, этот человек получает ни на что не похожее удовольствие, подпорчивая жизнь своим соседям. А как иначе, если многие дома деревни все еще непоколебимо стоят, не ведая ни катастроф, ни ненависти, ни раздора?..
Я поздоровался с ним и получил в высшей степени вежливый ответ. Было заметно, как он старательно изображает беспокойство. Вздыхая и потирая руки, добрый сосед наконец осмелился спросить, так и не посмотрев мне в глаза:
– Вы заставили нас волноваться. Весьма и весьма…
– Упаси Бог! Чем же?
– Ну как… машина «Скорой», врач… Все ли у Вас хорошо?
– Более чем.
– Как так?
– Хишам упал и немного разбил голову.
– Хишам упал? Разбил голову? Ох, какой ужас! Пусть выздоравливает поскорее! А как он упал если он… э-э… не умеет ходить?
Я рассказал ему о том, как именно
