Радио молчание - Элис Осман

Я киваю.

– А ты хочешь, чтобы люди звали тебя Дэ Суном?

– Да. Понимаю, мама хотела как лучше, но в имени «Дэниел» я чувствую ложь. Возможно, в университете я все-таки его поменяю.

– Иногда я мечтаю о том, чтобы у меня было эфиопское имя, – признаюсь я. – Или хотя бы восточноафриканское… Было бы здорово стать ближе к корням.

Дэниел поворачивает ко мне голову:

– А разве твои родители не?..

– Мама у меня белая, а отец из Эфиопии. Но они развелись, когда мне было четыре. Отец живет в Шотландии, у него там своя семья. Мы часто созваниваемся, но видимся всего пару раз в год. Бабушек, дедушек, теть, дядь и прочих родственников с его стороны я практически не знаю. Мне просто хочется стать к ним ближе… Иногда у меня возникает ощущение, будто я единственная темнокожая в мире. А фамилия моего папы Менгеша. Я бы хотела быть Фрэнсис Менгешей.

– Фрэнсис Менгеша. Звучит неплохо.

– Я тоже так думаю.

– И тогда у тебя были бы инициалы ФМ, как радио.

Мы до сих пор слышим, как в зарослях возится лиса. Кажется, она жестоко расправляется со своей добычей.

Алед лежит возле костра с закрытыми глазами, Дэниел подкатывается к нему, встает на колени, упирает руки в землю по обе стороны его лица и наклоняется. Алед избегает встречаться с ним взглядом, смеется и отталкивает Дэниела.

Я отправляюсь проведать лису, иду на звук к лесной тропинке, отмеченной табличкой Национального треста [16]. Вокруг темно, и мне бы испугаться, но я не испытываю ни малейшего страха.

Я уже рядом с лисой, когда от деревьев отделяется человек и шагает в мою сторону. Вот тут меня пробирает ужас. Ноги подкашиваются, я хочу бежать, но вместо этого свечу вперед мобильным и узнаю Кэрис Ласт, которая почему-то бродит по лесу среди ночи.

– Господи, – выдыхаю я.

Хотя погодите. Это не она. Это просто сон.

Я что, сплю?

– Нет, это всего лишь я, – говорит Кэрис.

Но я бы не удивилась, окажись это Иисус собственной персоной, потому что Кэрис выглядит так, будто спустилась с небес. А может, все дело в фонарике моего мобильного, который подсвечивает ее кожу и платиновые волосы.

Два года назад, в ночь после объявления результатов, мне ничего не приснилось. Все случилось на самом деле.

Мы были на домашней вечеринке. Кэрис ушла гулять в лес.

Почему я сейчас об этом вспомнила?

– Ты что, лиса-оборотень? – спросила я.

– Нет, мне просто нравится гулять по ночам, – ответила Кэрис.

– Бродить одной в темноте – не самая лучшая идея.

– Тогда что ты тут делаешь?

– Вот блин. Подловила.

Может, ничего и не случилось.

Мы пили. В особенности я. Для нас это была не первая домашняя вечеринка. Я постепенно привыкала к тому, что люди как ни в чем не бывало отключаются в самых неподходящих местах или блюют в цветочные горшки. А еще к тому, что группа парней обязательно сидит в саду и курит травку, потому что… честно говоря, понятия не имею, зачем они это делают. Я привыкала к тому, как мои ровесники недолго думая подкатывают друг к другу и тискаются по углам, хотя мне даже смотреть было противно.

Мы с Кэрис возвращались на вечеринку вместе. Было то ли два, то ли три часа ночи. Войдя через калитку на заднем дворе, мы прошли мимо пары человек, которые валялись в траве.

Кэрис весь день была непривычно тихой. Тихой и грустной.

Мы сели на диван в гостиной. В комнате было так темно, что я едва различала лицо Кэрис.

– Что случилось? – спросила я.

