бетелем не угостили. Все горло пересохло!.. — И в знак протеста она перестала подавать голос — лишь рот открывала для виду.
Другая заявила, что в половине пятого ей надо уходить, потому что к этому времени возвращается с работы муж: они договорились пойти в гости.
Первые полчаса на их крики и вопли никто не обращал внимания. Потом у дверей стали собираться любопытные. Начались расспросы и пересуды.
— Бабу Шьямлал тут живет! — оживленно объяснял кто-то. — Сын у него в море пропал… Долго искали. Только нынче сообщили, что погиб.
— Плохи дела! — изрек какой-то важный господин и прошествовал дальше.
— Сгинуть в море — это уж самое последнее дело, — глубокомысленно рассуждал другой. — Акулы сожрут — глазом моргнуть не успеешь.
— А человек в море не тонет!
— Как это не тонет?
— Вода-то в море соленая! Тяжелая вода в море!
Наконец церемония оплакивания была закончена, и плакальщицы по одной стали расходиться. Раньше всех ушла та, которую ждал муж. Следом за нею покинула дом сердитая ворчунья. Однако остальные, задержались. Одна хотела подкрепиться: по пути она собиралась зайти в храм, чтобы послушать киртан [11], другая искала себе попутчицу до Аджмальхан-роуд, где хотела сделать кое-какие покупки; третья, стоя перед зеркалом, подводила веки сурьмою, приговаривая:
— Болят глазоньки мои, ох, болят. Вишь, какие красные…
Самира недоумевала: зачем понадобился этот спектакль?
В душе она осуждала сестру. Как только приглашенные разойдутся, она непременно выскажет ей все, что думает на этот счет. Надо ж додуматься! Такой балаган устроила!
Мать тоже была недовольна старшей дочерью. Ей, конечно, было известно, зачем все это делалось, однако она никак не предполагала, что получится такое безобразие.
Плакальщицы задерживались: о чем-то оживленно перешептываясь, они расхаживали по комнатам, и Рамми уже не знала, как от них отделаться. Многих она видела здесь впервые.
— Может, пройдетесь со мной до Аджмальхан-роуд? — обратилась к ней женщина, искавшая попутчицу, — Сделаем покупки и сразу вернемся…
— Это вы мне? — изумилась Рамми.
— Конечно!
— Пригласите Тару! — возмущенная подобной бестактностью, почти выкрикнула она.
— Ей, наверно, неудобно, — с явным огорчением проговорила женщина. — Родной брат все-таки.
Не ответив ей, Рамми выбежала на кухню и, уткнувшись лбом в стену, вдоволь наплакалась.
У той, что собиралась в храм, неожиданно разболелась голова, и Самире пришлось заваривать для нее крепкий чай.
— Ты повнимательней с ней, — улучив момент, шепнула Тара на ухо сестре. — Это жена дяди…
— Какого дяди? — недоуменно спросила Самира.
— Ну, того самого… который работает бухгалтером, — сердито зашипела Тара. — Он поможет достать деньги тебе на обучение. Я представлю тебя. — И, взяв сестру за руку, она подвела ее к женщине. — Познакомьтесь, тетя, — с улыбкой пропела Тара. — Это сестра моя, Самира.
— Вы очень похожи, — громко произнесла женщина, прихлебывая чай. — Чем же ты сейчас занимаешься, детка?
— Ничем, — простодушно отвечала Самира.
— Вы уж пристройте ее куда-нибудь, тетя! — улыбаясь, заговорила Тара. — Среднюю школу все-таки кончила. В колледже год училась, только экзамены не сдавала…
— На гармонике играть умеешь? — обращаясь к Самире, спросила женщина.
Самира отрицательно покачала головой.
