безвкусные парадоксы.
Распрощавшись окончательно съ своими народниками, Карповъ недѣли двѣ искалъ журнальнаго дѣльца. Познакомили его съ какимъ-то провинціальнымъ литераторомъ, дріѣхавшихъ въ Петербургъ какъ-разъ затѣмъ, чтобы основать еженедѣльную газету. Этотъ провинціальный журналистъ, неизвѣстно какого происхожденія, отрекомендовалъ себя, какъ человѣка, которому хочется положить всю свою душу и деньжонки (онъ и на это намекалъ) въ какое угодно литературное предпріятіе. Выказывалъ онъ необыкновенную подвижность и всезнайство настоящаго жида-фактора. Корновъ заинтересовался этимъ типомъ. Но не прошло двухъ недѣль, какъ онъ совершенно раскусилъ своего будущаго компаньона, увидавши въ немъ дикую смѣсь наивности, хвастовства и мелкаго торгашевства. Онъ началъ подшучивать надъ нимъ и долженъ былъ подъ конецъ запираться отъ него такъ-же, какъ отъ своихъ эстетиковъ.
Пока онъ возился со всѣми этими господами, ему некогда было допрашивать Прядильникова, откуда тотъ достанетъ ему капиталъ въ шесть тысячъ рублей. Но по изгнаніи провинціальнаго публициста, онъ самъ дошелъ до того вывода, что деньги предложила, чрезъ Николаича, Евдокія. Онъ видѣлъ, что Прядильниковъ совершенно измѣнилъ свой образъ жизни. Вмѣсто прежняго «инженерныхъ дѣлъ Донъ-Кихота», какъ назвалъ его Карповъ, видѣлъ онъ человѣка, начавшаго свою дѣловую карьеру. Прядиль-никовъ былъ уже директоромъ одного общества, надѣялся быть главнымъ агентомъ одной заграничной компаніи, ѣздилъ на биржу, куда онъ прежде никогда не заглядывалъ, и расширилъ во всѣ стороны кругъ своего дѣловаго знакомства.
«Это Евдокія наставила его на умъ-разумъ», — говорилъ про себя Карповъ и продолжалъ наблюдать, какъ происходитъ превращеніе чудака-теоретика въ петербургскаго дѣльца. Мелькнула у него мысль: не получилъ-ли Николаичъ извѣстнаго куша отъ Евдокіи для того, чтобы по-опериться и пойдти надлежащимъ ходомъ? За такое подозрѣніе онъ тотчасъ выругалъ себя, сказавъ, что Прядильниковъ неспособенъ брать деньги отъ Ездокіи, даже и заимообразно. Ему подозрительно казалось только то, что Прядильниковъ сдѣлался вдругъ гораздо менѣе сообщителенъ. Онъ совсѣмъ не вдавался въ подробности о своихъ отношеніяхъ къ Авдотьѣ Степановнѣ, о томъ, съ кѣмъ онъ обрабатывалъ свои дѣла, кто поручаетъ ему свои интересы на биржѣ. Разъ, однакожь, Прядильниковъ намекнулъ на то, что онъ дѣйствуетъ на чужія деньги. Карповъ догадался, на чьи. Съ этой минуты онъ соображалъ: откуда всего удобнѣе было Прядильникову достать для него денегъ? Авдотья Степановна представилась сама собой. Овъ не сталъ тотчасъ-же допрашивать Прядильникова, но рѣшилъ, что денегъ этихъ онъ не возьметъ. Прядильниковъ замѣтилъ его бездѣйствіе и вызвалъ его, наконецъ, на рѣшительный разговоръ.
Разговоръ этотъ такъ подѣйствовалъ на Петра Николаевича, что когда онъ вошелъ къ Авдотьѣ Степановнѣ, на лицѣ его написана была сильная душевная тревога.
— Что это вы какой? — спросила Авдотья Степановна, беря его за руку. — Вы ужь не сердитесь-ли на меня, что я васъ оторвала отъ занятій?
— Нѣтъ, ничего, — проговорилъ Прядильниковъ, но лицо его никакъ не могло сдержать улыбки.
— Вѣдь я васъ хочу попросить съѣздить…
— Я готовъ.
— Какимъ вы это тономъ говорите?
Авдотья Степановна нагнулась къ Прядильникову и заглянула ему въ лицо.
— Нервничали, — весело спросила она: — и навѣрно съ Алексѣемъ?
Прядильниковъ молчалъ. Онъ рѣшительно не зналъ, какъ ему отдѣлаться отъ того, что его глодало нестерпимо.
— Извините меня, — почти шопотомъ проговорилъ онъ.
— Да что это все вы до сихъ поръ извиняетесь, добрый мой Петръ Николаичъ! Экая у васъ неисправимая нервность. Вѣдь мы съ вами закадыки?
