как и я, просто не могла отвести глаз от своего мальчика. С того дня его лицо не выходило у меня из головы, честное слово.
Как же они смогли заделать такого мальчика? Такой светленький, такой симпатичный, такой ангелочек, такой бриллиантик – просто загляденье. Мне снова безумно захотелось дочку, но я уже не верила, что у меня получится. Ну и, в общем, однажды Рафаэль пришел домой с Нето и Бомболочей, и они мне рассказали, что дядя Луиса надоумил их нелегально перебраться через границу. Я цокнула языком. Нето сказал, что я ничего не понимаю, что мне невдомек, какие перед ними откроются возможности. Возможности для чего? Для того чтобы поднять реальное бабло, потому что тут он горбатится на стройке за три гроша, а там ему за ту же работу заплатят намного больше. В десять раз больше, поддакнул Рафаэль. Глядя на их серьезные лица, я достала пластиковые пакеты и сказала, чтобы они помогли мне расфасовать конфеты, а они все не унимались: мол, дядя Луиса знает человека, который не первый год возит нелегалов в Америку, и гарантия сто процентов, что все будет тип-топ.
– Там ничего сложного. Только стена и река.
– Там много людей погибло.
– Еще больше людей теперь живет в Америке, – ответил Рафаэль.
– Тут как повезет, но кто не рискует, тот не пьет шампанское.
По-моему, они так загорелись вовсе не из-за денег, а потому что их достало жить в этом болоте.
– Ты боишься за Рафу, да? – спросил Нето.
– Не боюсь, у него своя голова на плечах, – ответила я.
Они стали над ним потешаться: мол, они уедут, а он останется со своей бабой и будет из-за забора наблюдать, как они там гребут бабло, пока он перебивается с хлеба на воду. Рафаэль сперва тоже смеялся, но потом на полном серьезе меня спросил, что я думаю насчет этой идеи. Я сказала: пусть делает, что хочет, и если ему кажется, что это хорошая возможность, то пусть попробует, конечно, только вот сколько денег берут за все про все и какие гарантии, что по дороге с ними ничего не случится? Они ответили, что с человека сорок пять тысяч. Наличными, без рассрочек, все в одни руки, все в один день: сегодня заплатил, сегодня уехал.
– Но где вы возьмете деньги? Это же очень много, – сказала я.
– Деньги не главное, главное – ненадолго перебраться на ту сторону, именно что ненадолго: подзаработаем деньжат, вернемся и замутим тут какой-нибудь бизнес, – ответил Нето.
Я поняла. Нето, например, с тех пор как погиб мой брат, твердо вознамерился уйти со стройки, чтобы найти работу получше, и даже написал заявление, но скоро вернулся, потому что больше его никуда не взяли.
– А если я тоже хочу? – спросила я.
– Нет, ты не поедешь – слишком опасно, – спешно ответил Рафа.
– Очень интересно: тебе не опасно, а мне опасно.
– Слушай, ну дай ты мужику подзаработать, он там годик повкалывает, скопите на тачку, будешь на ней свои сласти развозить, и духовку тебе нормальную подарит, внесет, так ска-ать, лепту в семейный бюджет, не все же быть нахлебником, – сказал Бомболоча с этим своим издевательским видом.
– И на детей будущих деньги нужны, пора мне уже остепениться, – добавил Рафаэль, беря меня за руку.
Я сказала: выкладывайте подробности – что, где, как. Стали строить планы. Всем показалось, что лучше уезжать до Рождества, чтобы не накрыла тоска по родине, ну и потом – в декабре в пустыне будет не так жарко, ведь лучше немного померзнуть, чем сдохнуть от жары. Они были полны надежды, и даже я поверила, что Рафаэль это все серьезно про детей. Ночью, когда ребята ушли, я ему сказала, что, если он правда хочет заработать денег на детей, я на его стороне, и мы стали пересчитывать мои накопления: не хватало всего пятнадцать тысяч песо. Мы решили, что он уедет на один год, а потом мы сразу поженимся и заведем ребеночка. Я сладко уснула.
Но радость длилась недолго, потому что через два дня все сделали вид, что ни при чем, но я-то знаю, что кто-то из них двоих украл мои деньги. Я даже подумала, что Рафаэль им помог, но отмела эту мысль, когда увидела, как он переменился в лице и побежал к ним с разборками. Прояснить ничего не удалось, но не испарились же они, мои деньги?
Даже без денег Рафаэль не терял надежду попасть в Америку: мол, он уже настроился, поэтому он злился, конечно, что деньги пропали, и даже обвинял меня в том, что я их спрятала, но в то же время ходил по знакомым и просил дать в долг. Какой-то из братьев его поддержал, и через две недели он скопил сорок пять тысяч. Перед отъездом его маман пришла ко мне и сказала, что я должна запретить ему уезжать, а я ответила: дудки – ваш сынуля уже достаточно взрослый и может сам отвечать за свои поступки, а лишние деньги никому не помешают, и вам в том числе – я была абсолютно уверена, что ее Рафаэль точно не обидит. Она обозвала меня меркантильной сукой. Тогда я впервые подняла на нее голос – меркантильной?! – да это ваш сын живет из кармана в рот, а я, если вы не заметили, тащу на себе весь дом! А она прицепилась к словам: если я такая на хер богатая, то какого черта я отпускаю ее сына непонятно куда? Я честно хотела ей высказать все, что наболело, и расставить все точки над «ё», но подумала, что передо мной как-никак будущая бабушка моей дочки, поэтому я просто попросила ее успокоиться, и если ей есть что сказать, то пусть она все это скажет Рафаэлю, а не мне.
Ну и вот, во вторник они втроем отчалили в Матаморос, где их должен был ждать дядя Луиса. Рафаэль и Бомболоча вернулись на третий день. Они не сказали, что конкретно произошло, – сказали только, что ничего не вышло.
– Но почему получилось у Эрнесто? – спрашивали все мы.
– Ну потому что Эрнесто говнюк, – отвечали они.
– И что теперь делать, когда мы по уши в долгах?
– Выплатим, – отвечали они.
– А дети? – спросила я, чуть не плача.
– Какие дети? – спросил Рафаэль.
– Которых ты обещал со мной завести, когда вернешься с мешком денег! – закричала я сквозь слезы.
– Не будем мы никого заводить, ты мне уже всю плешь проела со своими детьми, только сопливого спиногрыза мне не хватало, хочешь ребенка – вперед, а меня оставь в покое! – проорал он и ушел.
Его маман сказала: черт знает, что у них там произошло, но слава