— Если б умела, я б тебя сразу устроила. У нас в храме небольшой хор есть, по праздникам поет… Ну так вот, нужен аккомпаниатор. Была у нас одна, да не может теперь: ребенка ждет… Если б ты умела, я б сразу тебя определила, рупий семьдесят-восемьдесят могла бы получать. О подарках я уж не говорю. Прихожане-то много чего дарят… Ну, всякие там накидки, шали, ожерелья, гирлянды. И заработок, и жилье, и почет. Потратилась на проезд — оплатим тебе проезд. А за концерт по приглашению — особая плата…
Слушая ее рассказ, Самира невольно завидовала тем, кто поет в хоре.
— Если позволите, на днях мы зайдем к вам, тетя, — продолжала Тара. — К дядюшке дело есть.
— Непременно, непременно приходите. В любое время, — милостиво разрешила тетя, протягивая Самире пустую чашку. — У нас тоже есть дочка. Познакомитесь. Помощь нужна — поможем…
Когда женщины наконец разошлись, мать подняла глаза на Самиру:
— Нехорошо как-то получилось…
— И надо же такое придумать! Только зачем, не понимаю.
— Перед уходом Тара шепнула мне: если кто спросит, надо отвечать, что Бирена нет в живых, — тяжело вздохнув, сказала мать. — Не надо больше говорить, что Бирен пропал…
— А что от этого изменится? — продолжала Самира.
— Тара говорит, что есть тут какая-то тонкость. Юридическая. Харбанс так сказал. Полиция опять ведет какое-то расследование. Я тоже не понимаю, зачем все это, ног Тара говорит, что так надо, а она худого нам не пожелает.
Утром вернулся Шьямлал. Он молча вытащил старую шкатулку и, откинув крышку, стал рыться в бумагах.
— Что ищешь, папа? — поинтересовалась Самира.
— Извещения денежных переводов, — сердито отвечал Шьямлал.
— Каких переводов?
— Тех, что присылал Бирен!
— А где они?
— Вот я и ищу их… Попадутся на глаза — не выбрасывай. Скоро потребуются, — продолжая перекладывать содержимое, говорил Шьямлал. — Да не тех переводов, что приходили на меня, а только тех, что на мать.
— Зачем тебе все это?
— Не твоего ума дело! — прикрикнул на нее Шьямлал. — Ишь допрашивать принялась!
Все, что делалось в доме после памятной церемонии оплакивания, никак не укладывалось в голове у Самиры. Что творится в их семье? Для чего все это? Чего еще нужно ожидать?
И когда однажды отец не вернулся с работы в обычное время, Самира не на шутку перепугалась. Подождав немного, она отправилась к матери.
— Сегодня папа что-то задерживается, — осторожно сказала она. — Такого еще никогда не было.
— Да… — Помолчав, мать добавила: — Теперь он совсем не будет приходить домой.
— Почему?
— Так надо.
— Что значит «так надо»? Может, объяснишь?
— Сегодня, наверно, полицейские придут…
— Тогда ему обязательно надо быть дома!
— Нет, доченька, совсем не обязательно, — тяжело вздохнув, проговорила мать. — Придет инспектор, опять о Бирене расспрашивать станет: есть сведения о сыне или нет… А я должна отвечать: никаких, мол, сведений не имеем и поэтому считаем, что Бирена нет в живых. А если спросит отца, надо отвечать, что он давно уж с нами не живет.
— А зачем?
— Я и сама никак в толк не возьму, дочка, — дрогнувшим голосом проговорила мать. На глазах у нее были слезы. — Что скажут твой отец и Харбанс, то и делаю.
— Поступай как знаешь, только без меня! — неожиданно взорвалась Самира. — Точно в игрушки с нами играют! Человек пропал, а они комедию ломают! Нет, с меня хватит! Больше не могу! — Увидев полные слез глаза матери, Самира замолчала. Выдержав паузу, уже спокойнее продолжала: — Чтобы не быть вам в тягость, я уйду… Сказали б раньше, и отцу уходить было б незачем.
— Что ты плетешь, сумасшедшая! Даже думать об