Она взяла его за руку и добрыми глазами оглядѣла его блѣдное, издерганное, нервное лицо.
— Что-же вамъ угодно? — спросилъ Прядильниковъ.
— Да полноте! никуда я васъ сегодня не пошлю, на что-же вы годны, скажите на милость. Извольте, извольте сейчасъ-же разсказывать, чѣмъ васъ обидѣлъ нашъ блудный сынъ? Я уже вижу, что онъ васъ обидѣлъ.
— Онъ, — прошепталъ Прядильниковъ — смотритъ на меня чортъ-знаетъ какъ и… я не могу оправдаться…
— Что, что такое? — протянула Авдотья Степановна. — Вы не можете передъ нимъ оправдаться?
— Онъ правъ!
— Да въ чемъ-же, скажите, христа-ради?
Вмѣсто всякаго отвѣта Прядильниковъ вскочилъ и бросился къ двери.
— Что съ вами? Ха-ха-ха! — разразилась Авдотья Степановна.
И дѣйствительно, фигура его, стремящаяся къ двери, была ужасно потѣшна.
Смѣхъ Авдотьи Степановны заставилъ Прядильникова быстро обернуться; онъ совсѣмъ позеленѣлъ.
— Да! — вскричалъ онъ — хохочите надо мной, я стою этого. И вы на меня также смотрите!!..
Онъ не договорилъ. У него точно захватило духъ.
Авдотья Степановна подбѣжала къ нему съ испуганнымъ лицомъ. Онъ вдругъ опустился на низкое кресло, стоявшее около двери.
— Что вы, что вы, милый мой! — говорила Авдотья Степановна, кладя ему обѣ руки на плечи. — Господь съ вами, неужели вы обидѣлись моимъ смѣхомъ?
— Я вижу, я вижу, — шепталъ удушливымъ голосомъ Прядильниковъ.
— Да что вы видите-то? Я не знаю, кто васъ такъ разстроилъ. Говорите мнѣ все. Ну, подите сюда, сядемте вонъ на диванчикъ, будьте паинька, не капризничайте, дайте васъ приласкать.
Онъ не смотрѣлъ на нее и сидѣлъ, опустивъ голову. Все его маленькое тѣло колыхалось отъ тяжелаго дыханія. Авдотья Степановна должна была взять его за обѣ руки, приподнять и подвести къ диванчику, къ тому самому диванчику, на которомъ когда-то побѣдилъ ея сердце Алеша Карповъ.
Прядильниковъ, точно въ какомъ забытьѣ, пододвинулся къ диванчику и тяжело опустился на него. Только-что Авдотья Степановна присѣла къ нему и хотѣла повернуть его къ себѣ лицомъ, какъ онъ зарыдалъ.
Она совершенно растерялась.
Прядильниковъ старался заглушить свои рыданія, даже засовывалъ платокъ въ ротъ, но имъ овладѣлъ нервный припадокъ, съ которымъ онъ нѣсколько минутъ не могъ справиться.
— Голубчикъ мой, — шептала Авдотья Степановна, обнимая его, совершенно какъ маленькаго мальчика. — Если я васъ оскорбила, простите меня, окаянную!
Она сама чуть-чуть не плакала. Въ эту минуту ей сдѣлалось ужасно жалко Прядильникова. Она ощутила даже особую нѣжность къ этому болѣзненно-нервному существу. Ея женскій инстинктъ чуялъ страсть въ странныхъ порывахъ Прядильникова. Ее такъ и тянуло успокоить его ласками…
Рыданія смолкли. Прядильниковъ, совсѣмъ разбитый, наклонился, опершись о подушку, оборотись спиной къ Авдотьѣ Степановнѣ. Потомъ онъ вскочилъ и бухнулся на колѣни, уткнувши голову въ складки ея платья.
— Прогоните меня, — всхлипывалъ онъ, съ трудомъ выговаривая слова — сейчасъ-же прогоните, иначе я погибну. Развѣ вы не видите, что я не могу бороться… вы меня уже презираете такъ-же, какъ и Карповъ.
— За что, за что? — повторяла Авдотья Степановна, низко наклонясь надъ нимъ.
— Вы знаете, за что. Я не долженъ былъ соглашаться, ни за что, ни за что…
Онъ схватилъ ея руку и началъ жадно цѣловать.
Авдотья Степановна вся разгорѣлась отъ этихъ поцѣлуевъ. Другой, свободной, рукой она взяла его за шею и поцѣловала въ голову.
— Славный вы мой, чудесный человѣкъ, чѣмъ вы мучитесь? Вы видите, какъ я васъ люблю. О какомъ неуваженіи можете вы тревожиться? Я, что-ли, васъ не
