– Что ж, – изобразив беспечность, сказал Мухин, – будем считать, добро дано. Давайте форсировать. Игорь Павлович вплотную займется передислокацией. Я – обустройством Лебяжьего... А вы, – Мухин посмотрел на Горкина, щелканул черта на пепельнице. – Вы пока осваивайтесь...
«Как же это я опростоволосился? – корил себя Горкин. – Связался с этой стервой – мозги раскисли... Надо кончать с ней... надо кончать!»
Мухин разрешил ему заниматься в своей библиотеке, которую долго и тщательно собирал и всюду возил за собой. Среди специальной литературы хранились три клеенчатых тетради. Горкин, обнаружив их, с жадностью вчитывался в каждую строчку. Однажды за этим занятием его застал Мухин, но сделал вид, что ничего не заметил.
Тетрадки, исписанные мелким бисерным почерком, могли послужить основой интереснейшей монографии. Четвертую – Мухин хранил ее в столе – Горкин выудил позже. Она принадлежала другому человеку. «Ваня, тебе завещаю, – было вихлясто выведено на первой странице. – Доведи наши домыслы до ума. Ен...» И дальше невразумительная кривая. Но Горкин уже встречал эту подпись на старых приказах. «Это же клад, клад! – ликовал Горкин. – Но... как им воспользоваться?»
– Я случайно наткнулся на ваши записи... прочел, – предварительно все обдумав, начал Горкин.
– Читай, не жалко.
– Что же вы не публикуете это? Ведь это... вы понимаете, что это значит?
– Немножко, – усмехнулся Мухин. – Осталось Саульского убедить. И, кроме того, проверить факты...
– А если напечатать в дискуссионном порядке?
– Начнутся турусы на колесах. А мне аргументы нужны, доказывающие состоятельность прогиба... Что же касается статейки...
– Статейка, простите меня, – перебил поспешно Горкин, – лучший способ обратить на себя внимание.
– Я предпочел бы, чтоб нас оставили без внимания... пока не добьемся результатов, – рассмеялся Мухин.
– Ваня, – подав им чай, подключилась Раиса, – по-моему, Эдуард Григорьевич прав. Без внимания вас не оставят... если ты имеешь в виду Саульского. И заручиться поддержкой журнала не лишне.
– Не только! Не только журнала, – нажал Горкин. – Если вашу статью, я берусь ее подготовить... подпишет какой-нибудь корифей...
– Может оказаться, что мы ошиблись... Не стоит заранее шуметь. Давайте лучше наоборот: сначала докажем, потом шум поднимем.
– Решай сам, – отозвалась Раиса и села подальше от света. – Тебе виднее.
– Решим все вместе. И, собственно говоря, уже решили, предпочтя Белогорью остров.
– Но вы позволите мне... отредактировать ваши записи? Я уверен, вскоре они понадобятся.
– Редактируйте. Но не забывайте, что прежде всего вы главный геолог.
Горкин нахмурился, оттолкнул чай.
– Я не в упрек, Эдуард Григорьевич, прости! – начал оговариваться Мухин. – Я только хотел сказать одно... одно... – Мухин растерянно постучал пальцем по лбу, смущенно признался: – А вот что одно, не помню. Старость!
«Если стар – зачем женился на этой женщине?» – поставив их мысленно рядом, Горкин нашел, что Раиса не пара Мухину. В экспедиции есть только один человек, кому может подойти эта женщина.
«Чего он хлопочет? Уж слишком старается!» – наблюдая за Горкиным, думала Раиса.
9
И людей, и огней, ими зажженных, в Курье поубавилось. Остались вагончики геофизиков, механический цех и два-три мухинских домика. Но Горкина, брившегося перед зеркалом, это не занимало. Он брился, насвистывая куплеты тореадора, и все глядел на свое отражение. Через окно, то удаляясь, то приближаясь, светила ранняя звездочка. С помощью зеркала Горкин повелевал этой звездой: мог устранить ее, мог сдвинуть на лоб или на грудь.
«Звезда должна быть на груди!» – решил Горкин и подмигнул человеку в зеркале. Этот человек его понимал. Этот человек ему нравился. С ним можно вольно расстегнуть ворот, о чем угодно посудачить. Это – друг, который никому не проболтается.
– Слушай, старина, – Горкин снова подмигнул отражению, – мы тридцать шесть лет вместе и не надоели друг другу. Не странно ли это?
– Нет, не странно, – столь же ослепительной улыбкой и подмигиванием отвечал ему собеседник. – Мы с тобой – тень и свет...
– Ну, ну! Кто тень?
– Да, если угодно, я, – мудро уступил зеркальный двойник. Он вообще был покладист.
– Тень и свет... – хмыкнул Горкин. – Неплохая гармония! Что ж, выпьем за это!
Он освежился, достал коньяк и налил перед сном традиционную рюмочку.
Коньяк ежемесячно посылал отец. Разумеется, за наличные, с учетом почтовых затрат. Такого рода обмен – товар – деньги – заменял им обременительную переписку. Посылка, полученная из Одессы, оповещала, что папа Горкин, бухгалтер на ликероводочном заводе, благополучно здравствует. О том же свидетельствовал денежный перевод Горкина-сына.
– За сморщенное яблоко! – вытянув уставшие за день ноги, сказал Горкин-младший и кивнул двойнику. Двойник понимающе усмехнулся.
Звезда, отраженная зеркалом, сияла там, где положено быть звезде, – на лацкане. Звезда сулила успех. Прижав ее пальцами, Горкин вспомнил отцовскую притчу. Героем притчи был ловкий юноша, который спас от разбойников чародея. Чародей привел его в тайный сад. Там, среди множества пышных деревьев, росла искривленная старая яблоня с тремя плодами. «Сорви желтый, – сказал благодарный волшебник. – И ты станешь умным». –
