сырую рыбу. И караоке. И тем не менее, – продолжала она, – это лучше, чем принадлежать к племени инуитов. Те сажают своих стариков на плавучие льдины и отправляют их умирать.
– Айона, я сомневаюсь, что современные инуиты так поступают. Фактически уже несколько веков, как они отказались от этого варварского обычая.
– Ладно, давайте сменим тему на более интересную. Поговорим о вас. Вы же вроде как мечтали сменить род занятий. И что, есть сдвиги?
Прищурив глаза, Айона смотрела на него, отчего Пирс почувствовал, будто он находится перед сканером в супермаркете и служащий сейчас объявит, что он пытался утаить неоплаченный товар.
– Если честно, то похвастаться нечем, – сказал Пирс. – Я даже не представляю, как можно пройти переподготовку. Возможно, я уже слишком стар для смены профессии.
Пирсу не хотелось называть настоящую причину, заставившую его так быстро отбросить идею преподавания: полное отсутствие поддержки со стороны Кандиды. Негоже выдавать семейную тайну.
– Чепуха. Мне вы кажетесь ребенком. Держу пари, вам еще нет и сорока. Вам нужно подробно поговорить обо всем с каким-нибудь школьным учителем. Тогда у вас появится внутренний ориентир. В вашем окружении есть педагоги?
Пирс мысленно перебрал всех друзей, собравшихся на последней коктейльной вечеринке Кандиды. Юристы и банковские служащие из Сити, управляющие хедж-фондов, инвесторы, исполнительные директора, руководители корпораций и горстка медийных личностей, приглашенных в качестве вишенок на торте. И ни одного учителя. Учителям опасно появляться на подобных вечеринках. Именитые гости съели бы их заживо, вместе с блинами и копченой осетриной, тэмпурой из креветок и охлажденным винтажным шампанским «Поль Роже». А вышколенные официанты, нанятые Кандидой, даже и глазом не моргнули бы.
– Пожалуй, нет, – ответил Пирс.
Учительница первого класса из школы Минти не в счет. С ней не посоветуешься: велик риск, что о разговоре станет известно Кандиде. И потом, если преподавать, он предпочел бы работать с проблемными подростками, а не с пятилетними детишками из привилегированной школы.
– Мм… – промычала Айона. – Я уверена, такой человек обязательно появится. Говорю по собственному опыту: нужные люди всегда появляются.
– Конечно, – кивнул Пирс, удивляясь, в какой странной, упрощенной вселенной живет его собеседница.
Поезд подошел к станции Сербитон. Банковский служащий Пирс Сандерс вышел на платформу и направился к своей машине, отвечающей его статусу, чтобы ехать в комфортабельный дом, где он жил вместе со статусной женой и детьми.
Этот разговор в вагоне был лишь напрасной тратой времени: его собственного и Айоны. У него имелись проблемы посерьезнее.
Санджей шел по садам, окружавшим дворец Хэмптон-Корт, любовался безупречно подстриженными лужайками, великолепными фонтанами и строгими цветниками. Он чувствовал, как тугие узлы в шее и плечах начинают потихоньку развязываться. Проводя бóльшую часть времени в насквозь пропитанном дезинфекцией, залитом ярким искусственным светом пространстве лондонской больницы, легко забыть, насколько целительно пребывание на природе. Эта красота находилась всего в нескольких милях от дома Санджея, и тем не менее он попал сюда впервые.
Утро выдалось замечательное. Чувствовалось, что зима демонстрирует первые признаки капитуляции перед весной. Над головой синело безоблачное небо, но воздух еще оставался довольно холодным, отчего над озерами стлался низкий туман. Из стылой земли пробивались первые цветы. Подснежники и крокусы, так сказать, прощупывали почву: ну-ка, ну-ка, как там обстановка снаружи?
Санджей ощущал себя одним из волшебных существ сказочной Нарнии, радующихся зримому ослаблению владычества Белой Колдуньи. Кем же он был? Может, бобром. Или фавном. Он бы предпочел быть фавном.
«Лабиринт из живой изгороди на территории дворцово-паркового комплекса Хэмптон-Корт в Лондоне является старейшим из сохранившихся садовых лабиринтов. Он был создан около 1700 года», – вспоминал Санджей прочитанное накануне. Вчера он несколько часов подряд постигал историю дворца и лабиринта, чтобы не выглядеть в глазах Айоны полным невеждой. Ее приглашение по-прежнему удивляло его и даже настораживало. Он никогда еще не отправлялся на прогулку с малознакомой женщиной тридцатью годами старше себя. Одному Богу известно, почему она его позвала и с какой стати Санджей согласился. Когда он находился рядом с Айоной, происходили странные события, повлиять на которые не представлялось возможным.
– Санджей! Идите сюда!
Айона крикнула это так громко, что вспугнула цаплю, которая прежде долго и терпеливо позировала перед японскими туристами, отчего показалась Санджею скульптурой.
Айона ждала его у входа в лабиринт. На ней было длиннополое бархатное пальто изумрудно-зеленого цвета с воротником из искусственного меха, большими золотистыми пуговицами и тесьмой. Пальто вполне соответствовало дворцово-парковому великолепию Хэмптон-Корта, чего никак нельзя было сказать о ее тяжелых черных ботинках «Доктор Мартинс».
– Глядите-ка. – Палец Айоны указывал вдаль. – Никак это Эмми?
У Санджея перестало биться сердце. Он посмотрел туда, куда был простерт указательный палец Айоны. Невероятно. Неужели и впрямь она? Как ни странно, но это действительно оказалась Эмми.
Она находилась еще довольно далеко, и лица девушки Санджей не видел. Но походка явно принадлежала Эмми, которая под гоготание канадских гусей пробиралась между группами туристов. Точно так же она двигалась утром по проходу третьего вагона. Эмми всегда излучала невероятную энергию и оптимизм, как будто желала поскорее добраться до места назначения и словно бы наступающий день был зрелым персиком, ожидавшим, когда его сорвут.
«Откуда у меня все эти странные образы и сравнения?» – изумился про себя Санджей.
Но почему Эмми потянуло сюда именно сегодня? Ответ был очевиден и стоял рядом. Поняв это, Санджей повернулся к Айоне, однако та решительно не желала на него смотреть.
– Эмми! Идите сюда! Мы здесь! – крикнула она.
– Доброе утро, Айона! – произнесла слегка запыхавшаяся Эмми, чьи щеки порозовели на холоде. – Какое фантастическое место. Здравствуйте, Санджей! Не ожидала встретить вас здесь!
– Я тоже не думал, что вы приедете, – сказал он.
Оба повернулись к Айоне, но та нагнулась, зашнуровывая ботинок.
– Вы бывали здесь раньше? – спросила Эмми, улыбаясь Санджею.
– Э-э, нет, – пробормотал он.
Ну не парадокс ли? Все в больнице знали, что Санджей способен разговаривать с кем угодно. Он умел превращать незнакомых людей в друзей, потратив на это меньше времени, чем уходило на покупку чашки чая в автомате. Но всякий раз, оказываясь рядом с Эмми, бедняга немел. Она смотрела на него и ждала дальнейших слов, а Санджею казалось, что его язык раздулся и занял собой весь рот, превратившись в пьяного слизня, от которого никакого толку. Не лучшим образом вел себя и его ум, откуда исчезли все связные мысли. Эмми может посчитать его полнейшим имбецилом. Черт бы побрал Айону с ее неуклюжим сватовством. Могла бы предупредить заранее.
– Айона, мне нравятся ваши ботинки, – сказала Эмми, оставив попытки общения с Санджеем. – Они веганские?