– Ничего.

Я решила не давить на нее, но, помолчав немного, Кэрис заговорила:

– Я завидую тебе.

– Что? Почему?

– Как тебе удается просто… скользить по жизни? Друзья, школа, семья… – Она покачала головой. – Как у тебя получается справляться со всем и не лажать?

Я открыла рот, но так и не нашлась, что ответить.

– У тебя намного больше сил, чем ты думаешь, но ты тратишь их впустую, – продолжила Кэрис. – Делаешь, что тебе скажут.

Я по-прежнему не понимала, к чему она клонит, поэтому пробормотала:

– Ты очень странная для пятнадцатилетней девушки.

– Ха. Теперь ты заговорила как взрослая.

– Да это ты вечно ведешь себя так, будто дохрена знаешь о жизни.

– А еще ты материшься, когда напьешься.

– В своей голове я всегда матерюсь.

– У себя в голове мы все на себя не похожи.

– Ты такая…

Внезапно мы оказываемся на лугу за городом. Алед с Дэниелом спят в палатке. Время движется скачками. Как мы сюда попали? Кэрис действительно здесь или мне только кажется? Золотой свет от костра придает ей демонические черты.

– Почему ты такая? – спрашиваю я.

– Я хочу… – Она держит в руке стакан – откуда он взялся? На самом деле все это мне лишь снится. И тогда тоже приснилось. – Просто хочу, чтобы меня кто-нибудь услышал.

Я не помню, когда она ушла и что еще говорила. Помню только, что через две минуты Кэрис встала и сказала:

– Никто меня не слушает.

Мы лежали на полу в гостиной Аледа. Все-таки ночевка в палатке оказалась плохой идеей – мы замерзли, потом у нас кончилась вода, да и писать в кустах – то еще удовольствие. Так что мы вернулись домой. Я, правда, не знаю, как именно это произошло, но факт остается фактом. Помню только, Алед бормотал, что его мама уехала в гости к родственникам на несколько дней. Я еще подумала: неужели она не хотела быть с сыном в его день рождения?..

Дэниел снова уснул – на этот раз на диване, а мы с Аледом устроились на полу, укрывшись одеялами с головой. Свет в гостиной не горел, и я различала в полумраке только бледные глаза Аледа. Из радионебоскреба доносились тихие аккорды синтирока. У меня сердце сводило от того, как сильно я в тот миг любила Аледа Ласта, хотя понимала, что для нас не существует идеального и социально приемлемого способа жить вместе до самой смерти.

Алед перевернулся и посмотрел на меня.

– Ты часто зависала с Кэрис? – едва слышным шепотом спросил он. – Помимо поездок на поезде.

Так мы впервые заговорили о его сестре.

– Если честно, я бы не назвала нас друзьями, – солгала я. – Мы общались, когда я училась в десятом классе, вот и все.

Алед продолжал смотреть на меня. Я заметила, как у него дернулись брови. Мне хотелось узнать, почему он никогда не садился с сестрой в один вагон. Узнать, говорила ли Кэрис обо мне в то лето, когда нам было по пятнадцать. И что она сказала, вернувшись домой в ту ночь, когда я ее поцеловала. Спросить, неужели она до сих пор злится? Знает ли он, как она кричала на меня после поцелуя? Спросить, ненавидит ли она меня? И как долго будет ненавидеть?

И еще мне очень хотелось спросить Аледа, связывалась ли Кэрис с ним после исчезновения, – но я не могла. Как не могла признаться, что она сбежала из-за меня.

Я хотела рассказать ему, что когда-то была влюблена в его сестру и поцеловала ее, потому что ей было очень грустно. Я отчего-то решила, что поступаю правильно, но ошиблась.

– Знаешь… – Голос Аледа оборвался, и где-то с минуту он молчал. – Мама не говорит мне, где Кэрис. И как она.

– Что? Но почему?

– Не