смял конверт, выкинул его в мусорное ведро в ванной и, придерживая полотенце, пошел открывать; он почему-то думал, что знает, кто рвется к нему в номер.
– Мария Лиза, я знаю, что ты тут, – произнес мужчина несколько громче.
Джек, конечно, не подозревал, что мужчина взял с собой ребенка. Но что несчастному оставалось делать? Если ты хороший отец, ты не оставишь четырехлетнего сына одного.
Джек даже сомневаться не стал, что перед ним муж Марии Лизы – а никакой не призрак ее покойного мужа либо анонимный донор спермы. Если у Джека и были задние мысли, ребенок их тут же развеял – у мальчика такие же темно-русые волосы, как у мужчины, и такое же овальное лицо и миндалевидные глаза, как у матери.
– Я знал, я знал! – воскликнул муж Марии Лизы. – Вы Джек Бернс. Мария Лиза сказала, что видела вас в спортзале.
– Ее здесь нет, – сказал Джек.
Несчастный муж заглянул через его плечо внутрь. Мальчик попросил папу взять его на руки, он был в пижаме с горнолыжной курткой поверх и детских мягких тапочках с вышитыми оленями. Джек сделал шаг назад и пустил обоих в номер. На кровати кучей лежали покрывала, одеяла и подушки; молодой муж смотрел на нее, словно старался опознать в форме белья очертания беременной жены.
Мария Лиза сказала ему, что у нее занятия в спортзале допоздна, но, уложив мальчика спать, он нашел в шкафу ее спортивную сумку, случайно, – убирал в квартире и заглянул в шкаф за какой-то мелочью.
Он показал Джеку листок бумаги, который нашел в сумке, – «Джимми Стронах, отель „Торни“». Муж, впрочем, сразу догадался, что она пошла к Джеку Бернсу.
– Она мне весь день говорила: «В спортзал пришла кинозвезда, а я хожу там, как бегемот!» А ведь вы даже не самый ее любимый актер; впрочем, я думаю, это не важно, – сказал муж.
Мальчишка попросил папу поставить его на пол и сразу полез на кровать, папа явно был этим ошарашен и недоволен. Мальчик тем временем стал рыть ходы под подушками и одеялами.
– Она не хотела второго ребенка, – сказал мужчина Джеку, – а забеременела случайно и все считает меня виноватым, потому что я-то хотел еще детей.
Мальчик хотел спать, но желание побеситься с подушками и покрывалом перевесило, он бегал по кровати на четвереньках, как зверек, собирающийся зарыться в землю. Джек решил, что мальчик не знает английского, а стало быть, не понимает, о чем они говорят с его папой. Впрочем, даже говори Джек и папа по-фински, он не стал бы обращать на них ни малейшего внимания.
Джек все думал – так, ведь парнишке ровно четыре. Надеюсь, он забудет это приключение, забудет, как его разбудили среди ночи и потащили в какой-то отель в пижаме. А может, он запомнит об этой ночи ровно столько, сколько ему расскажут наутро, но ведь его родители не безумцы и не станут ему ничего говорить. Если, конечно, эта ночь не станет поворотным моментом в истории этой семьи; Джек надеялся, что этого не произойдет.
– Наверное, она уже дома, думаю, вы просто разминулись, – сказал Джек мужу Марии Лизы; тот выглядел все более взволнованным.
Мальчишка окончательно зарылся в постель, спросил папу из-под подушек о чем-то.
– Он хочет в туалет, – сказал мужчина.
– Пожалуйста, – ответил Джек.
Снова финский – Джек ничего не понял, кроме непонятного языка, мешали еще и подушки. Но увидел, что муж Марии Лизы не хочет прикасаться к кровати, и помог мальчику выбраться.
Мальчик не стал закрывать дверь в туалет, он писал, пел и говорил сам с собой. Точно так же и Джек много лет назад, переезжая из одного города в другой, писал с незакрытой дверью, разговаривал сам с собой, распевал песенки и не запоминал ни-че-го – кроме того, что ему нашептывала на ухо добрая мама, а она хотела, чтобы он запомнил только то, что было нужно ей.
– Прошу прощения, – сказал Джек несчастному мужу и отцу.
Он не стал ему говорить, что Мария Лиза наврала Джеку, будто он умер и она беременна от анонимного донора; ему и так плохо, не стоит.
– А кто такой Джимми Стронах?
Джек объяснил, что так зовут персонажа в его следующем фильме; он умолчал, что Джимми – порнозвезда и что он сам не только исполнитель главной роли, но и сценарист.
Малыш вышел из туалета, Джек не услышал звука спускаемой воды, а мальчик был чем-то озабочен. Оказалось, он написал в левый карман горнолыжной куртки. Папа сказал ему что-то доброе и подбадривающее на финском. Джек про себя перевел так: «Не огорчайся, все люди время от времени писают в левые карманы своих курток!»
Возможно, Джек Бернс был более аккуратным в четыре года, впрочем Джек сомневался в этом.
Малыш снова попросился к папе на руки, тот тут же подхватил его, мальчик зарылся лицом папе в шею и закрыл глаза, словно собирался заснуть прямо тут. Час был поздний, и он, наверное, заснул бы где угодно в какой угодно позе.
Джек открыл им дверь, надеясь, что муж не станет бросать последний взгляд на расхристанную кровать; разумеется, новоиспеченный рогоносец так и поступил.
Уходя, он сказал Джеку:
– Полагаю, этот ваш Джимми Стронах «плохой парень».
И ушел, а малыш у него на руках напевал песенку по-фински.
Джек пошел в туалет и спустил воду, заметив, что мальчик залил все туалетное сиденье и вокруг него (разумеется, он и не подумал сиденье поднять, как это водится у четырехлетних мальчиков). Джек повторял, как «Отче наш», что ребенок Марии Лизы – нормальный четырехлетний парнишка (вел он себя совершенно нормально) и что он ничего не запомнит об этой ужасной ночи.
Он всю комнату обыскал в поисках бумажки с номером мобильного Марии Лизы; обнаружив ее, он немедленно набрал номер. Стоит ее все-таки предупредить, что муж и сын нанесли ему визит. Мария Лиза сняла
